Диккенс и Теккерей

Каков же этот «хороший муж»?

«Плохая жена выйдет из Беатрис Эсмонд, думал Генри, если только её муж будет рангом ниже принца. Она была рождена, чтобы блистать на пышных ассамблеях, украшать собою дворцы и королевскую свиту, чтобы повелевать и плести политические интриги, а не сидеть дома за починкой чулок для детей бедняка мужа!.. Она была принцесса, хоть и не имела за душой ни шиллинга».

Юная Беатрис, тем не менее, весьма неглупа и способна на меткие характеристики. Вот как она, став фрейлиной королевы Анны, толкует о докторе Свифте: «Ох, уж эти пасторы! Ненавижу их всех! Есть тут один ирландец, жалкое созданье! Ни одного воскресенья не пропустит, чтобы не побывать при дворе, где осыпает меня комплиментами. Жуткий тип! Если хотите знать, каковы они, пасторы, понаблюдайте за ним, послушайте его речи. Все они одинаковы, епископы, или бонзы, или индийские факиры. Все норовят повелевать, все стращают грядущим царствием Божьим и ждут, чтобы все мы валились на колени и просили у них благословения. А злословят, святоши, хуже всякого придворного, хуже любой зловредной старухи. Я слышала, как этот м-р Свифт на днях зубоскалил над мужеством милорда герцога Мальборо. Ха! Презренный дублинец! Только потому, что его светлость в немилости и эта дерзкая болтовня может дойти до слуха её величества и ласкать слух миссис Мэшем!»

Великий Джонатан Свифт показан в романе эпизодически, глазами Генри Эсмонда. «Он смотрел бы на меня с должным любопытством, будь я знатной титулованной особой со звездой на мундире. При дворе доктор обращал взгляд лишь на именитейших вельмож. Он писал для них сатиры, воевал с их врагами, бичевал и задирался ради служения им — надо сказать, довольно искусно... Теперь, говорят, он утратил былой интеллект, позабыл свои ошибки и свою ярость против человечества. Я всегда считал его и Мальборо величайшими личностями своего времени. Здесь, среди наших тихих лесов, я читал его книги (кто же их не читал?) и представлял себе этого гиганта, одинокого поверженного Прометея, вопиющего, покуда ястреб терзает его... Я не любил этого мистера Свифта и много слышал о его обращении с людьми. Он мог льстить знатным и задирать слабых, и мистер Эсмонд, более молодой и пылкий, нежели теперь, был исполнен решимости при встрече с этим драконом не бежать от его зубов и огнедышащей пасти». Эсмонд описывает две свои встречи с гениальным ирландцем. При первой сатирик, приняв его за мелкого клерка, ведёт себя с ним вызывающе пренебрежительно. Вторая встреча происходит в высшем свете. «Доктор нахмурился, покраснел и так сконфузился, что в течение всего обеда едва ли вымолвил хоть одно слово: этого Голиафа ума мог порой сразить и мелкий камешек».

Вполне вероятно, что эти сцены навеяны автору его рассуждениями в лекции о Свифте: «Хотелось бы нам встретиться с ним в жизни или нет? Я был бы счастлив чистить обувь Шекспира, только бы жить в его доме, иметь возможность преклоняться перед ним... Я был бы счастлив в молодости жить в Темпле рядом с Филдингом, слышать как он болтает, отпускает шутки за завтраком или за кружкой лёгкого пива... Но Свифт? Он оскорблял человека, делая ему одолжение, доводил женщин до слёз, ставил гостей в дурацкое положение, изводил своих несчастных друзей и бросал пожертвования в лицо беднякам. Нет, настоятель не был ирландцем — ирландцы всегда помогали людям с добрым словом на устах и с открытым сердцем».

Но в той же лекции Теккерей называет этого жёлчного сноба «величайшим гением». И герой-рассказчик, вслед за своим создателем, тоже по-своему справедлив к нему: «Свифт, глумившийся над всем человечеством, и над собою не в последнюю очередь, — пишет Эсмонд, — имел дар преданности своей партии и любил своих вождей, обращавшихся с ним хорошо, и после их падения».

В книге более или менее подробно прописаны многие реальные исторические лица: генералы Мальборо и Уэбб, политик и философ Болинброк, поэты Аддисон и Стил и др.

Если воины Мальборо и Уэбб обрисованы с большей или меньшей долей уважения [17] , то никто из политиков этой чести автором не удостоен.

«Каждый политик, — пишет Теккерей, — как Локит и Пичем, ньюгэйтские главари из „Оперы нищих“, позже написанной м-ром Гэем, владеет некими документами и свидетельствами, способными отправить другого на виселицу, и не смеют пускать это своё оружие в ход лишь потому, что у их ближнего в кармане лежит подобное».

Претендент на престол, Джекоб Стюарт, на которого Эсмонд долгое время работает, оказывается волокитой, пьяницей и картёжником. «И за таких-то смертных нация готова страдать, партии ведут борьбу, а воины проливают кровь на поле битвы!» — горько восклицает автор мемуаров.

17

О Мальборо, впрочем, Теккерей как-то в частной беседе сказал: «отпетый негодяй». Уэббу в романе «повезло» больше — не потому ли, что этот генерал приходился Теккерею дальним родственником?

Разумеется, и сам писатель, и его современники не могли не задумываться о личностях своих лидеров. [18] Как и над такими вопросами: «Есть ли в Англии общественный деятель, безоговорочно верящий в свою партию? И есть ли такой сомневающийся, который бы не сражался за нее?» Есть тут о чём задуматься и нынешнему читателю.

Теккерей уже в этой книге снисходителен к человеческим порокам.

«Ах, никто не знает ни силы своей, ни слабости, — пишет его герой, — пока их не выявит случай. Если есть у человека причины стыдиться иных мыслей своих или деяний, то, безусловно, есть и такие, память о которых вселяет в него гордость: прощённые обиды, подавленные искушения и трудности, преодолённые терпением».

18

Результатом долгих раздумий писателя о судьбах своей страны стали спустя четыре года исторические очерки «Четыре Георга».

И мачеха Гарри, вдовствующая виконтесса Каслвуд, безусловно, высказывает точку зрения самого автора своим метким замечанием: «Многие святые обрели Рай после того, как у них появилось множество поводов для покаяния».

Кажется, со всеми недостатками людей способен смириться писатель и его герой. Может быть, только одной категории рода человеческого не в состоянии принять Теккерей: самодовольной посредственности. Не потому ли так язвительна его характеристика Тома Ташера, однокашника Гарри по колледжу, впоследствии ставшего викарием в Каслвуде! Поначалу кажется, что сравнение персонажей не в пользу главного героя: Гарри любит покутить в кабачках — Том не пропускает лекций; Эсмонд ищет истину, сомневается в выборе веры — Ташер «никогда не позволял своему рассудку свернуть с предначертанного университетом пути». Но вот Теккерей добавляет новые штрихи к портрету «пай-мальчика» и освещает его образ новым светом:

«Честный Том никогда не предавал товарища, если у того был влиятельный друг: он обладал естественной тягой к великим. Не лицемерие заставляло его льстить, а склад ума, всегда добродушного, услужливого и подобострастного».

«Гарри позволял себе увиваться за всеми девятью музами, потому не заслужил особой благосклонности ни одной из них, тогда как Том Ташер, который имел к поэзии склонности не больше, чем какой-нибудь пахарь, тем не менее, упрямым постоянством и раболепием перед Каллиопой добился премии и определённой репутации в университете и колледже в качестве награды за свою учёность», хотя «любил шутку, если, по счастью, понимал её, и охотно участвовал в попойке, особенно если за неё платил другой, а в компании был какой-нибудь молодой лорд».

Достойно внимания, что позже, в «Виргинцах», Теккерей сообщает читателю о браке Ташера и Беатрис Эсмонд и о получении этим пошлым карьеристом епископского сана...

Итак, писателя интересуют не столько исторические события, сколько мотивы человеческих поступков. Между тем, убеждая читателя не искать в его сочинении описания битв и других исторических событий, Эсмонд-Теккерей на деле столь ими увлечён, что к нему вполне можно отнести слова о Гомере, вложенные им в уста Джозефа Аддисона: «Перечисление кораблей у Гомера всегда были для меня утомительны; во что бы превратилась поэма, если бы писатель вздумал перечислять имена всех капитанов, лейтенантов и рядовых!»

В беседе Гарри с Аддисоном находит дальнейшее развитие антивоенная тема, звучавшая в «Барри Линдоне» и «Ярмарке тщеславия».

«Восхищаюсь вашим искусством, — говорит Эсмонд поэту. — Полная убийств кампания превращается в военную музыку, словно сражение в опере, а крики невинных жертв обретают гармонию, когда наши победоносные гренадеры входят в деревни. Да знаете ли вы, что это было за зрелище!.. Какой такой триумф вы торжествуете? Какие позорные и страшные сцены разыгрывались под начальством нашего командующего, спокойного, словно он не от мира сего! Уверен, что наш вождь не более обращал внимание на крики младенцев, чем на блеющие стада. А наши головорезы с одинаковым пылом проливали кровь тех и других. Мне стыдно было за своё ремесло, когда я смотрел на чинимые ими на глазах у всех ужасы. В ваших лощёных стихах вы создаёте величавый образ улыбающейся победы. Говорю вам, это дикий, искажённый, вульгарный идол! Варварский, кровавый, отвратительный. Вы, великие поэты, должны показывать войну, какой она есть: уродливой и жуткой, а не красивой и безмятежной. Сэр, прими вы участие в кампании, поверьте, вы никогда бы не стали её воспевать!»

А в другом месте автор мемуаров пишет о другой кампании: «Мы находили населённые пункты, гарнизон которых составляли инвалиды, женщины и дети. Они были бедны в результате этой бедственной войны, а нашей задачей было грабить этих голодающих несчастных, последнее выметать из их закромов и срывать с них последние лохмотья. Нас послали в экспедицию, целью которой были убийство и грабёж. Наши солдаты совершали деяния, о которых честному человеку стыдно вспомнить».

Мемуары Эсмонда — это рассказ умудрённого жизнью человека,осознавшего тщетность своих былых возвышенных и честолюбивых устремлений. Это взгляд на жизнь и самого Теккерея — мудреца, приемлющего этот свет таким, каков он есть (за исключением войны), иронически усмехающегося над людскими слабостями и над возможной бессмысленностью своего утверждения добра и благородства.