Диггер по прозвищу Жгут (Нечто)
Шрифт:
— Больно, — тихо пожаловался Дрюня, и из глаз потекли слезы.
Рост откашлялся.
— Вот что, Дрюня. Или мы едем к врачу, или ты сдохнешь, — в его холодных глазах, впрочем, не было и тени жалости — только голые непоколебимые факты.
Дрюня молчал, вытирая рукавом слезы.
— В больницу его не возьмут, — покачал головой Кеша. — Потребуют медицинский полис, паспорт и так далее. В лучшем случае поместят в приемник-распределитель. А там — пока санобработка, пока справку из милиции получить… В прошлом году одного бездомного машина сбила, так его не взяли, он потом умер. Нужны хоть какие-то документы. Вот в чем суть.
— Суть в подъездах.
— Ты поможешь мне?
Тот засопел.
— Кто ж его возьмет? — спросил он, почесав бороду. — Ни паспорта, ни прописки…
— Возьмут, — отрезал Рост. Он нащупал в кармане девять тысяч рублей — должно хватить. Во всяком случае, потом можно всегда добавить.
Дрюня наконец понял, что шутки закончились, и без уговоров дал себя подготовить к дороге. Сборы, в общем-то, заняли минут пять, бедному собираться — встать да подпоясаться. Единственное, Рост наложил свежую повязку.
— Без нас не пить, — приказал Витек, скорчив зверскую физиономию.
Дорога к трассе заняла больше часа. Дрюня периодически терял сознание, приходил в себя, пытался шутить, придумывая новые стишки, снова вырубался, бредил в забытьи, опять очухивался, плакал, стонал, и так до бесконечности. Уставшие, взмокшие от пота, они вышли на остановку и принялись ловить такси. Не тут-то было! Их колоритная троица напрочь отбивала у частников желание притормозить, и еще минут сорок они одиноко топтались у дороги, плюясь и посылая проклятия чуть ли не всем проносящимся мимо машинам. В конце концов возле них остановилась мятая «четверка», из которой высунулся пенсионер в белой кепке. После недолгих торгов Дрюню погрузили в машину. Рост вложил в мозолистую руку Витька мокрые от пота купюры.
— Этого должно хватить… оставь себе на обратную дорогу. Я не поеду.
— Ладушки, — не стал уточнять нюансы Витек. Взяв деньги, он с изумлением уставился на них, будто Рост протянул ему говорящий огурец.
— Ну ты… даешь, — выговорил он, в голосе проскальзывали нотки уважения. — Ждите, — он запрыгнул на переднее сиденье, и «четверка», громыхая и стуча цилиндрами, медленно тронулась с места.
39
Какое яркое солнце. Облаков нет и в помине, небо, матово-синее, постепенно переходило в мягко-голубое, почти молочное у горизонта. Едва видный самолет медленно чертил на синеве белоснежную дугу. Словно кто-то мелом по небу ведет. Куда летят люди, находящиеся внутри этой железной птицы? И о чем они думают?
Юра поймал себя на мысли, что за все лето в этот день погода показала себя с самой лучшей стороны. В день похорон.
На кладбище очень мало народа. Вмиг постаревшая Надежда, две подруги (одна из них та самая соседка), и он, Юра.
Вторая дочь Надежды на похороны не приехала.
— АЛИСА, — шептал Юра обветренными губами. — Ты моя. Только моя.
Подошли трое могильщиков, все молодые ребята. Запахло застоявшимся потом. Привычно поплевав на руки, один из них ловко закрепил ремень под гробом, двое других продели петли с другой стороны. Пока они опускали гроб, Юра снова посмотрел вверх. В небе парила чайка, она жалобно кричала, будто просила о помощи.
Тихо вскрикнула Надежда — у рабочих соскочила одна петля, и гроб неуклюже завалился набок. Внутри раздался звук, словно что-то перевернулось.
— Пожалуйста, аккуратнее, — едва слышно проговорила она. Рабочие равнодушно поправили гроб и стали вытаскивать
из-под него ремень.— Теперь родственники должны кинуть по три горсти земли, — заученным голосом пробасил один из них, закуривая.
По мере того как крышка гроба исчезала под слоем земли, Юра чувствовал поднимающуюся откуда-то изнутри черную ненависть к самому себе.
Проклятое Ясенево. Проклятое 2 июня.
На негнущихся ногах он подошел к Надежде и встал перед ней на колени.
— Что ты, что ты, Юрочка, встань, — испуганно забормотала она, пытаясь поднять юношу.
Сначала он не поверил. «Второй морг. Приезжай».
Какой второй морг? Зачем приезжать?! И ЧТО он там увидит?
Надежда положила трубку, и он остался один на один со страшной загадкой: КТО? Инна? Или?..
Нет, он даже не хотел думать об этом… С кем-то из них произошло несчастье. Но с кем?
После смерти Алекса даже сама мысль о таком кошмарном совпадении казалась чудовищно нелепой — как такое может произойти? В один день? Этого просто не может и не должно произойти… потому что это невозможно. Такое бывает, ну, в книжках или второсортных фильмах ужасов…
Он думал все, что угодно — ошибка, жестокая шутка (он не успел хорошо запомнить голос Надежды и точно не знал, она ли это), галлюцинации, наконец. Оглушенный новостью, он как сомнамбула сел в машину и понесся в морг.
Он мчался, и ему казалось, что из него вытекает жизнь, сцеживается капля за каплей, так усыхает цветок, которому не хватает живительной влаги.
Когда он оказался у морга, Надежде стало плохо, и ее приводили в чувство в приемной.
— Поехали, Юра, — она погладила его по голове. Он встал на ноги, по лицу скатилась одна слезинка. Только одна. Одна маленькая слезинка.
К Юре подошел могильщик, который говорил про горсти земли.
— Слышь, командир, — сказал он, вытирая об штаны испачканные руки. — Отблагодарить бы ребят… Положено так.
— Сколько? — отсутствующим голосом спросил Юра. Молодой парень назвал сумму, раза в три превышающую обычную в данном случае плату, но Юра безропотно вытащил смятые купюры и, не глядя, сунул их тому в руку. Могильщик и двое его помощников моментально испарились.
Они с Надеждой отправились домой одни, поддерживая друг друга, как старики. Анна Сергеевна, соседка Надежды, сказала, что зайдет позже.
— Только я ничего не готовила, — слабо улыбнулась Надежда. Она убрала выбившуюся прядь волос, и Юра вспомнил, что это жест Алисы.
— Я сейчас все куплю, — ровно сказал он, следя за дорогой.
— Нет-нет, — торопливо сказала женщина. — Ты и так… много для нас сделал…
— Я ничего не сделал, — резко оборвал ее Юра. — Я должен был находиться тогда с вами… с Ней.
Надежда отвернулась, и он понял, что она снова плачет.
Кошмарная новость оказалась правдой. Надежда все еще была в забытьи, и он решил сам пройти внутрь. С ним вышел поговорить врач. Юра слышал, что его рот произносил слова, и ему казалось, что произносил он их очень четко и ясно, но вряд ли он имел хоть какое-то отношение к этим словам. Рот просто хлопал, как старые ставни на ветру.