Дикари Гора

– Не вмешивайся, - ещё раз предупредил торговец.

– У него явные симптомы обезвоживания, - сказал я.

Я видел подобное в Тахари, и на своём собственном опыте, представлял какие страдания, сопровождаю этот вид пытки.

– Не делай этого, - попросил Грант.

Осторожно, зажав бурдюк под мышкой, и придерживая рукой, я поднёс его ко рту юноши. Жидкость булькала под кожей.

Парень набрал немного воды в рот, и я убрал бурдюк. Он посмотрел на меня, и внезапно, с ненавистью, повернул голову в сторону и выплюнул воду в траву. За тем он снова откинулся на спину, в прежнее положение, и закрыл глаза. Я встал.

– Оставь его, - предложил Грант.

– Он гордый, - сказал я, - гордый, как настоящий воин.

– Ты ничем ему не сможешь помочь, только продлишь его мучения.

– В чём смысл этого копья, и зачем его обмотали тканью? – поинтересовался я.

– Это - копье воина. Разве Ты не видите, что это за ткань? – удивился он.

– Мне кажется, что это часть добычи взятой с обоза, - предположил я. Ткань была белой, и она как казалось, не была одеждой мужчины.

– Ты, прав. Но разве Ты не видишь, что это? – обратил моё внимание Грант.

Я присмотрелся внимательнее.

– Это - женское платье, - наконец понял я.

– Именно.

Я возвратился к вьюкам моей грузовой кайилы, и положил бурдюк на место.

– Мы должны идти своей дорогой, - нервно сказал Грант. – Здесь были Ваниямпи, из различных загонов.

Я помнил, что мы получили эту информацию ранее от Ваниямпи, с которыми мы разговаривали. Это, казалось, также, тревожило Гранта. Что его беспокойство было очень обоснованно, я убедился позже. Но в тот момент, я ещё не осознавал его значения.

– Ты что творишь!
– закричал Грант.

– Мы не можем его оставить здесь, вот так, - сказал я, и присел около парня, доставая свой нож.

– Не убивай его, - попросил мой товарищ.
– Это – должны сделать прерии, жажды, голод или дикие слины.

– Остановись!
– вскричал Грант.

Но мой нож уже разрезал кожаный ремешок, державший левую лодыжку парня с привязанной к жерди.

– Ты ничего не понимаешь в Прериях, - кричал торговец.
– Оставь его в покое. Не вмешивайся!

– Мы не можем оставить его здесь умирать.

– Ваниямпи так и сделали бы.

– Я не Ваниямпи, - напомнил я.

– Посмотри на копье, на платье, - просил он.

– В чём их значение?

– Он не поддерживал своих товарищей по оружию, - объяснил Грант.
– Он не присоединился к ним на тропе войны.

– Я понял.

Тот, кто отказывается бороться, предоставляя другими вести бой вместо него, тот, кто предоставляет другим рисковать вместо себя, подчас смертельно, тогда как именно его обязанностью было принять и разделить эти риски. Почему-то для таких людей, другие, являются менее особенными и драгоценными чем он. Не мне судить о моральных качествах такого человека. Отвратительная эксплуатация окружающих, скрытая в таком поведении, кстати, редко замечается. Действительно, не требуется большой храбрости, чтобы быть трусом. Подобное поведение, распространённое на всё общество, конечно, приведёт к разрушению такого сообщества. Таким образом, как это ни парадоксально, но только в сообществе храбрых трус может процветать. Своим процветанием он обязан тому самому обществу, которое он предает.

– Но копьё не сломано, - обратил я внимание Гранта.

– Нет, - ответил тот.

– Какому племени принадлежит это копье? – спросил я.

– Кайила, - ответил товарищ.
– Это видно по способу крепления наконечника, и боковыми красными метками около него на древке.

– Понятно.

Мой нож уже закончил резать ремни на левой лодыжке парня.

Тогда я переместился к ремням правой его лодыжки.

– Стой!
– приказал Грант.

– Нет.

Сзади и выше меня раздался скрип натягиваемой тетивы арбалета, потом стук болта уложенного на направляющую.

– Ты действительно хочешь оставить один из своих болтов в моём теле? – невозмутимо, спросил я Гранта, не оборачиваясь.

– Не вынуждай меня стрелять.

– Мы не можем оставить его здесь умирать.

– Я не хочу стрелять в тебя, - простонал торговец.

– Не бойся, - успокоил я своего товарища.
– Ты не будешь этого делать.

Я услышал, как болт покинул направляющую, и щелчок сброса натяжения пустой тетивы.

– Мы не можем оставить его здесь умирать, - повторил я, и занялся путами на левом запястье юноши.

– Ваш друг должно быть глубоко переживает за Вас, - вдруг заговорил краснокожий паренёк, на гореанском.
– Он не убил Вас.

– Ты всё же говоришь по-гореански, - улыбнулся я.

– Вам повезло иметь такого друга, - сказал парень.

– Да, - не мог не согласиться я.

– Вы знаете, что Вы делаете?
– спросил юноша.

– Вероятно, нет.

– Я не встал на тропу войны, - объяснил он.

– Почему же? – поинтересовался я, занимаясь своим делом.

– Я не ссорился с Пересмешниками, - ответил он.

– Это дела твои и людей твоего племени.

– Не освобождайте меня, - вдруг попросил он меня.

Я задержал свой нож.

– Почему?

– Я привязан здесь не для того, чтобы быть освобожденным.

Я не ответил на это, и мой нож дорезал путы на его левом запястье. Через мгновение было покончено и с ремнями правого запястья.

– Я - раб, - горько произнёс он.
– Теперь я - Ваш раб.

– Нет, - успокоил я его.
– Ты свободен.

– Свободен?! – Парень был поражён.

– Да. Я освобождаю тебя. Ты свободен.

– Свободен? – переспросил он, оцепенело.

– Да.

Он со стоном перекатился на бок, будучи едва в состоянии шевелиться, а я встал, и вложил в ножны свой нож.

– Ну что ж, Ты всё-таки сделал это, - хмуро глядя на меня, произнёс Грант.

– Ты же знал, что мы не могли просто оставить его здесь умирать, -сказал я.

– Я? – удивился мой товарищ.

– Да. Зачем ещё Ты приехал бы на этот холм?

– Ты думаешь, что я слаб?

– Нет. Я уверен, что Ты силён.

– Мы - идиоты, - хмуро сказал он.

– Почему?

– А Ты посмотри вон туда и туда, - показал он.

С трёх направлений к нам приближались три группы верховых воинов, приблизительно по пятнадцать или двадцать мужчин в каждой, высокие на своих кайилах, и свирепые в своей раскраске и перьях.

– Слины, Жёлтые Ножи и Кайила, - перечислил Грант.

– Ты - Кайила, не так ли?
– спросил я освобождённого парня.

– Да, - ответил он.