Диагноз: Любовь

— Ты станешь тихой, спокойной, просветленной. Ты ничего не будешь хотеть, но все будет принадлежать тебе.

— Все? — удивилась я.

— Ага, — хихикнул Эд, качая головой. — Во всех смыслах этого слова.

— И как нужно стремиться к этому ничто?

Эд пожал плечами.

— Не стремясь ни к чему.

Я перестала жевать, обдумывая услышанное. Как все может стать совершенным? И как это все может принадлежать мне? Если я ничего не хочу, как же мне тогда управлять своей жизнью?

— Откуда ты все это знаешь? — спросила я после небольшой паузы.

— Ты имеешь в виду, что меня отчислили из колледжа? У нас теология шла профилирующим предметом. И я все еще люблю читать книги на эту тему, — ответил Эд, потянувшись за новой порцией соуса.

Я смотрела, как он наполняет тарелку красной массой, и думала, как же я ошибалась в нем. Эд работал санитаром, чтобы оплачивать счета и заниматься музыкой. Я вспомнила школьный дворик и девятилетнего Эдвина Клеменса, отпускающего в небо связку воздушных шаров.

— Это ведь твоя жизненная философия, верно? — сказала я, наблюдая за тем, как он наматывает спагетти на вилку. — Ты хочешь быть ничем… то есть ты ничего не хочешь и ни к чему не стремишься, ты просто ничто… — Я запуталась от волнения.

Эд засмеялся, но без злости, и продолжил откусывать свисающие хвостики макарон.

— Забавные у тебя комплименты.

— Я хочу сказать, что ты хорош сам по себе, без устремлений, — справилась наконец я.

Мы смотрели друг на друга. Мигающий отблеск свечи отражался на темной прядке волос, которая снова выскользнула у него из-за уха. Наступила неловкая тишина, потом мы одновременно улыбнулись. Наши вилки неожиданно столкнулись на середине тарелки.

— Упс, — сказала я.

Эд засмеялся.

— Ты не очень умеешь с этим обращаться, верно?

Глава 12 Уимблдон

Все твои взлеты и падения будут зависеть от взлетов и падений твоих пациентов.

Gaudeamus Igitur. Джон Стоун, доктор медицины

— Меня зациклило на лесбиянках, — сказала Алисия.

Было воскресенье, с прошлых выходных прошла неделя, и теперь мы сидели на «отбеливателях» [26] Уимблдона, предварительно выстояв два часа в очереди за билетами. Алисия произносила это слово как «ошшереть», на французский манер, Ди настаивала на правильном произношении.

26

Дешевые места на открытой спортивной арене. Выражение связано с тем, что на открытых местах солнце «отбеливает» зрителей.

— Буква «ч», — говорила она. — Неужели трудно запомнить?

Получилось так, что я зря тратила энергию и нервы, волнуясь за свою будущую невестку. На следующий день после того, как мы с Эдом готовили соус, Алисия позвонила мне и сказала, что она в порядке и приедет вместе с Роксаной и Ди, как только они снимут себе квартиру в северной части Лондона, а это случится где-то в конце недели. Но они прилетели раньше, несмотря на беременность Ди. Когда я сказала Алисии, что ее кузина на последнем месяце беременности, она ответила:

— Никто же не знает наверняка, когда ей рожать.

Это прозвучало так, словно если твердо верить, что Ди не на девятом месяце беременности, то она и не родит в самолете.

Ну что ж, это сработало, и вот мы здесь втроем, в основном благодаря Алисии. Она уговорила Ди выйти прогуляться, обещая купить ей солнцезащитные очки «Кэт Леди», хотя из-за своего положения Ди была явно не в состоянии смотреть теннисный матч на жаре. Я полностью разделяла ее настроение, но делать было нечего, и мы, обливаясь потом и мечтая о тени, сидели по обе стороны от Алисии, которая выискивала взглядом влюбленных женщин.

— Куда ни глянь, везде я вижу только их, — говорила Алисия, сдвинув очки от Джеки Онассис на кончик носа. — Помните тех женщин, что обнялись на прощание сегодня утром? Лесбиянки. В метро одна девушка попыталась подцепить меня. Да и нас наверняка считают лесбиянками, потому что с нами нет ни одного мужчины.

Я не понимала, как можно принять за лесбиянок девушек, которые спорят о том, кто из теннисистов самый симпатичный. Кипп Линус играл против Майка Марлина; правда, мы не слышали раньше ни об одном из них, однако считалось, что позже Марлин будет играть с Энди Роддиком.

— Большинство мужчин приходят в восторг, наблюдая за женщинами, которые ласкают друг друга, — сказала Ди.

— Это моя мать, Ди! Всех тошнит при мысли о том, что их родители занимаются сексом, а мне приходится бороться с отвращением, когда я представляю, что может вытворять моя мать в своей коммуне с другими женщинами!

— Боже, Алисия! Говори тише, — прошептала я, роясь в карманах в поисках солнцезащитных очков и не замечая, что очки у меня на носу.

Пока Ди жаловалась, что мы не увидим по-настоящему хороших теннисистов, а Алисия разражалась тирадами по поводу своей матери, большинство сидящих неподалеку зрителей смотрели только на нас.

— Неужели это так важно? — спросила я.

— Важно? — повторила Алисия, хмурясь. — Моя мама вышла замуж за отца, хотя знала, что она лесбиянка! Если бы она была честна сама с собой, я вообще бы не родилась.

— Больше всего на свете тетя Мэдди хотела родить ребенка. Она ждала тебя, — попыталась успокоить ее Ди.

— Ты-то откуда знаешь? Ты тогда еще не родилась, — пробурчала Алисия.

— Я все равно не понимаю, почему все это имеет для тебя такое значение. — Ди пожала плечами.

— Потому, Диотима, что я не росла с двумя мамочками, — едко сказала Алисия. — Я росла с папочкой и мамочкой. С мамочкой, которая даже не пыталась показать, что любит меня. Она вообще не хотела иметь ребенка и не могла дождаться момента, когда сможет бросить меня.

— Сколько лет тебе было, когда она переехала в Орегон? — спросила я, воспользовавшись тем, что люди вокруг нас начали аплодировать удачному удару Марлина, внезапно обогнавшему Линуса на одно очко.

— Восемнадцать, — ответила Алисия, едва слышно хлопнув себя по ноге.

— Восемнадцать, — повторила я, отворачиваясь от Киппа Линуса, который был на полпути к поражению. — Разве к тому времени ты не поступила в колледж?

— Но я тогда еще не уехала!

— Давайте уйдем отсюда, — предложила Ди.

— Но мы же только что пришли, — возразила Алисия. — Мы должны досмотреть матч.

— Я умираю от жары, а никто из них даже не популярен! — настаивала Ди.

— Я думала, тебе хотелось прийти сюда сегодня, Ди, — сказала Алисия. — Ты говорила, что, когда проснулась, почувствовала себя хорошо, тебе легко дышалось, словно что-то перестало давить на твои легкие.