Дикая принцесса

Я лучше знаю. Я, блядь, знаю, что лучше точно так же, как я знал, что лучше не лишать ее девственности на том чертовом пляже, но тогда у меня хотя бы было оправдание, что я обоснованно думал, что мы умрем. Теперь у меня нет такого оправдания. Если я сделаю это сейчас, то это будет сознательное решение, что я увезу дочь Рикардо Сантьяго в Бостон, тщательно оттрахав ее всеми способами, которыми только можно оттрахать женщину, и я надеюсь, что это не будет иметь никаких долгосрочных последствий ни для кого из нас.

— Нет. — Это слово словно вытягивают из меня, и израненное выражение ее лица ничуть не помогает.

Я провожу рукой по волосам, борясь с неясным ощущением слишком большого количества пива, с пульсирующим чувством в джинсах и с тем, что больше всего на свете я хочу повалить Елену обратно на эту кровать и всадить в нее свой член так основательно, чтобы она несколько дней чувствовала мой вкус и ощущала меня каждой своей частью. Я хочу трахать ее до тех пор, пока она не перестанет ходить. Я хочу, чтобы она никогда, никогда, блядь, не забывала, как я чувствуюсь в каждой ее частичке.

— Елена, послушай меня. — Я смотрю на нее, стараясь выбирать слова так, как только могу в данных обстоятельствах. — Это не то, что должно произойти, если бы это произошло. Ты пьяна и можешь пожалеть об этом утром. Я бы не стал лишать тебя девственности в первый раз, если бы ты была пьяна, и я не буду делать этого сейчас, когда ты пьяна и можешь...

— Я делаю вызов. — Она вскидывает подбородок в столь знакомой мне манере, и я бросаю на нее взгляд, чувствуя внезапный, беспричинный прилив гнева.

— Черт возьми, Елена! — Я огрызаюсь на нее более резко, чем хотел, и мне становится не по себе, когда она отшатывается, ее глаза расширяются. — Тебе нужно перестать относиться к этому как к игре, — продолжаю я, немного понизив голос.

— Левин... — Она начинает тянуться ко мне, но я уже встаю с кровати, голова и член пульсируют, и я достаю рубашку и натягиваю ее через голову.

— На сегодня с меня хватит, — твердо говорю я ей и направляюсь к двери.

Когда я наконец отодвигаю комод от двери и выхожу на улицу, идет дождь. Я стою под навесом, глядя на пустую парковку, и роюсь в кармане в поисках пачки сигарет. Я редко курю, эту привычку я бросил много лет назад, еще до Лидии, но всегда держу при себе одну пачку на случай, когда мне захочется. Сейчас, когда мой член болит и каждая клеточка моего тела кричит о том, чтобы вернуться внутрь к ней, мне нужна гребаная сигарета.

Ночь соответствует моему настроению: прохладно для начала лета, сыро и тоскливо. Я прикуриваю сигарету, делаю глубокую затяжку и пытаюсь найти в себе решимость поскорее вернуться к ней и сказать, что мы больше не можем так поступать. Больше никакой выпивки. Больше никаких поцелуев. Больше никаких прикосновений, заставляющих друг друга кончать, но не доводящих до конца. Потому что в конце концов... В конце концов, я снова сломаюсь и кончу в нее. От одной этой мысли мой член дергается в ширинке, умоляя освободиться. И как только я трахну ее несколько раз, и она снова попросит в задницу...

— Блядь! — Громко застонал, я сделал еще одну глубокую затяжку и выпустил дым в дождь. Мне нужно вернуть ее в Бостон, а потом принять гребаную ледяную ванну, и, может быть, когда между нами будет достаточно таких случаев и достаточно городов, я наконец смогу оставить это в прошлом.

Для нее, говорю я себе, это будет не так сложно. Она хочет меня сейчас, потому что трахаться со мной, это что-то новое и волнующее, и я удовлетворяю ее романтические порывы. Но когда она окажется в Бостоне со своей семьей, когда целый город мужчин ее возраста будет выстраиваться в очередь, чтобы встречаться с ней, она будет рада, что не влюбилась в мужчину на двадцать лет старше ее, который подарил ей первый вкус удовольствия.

Она будет рада, что не отдала мне все.

Я просто должен продержаться достаточно долго, чтобы вернуть ее домой, и тогда я смогу вернуться к... К чему именно? спрашиваю я себя, чувствуя, как на меня наваливается тоскливое уныние, когда я выдыхаю очередную порцию дыма. Своей работе по подготовке убийц и шпионов для Виктора? Бесконечному параду безликих женщин в моей постели? Ночам, проведенным за пьянством?

После смерти Лидии в моей жизни не было ничего хорошего, и я это знаю. Я трачу много времени на то, чтобы забыть об этом, с помощью дорогого алкоголя и дорогих женщин. Что есть хорошего, так это то, что я пытался помочь другим женщинам, оказавшимся в такой же ситуации, как она: Ане, Саше, а теперь и Елене.

Но я не должен был трахать Елену.

Я прижимаю одну руку ко лбу и задумчиво провожу пальцами по волосам, делая очередную затяжку сигареты.

Легче уже не будет.

Дождь усиливается, пока я стою и докуриваю сигарету до фильтра, пока она почти не обжигает пальцы, когда я стряхиваю ее и растираю под каблуком. Даже никотина недостаточно, чтобы сжечь вожделение, все еще пульсирующее во мне. После стольких лет я наконец-то нашел кого-то, кто заставляет меня вернуться к жизни, и это девушка, к которой я никогда не должен был прикасаться.

Не то чтобы я хотел начать все сначала.

Чувство вины захлестывает меня, густое и удушливое, и я уже готов потянуться за очередной сигаретой, когда дверь со щелчком открывается, и я оглядываюсь, чтобы увидеть выходящую Елену.

— Ты должна быть внутри, — резко говорю я ей, но она идет ко мне, полностью игнорируя это.

— Я хотела извиниться, — мягко говорит она, вставая рядом со мной под навесом и глядя на меня сверху. — Я не хотела толкать тебя. Я новичок во всем этом, не только в сексе, но и во всем остальном, и я хочу тебя. Я знаю, что это не очень хорошее оправдание, но это единственное, которое у меня есть.

Что-то в мягкой искренности ее голоса останавливает меня. Я смотрю на нее сверху вниз, на ее мягкие карие глаза лани, обращенные к моим. У меня такое чувство, будто сердце перестало биться в груди, будто дыхание перехватило в легких, будто весь мир перестал вращаться, и остался только этот единственный момент, прежде чем все это разрушится.

— Я знаю, что это сложно, — шепчет она. — Я знаю, что все будет по-другому, когда мы вернемся в Бостон. Я не так молода, не так невинна и не так наивна, чтобы не понимать этих вещей. Но сейчас все неопределенно… за исключением этого.

Она делает шаг ко мне, прижимает руки к груди, и я вижу, как дождь бьет по ее затылку и стекает по плечам. Когда она легонько толкает меня обратно к стене, я говорю себе, что иду, потому что это избавит ее от дождя. Не потому, что, когда я упираюсь в нее, она оказывается так близко ко мне, что почти касается меня, и не потому, что есть какое-то странное, пьянящее удовольствие в том, что женщина прижимает меня к стене, возможно, впервые в жизни.

— Я просто хотела извлечь максимум пользы из ситуации, в которой мы оказались, — пробормотала она, переводя взгляд с моих глаз на губы. — И прямо сейчас я знаю, что хочу тебя.