Дикая
Шрифт:
— Попробуй — увидишь, что это вкусно, — возразил Гай.
Я отпила глоток. Вкус был невероятный, но в хорошем смысле. Это было лучше, чем сидеть на улице под холодным дождем.
— Ням-ням! — сказала я, может быть, немножко слишком воодушевленно. — Думаю, ребятам тоже хотелось бы попробовать. Хотите, ребята? — спросила я снова, подходя к дивану.
— Конечно, — сказали они хором, хотя Гай и виду не подал, что слышал это. Я протянула бокал Рику и примостилась между ними. Теперь мы все четверо сидели рядком в плюшевой стране чудес у огня, между нами не было ни сантиметра свободного места, и роскошное тело Рика боком прижималось ко мне. Камин пылал перед нами, как наше личное солнце, поджаривая нас досуха.
— Если хочешь поговорить о самоубийстве, дорогая, то я тебе расскажу о самоубийстве, — проговорил Гай. Он подошел, встал передо мной и облокотился на каминную полку.
— К несчастью, нам тут частенько приходится иметь дело с самоубийствами. Правда, именно это и делает мою работу интересной, — продолжал Гай, и в глазах его полыхнуло оживление, а нижняя часть лица по-прежнему скрывалась за полотенцем. Шейкер, описав круг, вернулся ко мне. Я сделала глоток и снова отдала его Рику — и дальше по кругу, словно это была гигантская жидкая самокрутка. Пока мы пили, Гай рассказал нам в натуралистических подробностях об одной сцене, которую ему случилось видеть, когда какой-то мужчина вышиб себе мозги из карабина в ближнем лесу.
— Я имею в виду, эти его мозги разлетелись повсюду, — невнятно рассказывал он сквозь полотенце. — Больше, чем ты можешь себе представить. Подумай о самой отвратительной вещи, которую способна вообразить, Шерил, а потом представь ее.
Он стоял, глядя только на меня, как будто троих парней вообще здесь не было.
— И не только мозги. Еще и кровь, и кусочки черепа и кожи. Во все стороны. Все стены в домике были забрызганы.
— Не могу себе даже представить, — проговорила я, болтая лед в шейкере. Теперь, когда он опустел, парни предоставили его в мое полное распоряжение.
— Хочешь еще глоточек, горячая штучка? — спросил Гай. Я отдала ему шейкер, и он унес его в кухню. Я повернулась к парням, и мы обменялись многозначительными взглядами, а потом разразились смехом, стараясь смеяться как можно тише, продолжая нежиться в тепле очага.
— Я могу тебе рассказать еще об одном случае, — сказал Гай, возвращаясь с полным шейкером. — Только на этот раз было убийство. Убийство человека. И никаких мозгов, зато много крови. Целые галлоны крови, я бы сказал. ВЕДРА крови, Шерил!
И так далее, весь вечер.
После этого мы вернулись в лагерь и постояли кружком возле наших палаток, ведя полупьяную беседу в темноте. Но снова начался дождь, и у нас не осталось иного выбора, кроме как расстаться и пожелать друг другу спокойной ночи. Забравшись в палатку, я увидела, что у дальней ее стенки образовалась лужица. К утру она превратилась в небольшое озерцо; мой спальный мешок промок. Я отжала его и оглядела палаточный городок, ища место, где можно было бы его развесить на просушку, но это было бесполезно. Он бы только еще больше намок, поскольку дождь продолжался и явно вознамерился перейти в ливень. Я взяла его с собой, когда мы с ребятами пошли в магазин пить кофе, и стала развешивать возле печки.
— А мы придумали тебе маршрутное прозвище, — сказал Джош.
— Да? И что это за прозвище? — спросила я неохотно, наклонившись к своему спальному мешку, словно он мог защитить меня от того, что Джош хотел сказать.
— Королева МТХ! — сказал Ричи.
— Это потому, что люди всегда хотят тебе что-нибудь подарить и что-нибудь для тебя сделать, — добавил Рик. — А нам они никогда ничего не дарят. Ради нас они палец о палец не ударят.
Я выпустила из рук мешок, уставилась на них, и все мы хором рассмеялись. Все это время, пока меня осаждали вопросами о том, не боюсь ли я, женщина, идти по маршруту в одиночку — предполагая, что одинокая женщина представляет собой легкую добычу, — на меня сыпался один добрый поступок за другим. Не считая жутковатого приключения со светловолосым мужчиной, который забил мой фильтр илом, и той пожилой парой, которая изгнала меня из палаточного городка в Калифорнии, я ни разу не сталкивалась ни с чем, кроме душевной щедрости. Этот мир и населявшие его люди за каждым поворотом встречали меня с распростертыми объятиями.
Забравшись в палатку, я увидела, что у дальней ее стенки образовалась лужица. К утру она превратилась в небольшое озерцо.
Словно по наитию, старик, стоявший за кассой, наклонился вперед.
— Юная леди, я хотел сказать вам, что если вы захотите остановиться у нас еще на одну ночь и обсохнуть, мы позволим вам занять одну из этих хижин практически бесплатно.
Я обернулась к парням с вопросом в глазах.
Не прошло и пятнадцати минут, как мы уже забрались в хижину, развешивая наши промокшие спальные мешки по пыльным стропилам. Хижина состояла
из одной отделанной деревянными панелями комнаты, которую почти полностью занимали две двуспальные кровати на допотопных металлических рамах, начинавшие скрипеть, стоило хотя бы облокотиться на постель.Когда мы разместились, я вернулась к магазину, чтобы купить что-нибудь перекусить. А когда переступила его порог, внутри, возле дровяной печи, стояла Лиза. Лиза, которая жила в Портленде. Лиза, которая все лето отправляла мне почтовые посылки. Лиза, к которой я должна была приехать через неделю!
— Привет! — завопила она, и мы заключили друг друга в объятия. — Я так и знала, что ты будешь здесь примерно в это время! — сказала она, едва мы оправились от потрясения. — Мы решили приехать сюда и посмотреть, как у тебя дела. — Она обернулась к своему бойфренду Джейсону, и мы пожали друг другу руки. Я пару раз видела его в те дни, когда собиралась уезжать из Портленда к МТХ — они тогда только начинали встречаться. В этой встрече с людьми из моего прежнего знакомого мира было нечто сюрреалистическое — и немного печальное. Я была рада видеть их обоих, и при этом немного разочарована. Казалось, их присутствие приближает конец моего похода, подчеркивая тот факт, что хотя мне потребуется неделя, чтобы добраться до Портленда, в действительности до него всего 145 километров езды на машине.
К вечеру все мы набились в пикап Джейсона и поехали по петляющим лесным дорогам к горячим источникам Бэгби. Бэгби — это своего рода рай в лесу: трехуровневый ряд деревянных палуб, которые поддерживают ванны разной конфигурации с проточной горячей водой, текущей из ручья в двух с половиной километрах к северу от придорожного туристического лагеря в национальном заповеднике Маунт-Худ. Это не деловой центр, не курорт и не место организованного отдыха. Это просто купальни, куда может прийти любой человек в любое время дня и ночи, чтобы бесплатно понежиться в природной горячей воде под древними сводами дугласовых пихт, тсуги и кедров. То, что такое место может существовать на свете, казалось мне еще менее реальным, чем Лиза, стоящая в магазинчике у озера Олалли.
Я была рада видеть их и при этом немного разочарована. Казалось, их присутствие приближает конец моего похода.
И это место в тот момент принадлежало безраздельно нам одним. Мы с ребятами зашли на нижнюю палубу, где длинные, вырубленные вручную купальни, огромные, как лодки, сделанные из цельных стволов кедров с выдолбленной серединой, стояли под высокими и просторными деревянными сводами. Мы раздевались, а дождь мягко шуршал, стекая по буйным кронам больших деревьев, которые окружали нас со всех сторон, и в полумраке мой взгляд невольно цеплялся за их обнаженные тела. Мы с Риком залезли в соседние ванны, повернули краны и даже застонали, когда горячая, насыщенная минералами вода стала подниматься вокруг нас. Я вспомнила, как принимала ванну в отеле Сьерра-Сити, прежде чем идти через снег. То, что я оказалась здесь сейчас, когда мне осталось идти всего неделю, было как-то удивительно уместно, словно я пережила трудный и прекрасный сон.
По дороге к Бэгби я ехала на переднем сиденье вместе с Лизой и Джейсоном. А когда мы возвращались к озеру Олалли, я забралась в кузов вместе с ребятами, чувствуя себя чистой, согревшейся и блаженной, растянувшись на футоне, который покрывал дно грузовика.
— Кстати, это же твой футон, — сказала Лиза, прежде чем захлопнуть за нами дверцу. — Я достала его из твоего грузовичка и положила сюда на случай, если мы решим переночевать здесь.
— Добро пожаловать в мою постель, мальчики! — сказала я наигранно сладострастным тоном, пытаясь скрыть, как меня расстроило то, что это действительно была моя постель — футон, который я не один год делила с Полом. Мысль о нем приглушила мое экстатическое настроение. Я еще не прочла письмо, которое он прислал мне, несмотря на ставшую привычной радость, с которой обычно вскрывала свою почту. Вид его знакомого почерка в этот раз заставил меня медлить. Я решила прочесть его, когда вернусь на тропу. Вероятно, потому, что понимала, что не смогу тут же написать ему ответ, вылить на бумагу необдуманные и страстные слова, которые все равно больше не были правдой. «В своем сердце я всегда буду замужем за тобой», — сказала я ему в тот день, когда мы подали документы на развод. Это случилось всего пять месяцев назад, но я уже сомневалась в том, что сказала ему тогда. Моя любовь к нему была бесспорной, чего не скажешь о моей верности. Мы больше не были женаты, и, устраиваясь рядом с Тремя Молодыми Пижонами на постели, которую я некогда делила с Полом, я почувствовала, что принимаю это. Ощутила своего рода ясность в том месте своей души, где была прежде полная неуверенность.