Диковинки Красного угла
Шрифт:
А воин, продолжая видеть Ангела рядом с Евдокией, в страхе и смущении тихо произнес:
— Умоляю тебя, раба Господня, смилуйся над Диогеном, испроси ему у Бога возвращение к жизни!..
Он освободил Евдокию от пут, которыми она была привязана к дереву, и она, вздохнув задумчиво, встала на колени, чтобы начать молитву. Ничего она не сказала воину в ответ на его дерзновенный приказ. Да, это был приказ, хоть и произнесенный молитвенным голосом. Она видела очищенные вспыхнувшей верой его глаза, в которых не было сомнения, что Бог Евдокии по ее молитвам может всё! Может убить огнем и может воскресить убитых.
«Господи, ну что взять с этого несчастного Диогена, который по недомыслию протянул свои нечистые руки к Пречистому
Встала Евдокия с колен, подняла вверх руки (все оставшиеся в живых замерли) и воскликнула так громко, как только могла:
— Господи Иисусе Христе, ведающий тайны человека, утвердивший небеса Словом и всё премудро создавший!
Евдокия перевела дыхание, слезы покатились из ее глаз, ее душевное напряжение было на последнем пределе... и вдруг она улыбнулась совершенно невозможной улыбкой! В улыбке виделось только одно — абсолютная радость, она созерцала Того, к Кому обращалась!
Воин, по-прежнему видевший рядом с ней Ангела, направил свой взгляд туда, ввысь, куда смотрела Евдокия, и увидел только облака, заслоняемые летящим пеплом от только что отбушевавшего огня...
А голос Евдокии уже покрывал собой все окрестности: — Повели!.. И пусть по Твоей всесильной и всемогущей воле оживут все попаленные ниспосланным Тобой огнем! Да! Пусть все оживут!.. И пусть, видя это, многие верные укрепятся в вере, а неверные обратятся к Тебе, Богу Вечному...
После этого, начав с Диогена, она стала подходить к мертвым, брать каждого за руку и с той же улыбкой, что обращалась к Небесам, глядя на каждого из них, говорить:
— Во имя Господа Иисуса Христа Воскресшего, восстань и будь здоров по-прежнему.
И каждый оживал и поднимался.
И оживание их было величественно, потрясающе и страшно. Головешка, которая недавно была Диогеном, вдруг набухла, обретая формы, и с нее начали ссыпаться нагар и пепел, и вот уже перед изумленным воином, сопровождавшим Евдокию, лежал императорский наместник Диоген в своей праздничной одежде судьи. Лежал живой, моргал глазами и не менее изумленно глядел на своего подчиненного.
Приподнявшись на локте, он прошептал:
— Огонь?.. Огонь кончился?
— Кончился, — отвечал воин. — Всю нашу скверну выжег и — кончился. Наше дело теперь идти за Тем, Кто послал этот огонь.
А Евдокия, осененная светящимся ангельским покрывалом, шла от одного мертвого к другому, и вслед за ней вставали живые... Смятение, радость, изумление царили на месте, только что бывшим пепелищем, заваленным трупами.
И тут, среди нарастающих восклицаний: «Велик Бог христианский!», вдруг раздался истошный горестный вопль. Вопил друг воскрешенного Диогена, Диодор, имевший должность комита — так назывались особые чиновники, приближенные к наместнику. Ему только что сообщили, что у него дома угорела насмерть в бане его жена. Он, рыдая, устремился домой, за ним поспешил и Диоген...
Вот возвращается Диоген к Евдокии и говорит ей так:
— Если ты хочешь укрепить мою начинающуюся и слабую веру, то умоляю, пойдем со мной к умершей Фармине (так звали жену Диодора), и если ты воскресишь ее, окончательно уверую...
— Вот так, деточки, — Игнатий Пудович сокрушенно вздохнул и покачал головой. — Вот такие мы есть, во все времена, какие были, такие и остались: требователи чудес! «Подай нам еще!» Мало, что только что сам из головешки опять в человека обращен, мало того, что видел воочию, как остальные сгоревшие воскрешались — на твоих глазах! Ну, обратись ты так: «Евдокиюшка, дана тебе Богом, в Которого я теперь безусловно верю, великая сила. Употреби ее еще раз для Фармины!» Ан нет! Полсотни воскресших только что видел, а вера у него, оказывается, после всего этого «начинающаяся и слабая»! И вот только после еще одного воскрешения она у него окончательно утвердится!.. — Игнатий Пудович
вновь тяжко вздохнул. — Это я, деточки, не к осуждению Диогена, а больше про себя... Ну да долготерпелив Господь наш и многомилостив. Пошла Евдокия к дому Диодора и теми же словами, что головешки в людей обращала, подняла и мертвую Фармину. Уж тут торжество веры было полное и окончательное. Крестились все: и Диоген со всем своим домом, и Диодор со своим, и весь остальной город.Возвратилась Евдокия в свою обитель для монашеских молитвенных трудов, где и провела все остальные годы своей жизни. Если же в Илиополе какое нестроение случалось, кто-то «воду мутить» начинал, или еще что — обязательно Евдокию звали, и после ее прихода все нестроения кончались.
Через много лет после христианской кончины Диогена на его место вступил Викентий, закоренелый язычник и яростный гонитель христиан. И он послал своих солдат к Евдокии, отсечь ее честную главу, что и было сделано. Начиналась новая волна гонений, и новые мученики за Христа укрепляли теперь основание Церкви Православной.
— А почему у меня другая Евдокия? — расстроено спросила Евдокия-шестиклассница.
— Потому что родилась ты, когда память Евдокии, великой княгини, супруги Димитрия Донского. Тоже замечательная святая. Ну, а эта Евдокия, она как бы родоначальница святого имени, потому как жила гораздо раньше, во втором веке. Всего их три Евдокии. И две из них названы в честь нее, основательницы, преподобномученицы. Станешь такой как она, и в честь тебя будут детей своих называть. Правда, дело за малым, — Игнатий Пудович поднял палец вверх. — От грехов надо освободиться, а для этого: поститься, молиться, в смиренье облачиться, злом на зло отвечать не сметь, барахла не иметь, никого не обижать, Бога славить, себя ни во что не ставить, плакать о грехах, знать, что ты есть — прах... ух!.. И еще сто правил. И всегда помнить, что для всех нас сказал Господь: «Без Меня не можете творить ничего...»
— Вообще, когда русский человек что-то делает сам по себе, без благословения и заступничества Сил Небесных, всегда ерунда получается. Накуролесили мы без Бога, ох, как много! Ну, а когда молишь Бога, всегда есть Его подмога. И помощь угодников Его по молитве к Нему. А святых угодников у Святой Руси больше, чем во всем остальном мире. Вот бы чему радоваться, а не тем кичиться, что телебашню выше, чем у всех, отгрохали, и не о том печалиться, что где-то за морем нас потом на пять метров обскакали — выше построили, а о том, что на святых нынче оскудела Святая Русь. Чуть не сказал «бывшая», ан соврал бы. Ведь все же почившие угодники — живы у Бога, значит, и святость осталась.
Когда Наполеон пришел в 1812-м году завоевывать Русь нашу, народ тоже уже был совсем не такой, как в те времена, когда Царица Небесная по всенародной молитве без войска прогнала Тамерлана-завоевателя. Особенно ржа коснулась тех, которые и должны бы были быть опорой царского дела, — помещики, вместо того, чтобы на земле сидеть и хозяйскими делами заниматься, своим благочестием крестьянам пример показывать, стали по столицам на балах праздно свою жизнь прожигать. Были и такие, в которых дух Святой Руси не угас еще, но их становилось все меньше. Однако святые угодники не дремали, и меньше их не становилось...
Три армии
Наполеон стоял в своей обычной позе, скрестив руки на груди и широко расставив ноги, и мрачно смотрел перед собой. Победитель Европы думал: «Вот стою я в сердце побежденной России, на Соборной кремлевской площади Москвы, но где же побежденные?». Москва, выгоревшая дотла, была пуста, окружающие бескрайние леса внешне были очень красивы, но в действительности очень враждебны...
«Где же этот старый сбитенщик?» — вчера попробовал русский сбитень — прокипяченную с медом и пряностями родниковую воду, и очень понравилось. Велел, чтоб и сегодня принес.