Диагноз: Любовь

— Я Иоганн из Германии!

— Привет, Иоганн. Я тебя вижу, Иоганн! — Я рассмеялась и помахала ему в ответ.

— Холли, — раздался глубокий баритон из-за моего правого плеча, и я подпрыгнула от неожиданности, когда, обернувшись, никого не обнаружила.

— Да? Я… — Только тут до меня дошло, что я не произносила в этом куполе своего имени.

— Ты, — ответил голос, на этот раз в левом ухе. — Это я, Холли. Обернись.

Я оглянулась, но не знала, куда именно смотреть, и все, что я слышала, это «Э-э-э-эй!» от Иоганна, вопрошавшего, здесь ли я и почему молчу.

— Иоганн, меня тут позвали. Мне нужно идти.

— Холли, я на другой стороне купола. Просто стой на месте, я сам к тебе подойду.

— Подожди, где ты? — спросила я, практически впечатавшись в стену, но ответа не получила.

Возникшей паузы хватило для того, чтобы бормотание, стоявшее вокруг меня, показалось мне тишиной.

— Холли.

На этот раз, когда я обернулась, за моим правым плечом оказался Мэттью Холемби.

От изумления и внезапного облегчения, испытанных мною в этот миг, я так вскрикнула, что мой голос явно побил рекорды вокальных способностей…

Однако Мэттью шагнул вперед и зажал мне рот ладонью, одновременно обнимая другой рукой за плечи.

— Это же собор, Холли. Нельзя кричать в соборе!

Но Мэттью не злился. Он улыбнулся и засмеялся, когда я кивнула, показывая, что буду тихой, после чего отпустил меня. Я обняла его. Крепко обняла. Я и не думала, что так обрадуюсь, увидев знакомое лицо. Увидев его лицо.

— Что ты тут делаешь? — прошептала я.

— Я же говорил тебе. Каждый раз, возвращаясь домой, я захожу в этот собор. А что ты здесь делаешь?

— Я… Играю в туристку.

— Но ты так и не пришла на Трафальгарскую площадь!

— Я проспала, — объяснила я. — И никак не могла успеть к тебе.

— Но утром я звонил тебе три раза! Никто не отвечал.

— Я сплю как убитая, если проработаю всю ночь, — извиняющимся тоном ответила я, но дело испортила улыбка, не сходившая с моего лица, так что сокрушенного извинения не получилось. — Если бы я услышала телефон, обязательно сняла бы трубку. А если бы мой будильник не отключился, я бы приехала… — продолжила я.

К счастью, Мэттью тоже улыбался.

— И что теперь, крошка? — спросил он. — Может, поднимемся на вершину?

Он произнес это с таким жутким американским акцентом, что я не могла не рассмеяться.

Следующие триста шестьдесят восемь ступенек дались нам нелегко. Мы пробирались вверх вместе с огромной толпой школьников, которые прижали нас к ограждению, и нам никак не удавалось оттолкнуться от перил. Наконец толпа немного рассосалась и мы шагнули навстречу ветру, оказавшись на третьем в мире по величине церковном куполе. Перед нами предстал великолепный вид на Лондон, на шпили его церквей, готические башни и бесконечные треугольные крыши.

— Ничего себе, как высоко! — закричал кто-то из детей, протолкавшись к краю.

Мы с Мэттью подошли к ограждению и увидели, как Темза проходит через весь ландшафт города, теряясь из поля зрения за огромным циферблатом на вершине переливающейся золотом башни.

— Эй, вот еще один Биг-Бен! — сказала я.

— Еще один Биг-Бен?

— Отражение часов Балтимора, — сказала я, сунув руку в карман за списком достопримечательностей, которые хотела увидеть. — Теперь его можно вычеркнуть.

— Вычеркнуть? С такой дистанции? — Мэттью непонимающе посмотрел на меня. Потом он взял у меня бумажку со списком и пробежал глазами по пунктам. — Ну что ж, тут большую часть можно вычеркнуть. Тауэрский мост, Вестминстерское аббатство… А Кромвел-роуд здесь зачем? Из-за Музея Виктории и Альберта?

— Музей? Нет. Я всего лишь хотела посмотреть на эту дорогу. Там жили сестры Фоссиль.

— Кто бы они ни были, — заметил Мэттью, — ты, вижу, решила посмотреть все достопримечательности по строгому плану.

— Я об этом думала немного иначе, — сказала я, протягивая руку за своим списком. В этот момент ветер вырвал листок из руки Мэттью, и мы оба проводили взглядом кувыркающийся в воздухе листок, похожий на взбесившуюся птичку.

— Вы мусорите! — заявил один из школьников, указывая на летящую бумажку.

— Это не мусор, это мой план на день! — воскликнула я.

— Извините, — сказал Мэттью, поправляя немного покосившиеся очки. — Он просто выскользнул у меня из руки.

Подхваченный порывистым ветром, листок с аккуратным списком вился вокруг купола. Он поднимался выше и выше и через мгновение, как мне показалось, мог украсить ветровое стекло низко пролетающего самолета. «Как же быстро выскользнувшие из наших рук вещи становятся простым мусором», — подумала я.

Мы молча стояли, глядя на темную грозовую тучу, появившуюся на чистом синем небе.

— Боже, — сказала я, — мне еще никогда не доводилось быть так близко к погоде.

Мэттью посмотрел на меня и, хмыкнув, внезапно расхохотался. Я ничего не могла поделать с собой и присоединилась к нему. Так мы и стояли, двое на вершине мира, и хохотали над капризом погоды.

От собора Святого Павла мы направились к метро и вышли из него на Трафальгарской площади, именно там, где должны были встретиться пять часов назад. Мэттью повел меня смотреть на львов, отмеченных, к слову, в моем списке, который теперь наслаждался свободным полетом над Лондоном.

— А что произошло за эти дни в Сент Кэтрин? — спросила я, когда мы ехали в метро, где нам повезло найти свободные места рядом друг с другом.

— Сейчас расскажу. Помнишь сиделку в интенсивной терапии, Швырли?

Я улыбнулась, понимая, что речь пойдет о Ширли.

— Она бросила курить, отчего превратилась в крайне нервную особу, этакую смерть всему живому. У Ванды новый парень, и теперь она разрисовывает ногти пурпурными сердечками. Мери Ворсингтон решила подать в суд на госпиталь, поскольку ей пришлось работать на два часа дольше, чем это положено при новой восьмичасовой рабочей неделе. Вот, кажется, и все. А вообще-то у нас все как обычно. Если не считать меня, потому что я только-только начал привыкать работать без тебя. Я скучаю по тем временам, когда можно было в любой момент зайти в палату интенсивной терапии и увидеть тебя.

— Я тоже по тебе скучала, — сказала я. И это было правдой. Мне было бы гораздо приятнее работать в реанимации Королевского госпиталя округа Гемпшир, если бы рядом со мной был такой друг, как Мэттью. Тогда бы мне не пришлось все решения принимать самостоятельно. Эд тоже хорош, но с ним я не могу поговорить на узкопрофессиональные темы. К тому же я еще не успела забыть, как легко становится, когда рядом Мэттью.

— Знаешь, встретиться с тобой вот так, посреди Лондона, — сказала я, — это вторая самая странная вещь, что со мной случалась.