Дикая стая

— Я еще ничего для себя не решил. Не хочу спешить. А уж если надумаю, то сам, без чужой помощи, — глянул на бабу с насмешкой.

Та поняла.

— Так ты не хочешь? А я думала, обрадуешься! Ну, смотри, прокидаешься! Больше не предложусь. Ко мне что ни день в хахали возникают. Тебе не ровня, даже начальники. Ты против них во всем слабак.

— Зачем меня, а не их обсчитала? Иль тоже не согласились с твоей мечтой? — съязвил Гоша и влез в брюки, надел рубашку.

Люба натянула платье и, оглянувшись на поселенца, обронила вполголоса:

— Нету от тебя проку. Ни в чем! Вовсе скис! — неторопливо оделась и вышла из дома в ночь, прикрыв за собою дверь.

О продолжении отношений не говорили. Не стало смысла. Они расстались молча и навсегда.

Гоша целыми днями пропадал на своем участке. Расчищал реку и притоки от коряг и затонувших деревьев, готовился к предстоящему нересту рыбы.

Домой возвращался по сумеркам. Он сам себя за жал работой, чтобы быстрее скоротать время, считал его уже не на дни, на месяцы и радовал что путь к воле становится короче.

Милиция Корнеева не могла застать дома. По ленец уходил на реку с рассветом, когда поселок е спал. Ложился в постель, когда во всех окнах у было темно.

Время шло быстро, но однообразно. Гоша себя загнал в жесткие рамки и работал, сократив отдых до предела. Изредка он появлялся в магазин набирал продуктов и снова спешил на реку. Корнева никто не гнал туда, никто от него ничего не требовал. Поселенец убегал из дома от своего одиночества. Здесь, на реке, он был нужен, а вот в поселке и дома — никому. Никто не ждал его, не приглашал в гости, не назначали встреч, и мужик постепенно дичал, научился разговаривать с лодкой, рекой, птицами. Выходя на берег отдохнуть, гладил дерево. Шутил с ними по-своему. Завидев бурундуков, кормил их сахаром и предупреждал, уговаривая каждого:

— Гляди ж, рыжий змей, не попадай в бабьи лапы. Не то обсчитают и тебя! Разуют, разденут, не спросив согласия. Так ты уж лучше холостякуй, как Слышь, чумарик? На хрен нам бабы? Одна морок от них! — добавлял такое, что бурундук сахаром д^– вился.

Гошка после Любки и вовсе перестал доверят бабам. В пекарню не ходил. Хлеб покупал в магазине, а встречаясь с пекарихой, отворачивался, словно никогда не был с нею знаком. Баба презрительно поджимала губы, но задеть Гошу побаивалась, знала, может облажать круто.

Поселенец долго ждал звонка Ольги, но та не спешила объявляться, и мужик поверил, что забыла она его. Но однажды вернулся домой и только сел поужинать, зазвонил телефон. Гоша был уверен, что это участковый. Он взял трубку и услышал голос Оли:

Привет, лапушка! Как ты там, кореш? Не забыл меня? Узнал?

– Ольга, что так долго не объявлялась? — дрогнул голос человека.

— Надоедать не хотела.

— А я все время ждал! Думал, что забыла меня Совсем.

— Ну, что ты! Каждый день вспоминаю!

— И все матом? — улыбнулся Гоша.

— Зачем так? Скоро путина, начнется нерест. Береги себя, слышишь? Я очень хочу, чтоб ты выжил. Не лезь «в бутылку» с поселковыми. Закончи сезон спокойно. Дай возможность провести отпуск у тебя, Гоша.

— Хорошо! Я постараюсь ради этого, — пообещал Ольге.

Они еще долго говорили, обменивались новостями, обсуждали наболевшее. Когда закончили разговор, трубку класть на рычаг не хотелось.

— Оль, так хочется увидеть тебя! Соскучился как по родной сестренке. Веришь?

— Я тоже, — услышал тихий ответ. — Одно утешает, когда начнется нерест, время полетит вприскочку. Не только недели, месяцы не заметишь. До осени оглянуться не успеешь. Лишь бы у тебя все благополучно обошлось. Я звонить буду! И ты не теряйся. Если не в общагу, хоть на работу мне брякни. Договорились? Запиши мой номер, — продиктовала и, попрощавшись, положила трубку.

А через неделю Гошка сел в лодку и только вывел ее на середину реки, увидел «гонцов» горбуши, первый косяк рыбы. Он был небольшим и все же пробился «уже к самому поселку. Гоша улыбался. Радовался, наконец-то дождался начала, и теперь осторожно вел лодку следом за косяком.

Рыба шла по расчищенному руслу реки без препятствий, легко подплыл косяк к перекату, и тут Гоша увидел, что рыбины не пошли в обход по глубокой

воде. Они пробивались по гальке, протискиваясь между камней, перескакивали мелководье. Спешили к нерестилищам, откуда три года назад вышли в вот оно, это место! Песчаное дно усеяно мелкой галькой. Сколько таких искусственных нерестилищ сделал поселенец своими руками! Пусть ни все обживут горбуша и кета, хотя бы часть, но и такое в рад человеку, все не зря старался.

«Надо в устье наведаться, чтоб не перегороди пограничники своими сетями путь косякам. До «большой рыбы» уже не больше недели осталось. Так говорила Ольга. А она тут работала, знала что и как тут проходит, — видит Гошка, как большая серебристая горбуша ткнулась в песок, пока не выкопала ямку. Рядом с ней в томительном ожидании — самец, торопит подругу, подталкивая в бока, чтоб та поторопилась выпустить икру.

«Ишь, хмырь горбатый, туда же! В мужики прибился. Детвору заиметь вздумал! Хотя, что собой представляешь? Глянь на себя, черт пучеглазый! Куда спешишь? Ведь вот справишь свое мужское и отстанешь хвост как последний фраер! Помянуть станет некому. И если б не мальки, кому ты сдался б? 3ачем жил? — задумался человек о своей судьбе.

У тебя мальки останутся, а у меня и головастиков будет. Все мимо прошло, пролетело через штанин Вот и посуди, кто с нас нужней и от кого проку больше. Ты свою бабу аж из морей сюда привел, а у мен одни отставки», — махнул рукой досадливо и почуствовал на себе чей-то взгляд.

Корнеев оглянулся на берег, увидел старика Селюкина. "Тот позвал Гошу:

— Заруливай ко мне! Обмоем начало путины! — показал бутылку водки.

Гоша подвел лодку к берегу, вышел, присел рядом. Селюкин вытащил из кармана стакан, налил, подал поселенцу.

— Пей, — предложил негромко.

Неохота! Да и работа есть, управиться б к вечеру и отказался от угощения.

Гош, поговорить хочу с тобой.

Валяй!

Сам знаешь мою семью. Одних мужиков четверо, да жены, столько ж будет. Внуков уже имеем, заработки — пыль.

— Что хочешь от меня? Я твоих детей и внуков № стружил. Сам нарожал? А зарплаты теперь всюду жидкие.

— Так ты помоги!

— Чем?

— Не секи нас! Дай возможность наловить рыбы. Конечно, не горбушу. Следом за ней кета пойдет. К зиме запасти хочу, все ж не единой картошкой давиться. Детей жаль, сами уж ладно, — вздохнул тяжко.