Дикарка у варваров. Песнь Сумерек
Шрифт:
— Ладно, ладно! — я миролюбиво подняла ладони. — Хочешь, чтобы доела — доем.
Взяв палочки, демонстративно щёлкнула ими в воздухе, потянулась к миске, и, извернувшись, опрокинула её содержимое прямо под ноги монаху.
— Упс… — сокрушённо вздохнула. — За неловкость тоже наказываете? А за дыхание?
По рядам пронёсся звук, будто все одновременно выдохнули и… тихое хрюканье, как если бы кто-то пытался подавить смех, но ему это не удавалось — не иначе Вэй. А лицо «сверчка» словно окаменело. Не сводя с меня немигающего выгляда, он повелительно произнёс:
— Собери это.
— Для чего? — подозрительно прищурилась я. — Чтобы потом
— Собери, — голос монаха снизился ещё на пол тона, став похожим на шипение змеи.
— Позволь мне, мастер Пенгфей, — снова вмешалась Киу. — Это всё — моя вина.
— Ничего подобного, — фыркнула я. — Откуда тебе знать, сколько я ем? Хорошо, соберу, так и быть, — и, вскинув глаза на монаха, предупредила:
— Но только попробуй потом сказать, чтобы я это съела!
Снова приглушённое хрюканье. И мастер Пенгфей вскинул голову, будто радуясь возможности сорвать злость на ком-то ещё:
— Кому это кажется смешным?
Подхватив вторую чашечку и наклонившись к высыпанному рису, я, не удержавшись, подняла голову — неужели у хрюкающего хватит глупости назваться? Хватило… И им действительно оказался Вэй. Поднявшись со своего места, он почтительно сложил перед собой кисти рук, как недавно делала Киу, и склонил голову. Но я успела заметить дрожавшие в сдерживаемой улыбке уголки губ. Заметил это и мастер Пенгфей.
— Ты тоже будешь наказан, — грозно нахмурился он.
— Да что за произвол, в конце концов! — возмутилась я, поспешно собрала рис и встала. — И после этого называешь себя учителем? Вместо того, чтобы всё объяснить — вообще-то, я в вашей реальности недавно — начал давить меня авторитетом, а теперь ещё и наказываешь всех подряд! И за что?
— Не говори ничего… — тихо простонала Киу. — Это — непочтение к учителю, карается очень сурово…
— Почтение? — хмыкнула я. — Пусть «учитель» сначала его заслужит. Одно звание не даёт на него права автоматически, — и, качнув миской с рисом, между прочим добавила, — пойду выброшу.
Я уже направилась к выходу, стараясь не обращать внимания на ошарашенные взгляды адептов, когда за спиной раздался негромкий голос:
— Остановись.
Замедлив шаг, я обернулась. Седобородый монах, сидевший посередине, поднялся со своего места и коротко скомандовал:
— Всем выйти. Кроме тебя, — взгляд удлинённых глаз остановился на мне.
Я вздохнула, неуверенно покосилась на Фа Хи, но он на меня не смотрел. Хорош защитник, уверявший, что никто здесь не причинит мне вреда! Адепты послушно встали, подхватили свои мисочки, подносики и засеменили к выходу. Проходя мимо, Вэй едва ощутимо толкнул меня плечом и подмигнул. За учениками вышли и учителя — все, кроме Фа Хи и «сверчка». Когда трапезная опустела, пожилой монах обратился ко мне:
— Подойди.
Я двинулась к нему и, поставив на стол миску — наверняка сейчас будет разборка, не держать же её в руках всё время — остановилась в нескольких шагах от него.
— Как твоё имя?
— Мулан.
— Я — Сянцзян, тьяньши[2] этого монастыря. Ты теперь — часть нашей общины и должна следовать установленным здесь правилам, нравятся они тебе или нет.
— Ничего не имею против правил, — миролюбиво проговорила я — в отличие от «собрата», старик вызывал симпатию. — Но нельзя требовать их исполнения, не сказав, в чём они заключаются.
— Верно, — согласился он. — Но так же верно, что нельзя оскорблять неуважением старшего, как сделала ты на виду у всех.
Я скосила глаза на «сверчка»,
едва заметно вскинувшего голову, и пожала плечами.— Я считаю, уважать нужно всех, независимо от возраста. Моё неуважение было лишь ответом на неуважение ко мне.
Старик вздохнул и посмотрел на Фа Хи.
— Ты был прав, брат. Привести в равновесие духов в этом теле будет нелегко, но мы сделаем всё, что сможем, — и снова перевёл взгляд на меня. — Очевидно, твоя реальность сильно отличается от нашей. В ней следуют другим порядкам и законам. Но ты больше не в ней и достаточно умна, чтобы понять: течение вещей здесь не изменится, чтобы подстроиться под тебя. Меняться придётся тебе. Чтобы принять новое, его нужно сначала узнать, и я дам время познакомиться с нашим укладом. Это не значит, тебе простится всё — будет лишь оказано снисхождение, в допустимых рамках. Но по истечении трёх месяцев, с тебя будут спрашивать, как со всех. Считаешь это справедливым?
— Наверное, — неуверенно отозвалась я.
— Твоё поведение за трапезой было непозволительным, и я бы подверг тебя наказанию, не задумываясь — если бы не заступничество брата Фа Хи.
И когда интересно, брат Фа Хи успел за меня заступиться? Когда они, вообще, успевают всё обсудить, не разговаривая? Телепатически? Чревовещанием?
— Ты должна извиниться перед братом Пенгфеем, — продолжал тьяньши. — И, если он примет твоё извинение, об инциденте будет забыто.
[1] Шифу — вежливое китайское обращение к учителю.
[2] Тьяньши — патриарх, глава общины в даосском монастыре.
Я мысленно фыркнула. Удобная позиция: сказать, что против наказания, и тут же переложить решение на «брата Пенгфея», который уж точно так просто обо всём не забудет!
— А что с остальными? Киу и… Вэй? К ним тоже проявят снисхождение?
— Наказание «остальных» касается только их.
— Я-то думала, тут всё построено на братстве. Что ж, если обращение «брат» — пустое слово…
— Не пустое для других, пока пустое для тебя, — терпеливо проговорил старик. — Может, это изменится, может — нет. А сейчас — довольно пустословия.
Мне самой уже надоело это представление. Я повернулась к «сверчку», ожидавшему извинения, и поклонилась, сложив перед собой ладони, как делали Киу и Вэй.
— Извини, если обидела, я лишь защищалась. В следующий раз обещаю доесть всё, что положу в миску, — и вздрогнула, когда сухие, как осенние листья, ладони монаха коснулись моих.
Разомкнув мои руки, он сжал мою правую кисть в кулак и втиснул её в ладонь левой — я сделала наоборот — и, чуть опустив этот «замок» к уровню моей дифрагмы, кивнул.
— Значит, извинение принято? — уточнила я.
— Научись говорить меньше, — подал голос Фа Хи.
Я кашлянула и, на всякий случай поклонившись ещё раз, двинулась к выходу.
— Еда на столе, — снова донёсся до меня голос Фа Хи.
Совсем про неё забыла… Вернувшись, подхватила полупустую миску, хотела спросить, есть ли на территории монастыря собачка или кошечка, но, глянув на сосредоточенные лица монахов — они будто пытались прочитать мои мысли на русском — передумала. Развернулась и потрусила прочь из трапезной. Ещё бы знать, как выбраться из лабиринта коридоров… Свернула в один, потом в другой и чуть не подпрыгнула, когда передо мной, словно призрак, возник Фа Хи.