Дикая

Я никогда не ступала ногой на АМ, но много слышала о нем от мужчин в Кеннеди-Медоуз. Этот маршрут был ближайшим родственником МТХ — и все же во многих отношениях его противоположностью. Около двух тысяч человек планировали сквозное прохождение АМ каждое лето. И хотя только паре сотен из них удавалось добраться до конца, это все равно было намного больше, чем какая-нибудь сотня дальноходов, отваживавшихся ступить на МТХ за год. Туристы на АМ проводили большую часть ночей в кемпингах или в оборудованных местах групповой ночевки, рассеянных вдоль маршрута. На АМ точки пополнения припасов стояли ближе друг к другу, по большей части в настоящих городках — не чета тем, которые были расположены рядом с МТХ и часто представляли собой не что иное, как почту, бар и крохотный магазинчик «в одном флаконе». Я представила себе австралийских молодоженов на АМ, которые ели чизбургеры, запивая их пивом в пабе в паре километров от тропы; которые спали но ночам под деревянной крышей. Возможно, собратья-походники уже придумали им прозвища — еще один обычай, который чаще соблюдали на АМ, чем на МТХ, хотя и у нас тоже было заведено давать людям прозвища. В половине случаев, когда Грэг, Мэтт и Альберт рассказывали о Бренте, они называли его Пацаном, хотя он был всего на пару лет младше их. Грэга то и дело называли Статистиком, потому что в его памяти хранилось огромное множество фактов и цифр, касавшихся маршрута, да кроме того, он еще и работал бухгалтером. Мэтт и Альбер были Скауты-Орлы, а Дуг и Том — Мальчики-Мажоры. Я не думала, что у меня было какое-то прозвище, но подозревала, что если оно и есть, то я не хочу знать, что это за прозвище.

Я заказала миску зеленого салата и тарелку картошки фри — два пункта в меню, которые были достаточно дешевы и удовлетворяли мои самые глубинные желания.

Трина, Стейси, Брент и я поужинали в баре, примыкавшем к магазину в Белдене. После того как я расплатилась за душ, стирку, лимонад, пару закусок и разных мелочей, у меня осталось что-то около четырнадцати долларов. Я заказала миску зеленого салата и тарелку картошки фри — два пункта в меню, которые были достаточно дешевы и удовлетворяли мои самые глубинные желания, расходившиеся в двух противоположных направлениях: мне хотелось одновременно свежего и хорошо прожаренного. Все это вместе обошлось мне в пять долларов, так что теперь у меня осталось девять, чтобы продержаться на маршруте до следующей коробки с припасами. Она ждала меня в 215 километрах отсюда, в государственном Мемориальном парке «Водопады МакАртур-Барни». Там был магазин товаров по сниженным ценам, который позволял туристам, путешествующим по МТХ, воспользоваться им как пунктом пополнения припасов. Я уныло пила свою воду со льдом, пока другие потягивали пиво. За едой мы обсуждали предстоящий отрезок маршрута. Судя по всему, значительные участки его были блокированы снегом. Симпатичный бармен услышал наш разговор и подошел, чтобы сказать нам, будто ходят слухи, что национальный парк Лассен-Волканик по-прежнему погребен под пятью метрами снега. На дорогах проводятся взрывные работы, чтобы открыть их хотя бы ненадолго во время туристического сезона.

— Не желаете выпить чего-нибудь покрепче? — спросил он меня, поймав мой взгляд. — За счет заведения, — добавил бармен, заметив мое замешательство.

Он принес мне бокал холодного пино гри, наполненный по самый ободок. Отпивая его маленькими глотками, я почувствовала мгновенное головокружение от удовольствия — точно такое же, как накануне вечером, когда пила «гавайскую отвертку». К тому времени как принесли счет, мы решили, что, выйдя утром из Белдена, будем придерживаться дорог, проделанных внедорожниками и расположенных на самых малых высотах. Потом пройдем около 80 километров по МТХ, после чего поймаем попутку, минуем занесенный снегом отрезок маршрута в национальном парке и вновь встанем на тропу в месте, которое называлось Олд-Стейшен.

Мне пришло в голову, что с тех пор как встала на маршрут, я ни разу не заплакала. Как такое может быть? Это казалось невозможным, но так и было.

Когда мы вернулись в лагерь, я уселась на свой стульчик и стала писать письмо Джо на листке бумаги, вырванном из дневника. Приближался день его рождения, а от вина во мне проснулась тоска по нему. Я ни о чем в письме не вспоминала. Сидела, грызя ручку, думая о тех вещах, которые могла бы рассказать ему об МТХ. Казалось, невозможно будет заставить его понять все, что случилось со мной за месяц, прошедший с тех пор, как мы виделись в Портленде. Мои воспоминания о прошлом лете казались такими же чуждыми, каким мое описание этого лета показалось бы ему. Так что я просто ограничилась длинным рядом вопросов, интересуясь, как у него дела, чем он занимается, с кем проводит время и удалось ли ему совершить тот побег, на который он намекал в открытке, посланной мне в Кеннеди-Медоуз, и слезть с иглы. Я надеялась, что удалось. Надеялась не ради себя, но ради него. Сложила письмо и сунула его в конверт, который дала мне Трина. Сорвала несколько диких цветов с лужайки и вложила их внутрь, прежде чем запечатать.

— Схожу отошлю письмо, — сказала я остальным и, подсвечивая себе налобным фонариком, пошла по траве и протоптанной в глине тропинке к почтовому ящику, который висел на дверях закрытого магазина.

— Эй, красавица! — донесся до меня мужской голос, когда я опустила письмо в прорезь ящика. Я видела только горящий кончик сигареты на темном крыльце.

— Привет, — ответила я неуверенно.

— Это я, бармен, — проговорил мужчина, делая шаг вперед, чтобы я могла увидеть его лицо в слабом свете своего фонарика. — Как тебе понравилось вино? — спросил он.

— А, это ты! Привет. Да, понравилось, и это было очень мило с твоей стороны. Спасибо!

— Я пока еще работаю, — проговорил он, стряхивая пепел сигареты в урну. — Но скоро закончу. Мой трейлер стоит прямо через дорожку. Если хочешь, приходи, устроим вечеринку. Я могу принести целую бутылку того пино гри, которое тебе понравилось.

— Спасибо, — проговорила я. — Но мне завтра рано вставать, утром мы уходим.

Он еще раз затянулся сигаретой, кончик которой ярко мигнул. Я наблюдала за ним некоторое время после того, как он принес мне вино. На вид ему было около тридцати. И он отлично выглядел в своих джинсах. Почему бы мне не пойти с ним?

— Что ж, у тебя есть время подумать об этом. Если вдруг передумаешь… — сказал он.

— Мне завтра предстоит пройти тридцать километров, — ответила я, как будто это что-то для него значило.

— Ты могла бы переночевать у меня, — ответил он. — Я отдам тебе свою кровать. Я-то могу поспать и на диване, если хочешь. Спорим, постель — это классно, после всех тех ночей, которые тебе пришлось провести на земле?

— Все мои пожитки вон там, — махнула я рукой в сторону лужайки.

Я шла обратно в лагерь, взволнованная, в равной мере обеспокоенная и польщенная его интересом, временами меня пронзала стрела отчаянного желания. К тому времени как я вернулась, женщины уже закрылись на ночь в своих палатках, но Брент еще не спал, он стоял в темноте и глядел на звезды.

— Красиво, правда? — шепнула я, тоже поднимая взгляд к небу. И в этот миг мне пришло в голову, что с тех пор как встала на маршрут, я ни разу не заплакала. Как такое может быть? После всех моих слез это казалось невозможным, но так и было. Осознав это, я едва не разрыдалась, но вместо этого засмеялась.

— Что ты увидела смешного? — спросил Брент.

— Ничего, — пожала я плечами и взглянула на часы. Четверть одиннадцатого. — Обычно к этому моменту я уже сплю без задних ног.

— Я тоже, — сказал Брент.

— Но сегодня спать совершенно не хочется.

— Это потому, что мы переволновались, попав в город, — сказал он.

Мы оба рассмеялись. Весь день я наслаждалась компанией женщин, благодарная за такие разговоры, какие мне ни разу не случалось вести с тех пор, как я начала свой поход. Но, как ни странно, Брент казался мне ближе всех, пусть даже только потому, что был как-то привычнее, что ли. Стоя рядом с ним, я осознала, что он напоминает мне брата, которого, несмотря на разделявшее нас расстояние, я любила больше всех на свете.

— Нам надо загадать желание, — сказала я Бренту.

— А разве не нужно дождаться падающей звезды? — удивился он.

— Традиционно — да. Но мы можем придумать новые правила, — возразила я. — Например, я хочу, чтобы у меня были ботинки, от которых не болят ноги.

— Но ведь произносить желание вслух нельзя! — воскликнул он расстроенно. — Это все равно что не вовремя задуть деньрожденные свечки! Нельзя говорить никому, какое у тебя желание. Теперь оно не исполнится. У тебя же на ногах живого места нет!

— Вовсе не обязательно, — повторила я нетерпеливо, хотя у меня было неприятное чувство, что он прав.

— Ладно, я свое загадал. Теперь твоя очередь, — сказал он.

Я уставилась на звезду, но разум мой лишь прыгал от одной мысли к другой.

— Ты во сколько завтра снимаешься с места? — спросила я.

— С первыми лучами.

— Я тоже, — сказала я. Я не хотела прощаться с ним завтра утром. Мы с Триной и Стейси решили идти и ночевать вместе в течение следующей пары дней, но Брент двигался быстрее нас, и это означало, что он пойдет один.