Дикое Сердце 1 часть

– Вы не будете его преследовать! Я буду мешать вам всеми способами! Буду бороться всем оружием!

– Будьте осторожны, чтобы они не обернулись против вашего Ренато.

– Он не мой и никогда им не будет! – воскликнула Моника в откровенном отчаянии. – Но вы не сделаете того, что намереваетесь, не увезете Айме из дома, потому что я способна убить вас!

Хуан снова взял ее за руки, крепко сжав их сильными и широкими ладонями, и смотрел на нее секунду, впервые чувствуя в ней женщину, в то время как на его лице отразилось что-то наподобие улыбки:

– Таким образом понятно: вы любите Ренато. Из-за него готовы угрожать смертью. Не думал, что вы способны на такое. В вас есть мужество, чтобы убить этими мягкими белыми руками, на которых ногти, как когти, насколько я вижу. Знаете, что вдруг мне показалось любопытным? Без сомнений, вы красивая. Особенно сейчас, извиваясь, как дикая кошка, полностью потеряв облик настоятельницы. Ай, хищница!

Хуан отпустил ее. Моника яростно вонзила в него зубы и убежала, а он, удивленный, останавливал кровь, насмешливо проговорив:

– Демоны со святой!

– Моника, дочка, что стряслось? Что с тобой? Ты устала?

– Да, мама, очень устала.

С усилием Моника, мягко поддерживаемая дрожащими руками матери, встала. Они находились в ее спальне, и сеньора Мольнар только что обнаружила ее стоящей на коленях на кровати, со сложенными ладонями и погруженным в них лицом, как будто в обмороке. Она была в таком состоянии уже долгое время, с того времени как вернулась после встречи с Хуаном. Краска стыда прилила к щекам, когда мать устремила на нее вопрошающий взор. Голова склонилась с ужасным ощущением, что обвинение Хуана оставило на ней видимый отпечаток. Она подрагивала, сотрясалась и мучилась, думая, что глаза того человека проникли в самую глубь ее души, словно она была перед ним обнаженная и, возможно, она была такая же перед остальными. И ей показалось, что она увидела упрек в усталых печальных глазах матери, затуманенных слезами, которая пожаловалась:

– Не представляешь, как я мучаюсь, что тебе приходится страдать из-за сестры. Ты могла бы быть счастлива на выбранном тобой пути, но тебе приходится страдать. Может быть, я плохо поступила, когда попросила тебя защищать сестру.

– Ты не поступила плохо. Думаю, она не хочет, чтобы ее защищали.

– Что она сказала тебе? Ты говорила с ней?

– Нет, я говорила с Хуаном Дьяволом, который не отказывается от того, что он называет сведением счетов, местью. Уверяет, что Айме любит только его; грубо приказывает мне уйти с дороги. И иногда мне кажется, что этот человек имеет все основания оскорблять меня.

– Он оскорбил тебя?

– Он словно тигр во время брачного периода. Он любит ее, любит, чувствуя, что обстоятельства загнали его в угол, и как тигр защищается. Но дело не в этом, мама, он внушает мне не страх. Это… не знаю, не знаю…

– Но ты ведь была решительна, непоколебима. Что он мог тебе сказать такого, чтобы так изменить тебя? Каким образом он мог угрожать?

– Это была не угроза, это была просто ужасная правда.

– И что же он имеет против тебя? У тебя всегда была сила, необходимый моральный авторитет. Твое поведение, достоинство, чистота…

– Моя чистота… – горько повторила Моника.

– Почему ты так говоришь, дочка? Ты меня пугаешь!

– Нет, мама, не волнуйся. Мое тело чисто. До сегодняшнего дня я шла ценой чистоты и достоинства, но иногда чувство рождается, словно ядовитое растение, корни которого переплетаются в душе, разлагая ее. Иногда я думаю, что мы должны были далеко сбежать, убраться подальше, найти, как я когда-то мечтала, покой. Покой для моей души в глубине монастыря или могилы!

– Что ты говоришь? Почему так изъясняешься?

– Я не должна так говорить, ты права. Не должна говорить с тобой таким образом. Но этот человек…

– Что происходит с этим человеком? Он плохой, правда? Злодей, стремящийся принести нам несчастье.

– Иногда он не кажется мне плохим. Думаю, он страдает, он страдал в своей жизни столько, что добровольно убил в сердце сострадание и жалость. Думаю, он любит Айме, и как же любит! По-другому, но также сильно, как и Ренато. Что есть в ее душе и плоти, что она так овладевает сердцами мужчин?

– Но это же ее несчастье! Разве не видишь, дочка? Она лишь рабыня своих страстей, безумств. Если ты позволишь ей изменить своему долгу, кто знает, куда она докатится? Меня она не слушает; и у меня нет таких слов, которые смогли бы подчинить ее. Не дай ей совершить безумство, потом ее слезы будут бесполезны. Дочка, я рассчитываю на тебя. Рассчитываю на то, что ты из-за любви к сестре…

– А если не из-за любви к сестре? – прервала ее Моника. – Если другая любовь толкает меня на это?

Моника посмотрела прямо в лицо матери. Словно столкнулась с собственной совестью, словно с ужасом показала кровоточащую рану в глубине души, которую обнаружил Хуан, тем самым обезоружив ее, распиная в самом ужасном сомнении. После долгого молчания прозвучал слезный голос матери:

– Если несчастная любовь сделала тебя такой великодушной, дочка, если из-за нее ты пошла на жертвы, и борешься лишь для того, чтобы видеть его счастливым, отказав себе во всем, пусть Бог благословит тебя за благородство твоей души! Пусть Бог благословит тебя, дочка, потому что, спасая счастье Ренато, ты спасаешь всех нас, спасаешь ее, безумную и ослепшую. Спасаешь меня, поскольку я бы не смогла противостоять такому удару. Ты спасаешь и светлое имя своего отца.

Моника встала, внезапно душевное смятение улеглось, будто новый свет озарил дорогу, будто новая сила помогла ей принять жертву, справиться с болью и противостоять всем бурям. Затем снова соединив ладони, она упала на колени. Увидев это, Каталина спросила:

– Дочка, что ты делаешь?

– Я благодарю Бога, мама. Я слезно просила, чтобы Он просветил меня, и Он послал твои слова. В отчаянии я просила указать мне путь, и твоим голосом Он подсказал. Теперь я знаю то единственное, что важно, и больше не буду колебаться. Не буду сомневаться!

25.

Медленным шагом по мокрой дороге Хуан вернулся в дом. Он избегал парадных каменных лестниц, выходящих на широкие галереи в надежде, что за ним никто не наблюдает и проник через узкую дверь в стене, пересекая пустые внутренние дворики, едва освещенные бледной вспышкой полумесяца, который выглядывал сквозь разорванные облака.

С поразительной точностью он помнил детали дома, и как стрела, точно попавшая в цель, задержался рядом с полузакрытыми окнами роскошных комнат левого крыла, приготовленных для четырех счастливых послесвадебных недель Айме и Ренато.

– Кого ты ждала, Айме? – ядовито спросил Хуан.

– Кого я могла ждать кроме тебя?

– Не знаю, я не знаком с соседними имениями Кампо Реаль.

– Хватит! – гневно взвизгнула Айме. – До каких пор я должна терпеть твои оскорбления?

– Пока не устану оскорблять тебя! Пока мне не надоест говорить это, пока ты не пропитаешься ненавистью и презрением, которые я приберег для тебя!