Диктиона и планета баларов

Кентавр тем временем уже остановился на полпути к дому, но смотрел он не на Кристофа, идущего к нему, а на меня. Он смотрел внимательно и вдруг радостно и оглушительно залаял. Это было невероятно, потому что, сколько я его помню, он всегда молчал, если конечно не считать нескольких исключительных случаев, когда его лай спасал кому-нибудь жизнь. Теперь я была совершенно уверена, что наш старый молчун приветствует меня. Не помня себя, я выскочила на улицу и обогнала Кристофа. Обнять Кентавра было трудно. Он был огромен и лохмат, но мне это удалось. Он радостно сверкал глазами и яростно крутил хвостом. Я твердила ласковые варианты его имени и рассказывала, как я по нему соскучилась.

— А меня обнимать не надо? — басовито поинтересовался Глеб.

Он был всё такой же высокий, плечистый, русоволосый и голубоглазый. Только наградных планок на груди прибавилось, хотя мне и раньше казалось, что новые цеплять уже некуда.

— Обязательно! — воскликнула я и обняла его.

— Какая ты стала! — покачал головой он, отстранившись и внимательно меня осмотрев. Потом взглянул на Кристофа. — А ты хорошо на неё влияешь!

Я рассмеялась и, пожалев, что это было сказано по-русски, немедленно перевела. Кристоф тоже рассмеялся. Им даже не потребовалось представления. Они мигом познакомились и пожали друг другу руки. Глеб всегда уважал космических скитальцев, и они отвечали ему тем же. Сейчас они с Кристофом быстро нашли общий язык и уже через минуту выглядели, как два старых друга, встретившиеся после долгой разлуки.

— А своего приятеля ты не представишь? — спросил Кристоф по-английски, кивнув на Кентавра,

— А это наш судовой пёс… — начал Глеб, но Кристоф перебил его с неожиданным раздражением:

— Что значит судовой пёс? Это же разумное существо с великолепно развитым интеллектом! — он повернулся к собаке и взглянул ей в глаза. — Ты ведь не просто пёс, верно? Ты философ и поэт. Ты великий путешественник. К тому же ты очень добр и мудр. Твой друг, конечно, всё это знает, старина, но люди — рабы привычек и стереотипов. Потому тебя называют просто судовым псом.

Кентавр внимательно на него смотрел, а потом что-то глухо проворчал, не раскрывая пасти.

— Конечно, ты не сердишься, — усмехнулся Кристоф. — Людей нужно принимать такими, какие они есть. Нужно быть к ним снисходительным. Они всё же довольно милые и забавные существа.

Кентавр снова заворчал.

— Он говорит, что ты редко смотришь на звёзды просто ради звёзд, — произнёс Кристоф, взглянув на ошарашенного Глеба. — А это плохо, старина.

— Ты что, колдун что ли? — пробормотал тот.

— Нет, я такой же, как он.

— В каком смысле?

— Он приспосабливается к твоему мышлению, чтоб тебя понять, а я приспосабливаюсь к его мышлению, чтоб понять его. Со временем приобретаешь опыт и достаточно взглянуть в глаза собеседнику, чтоб понять, кто он. А если понимаешь его, то будь уверен, что и он поймёт тебя. С животными, правда, получается лучше, чем с некоторыми разумными, но Кентавр не из их числа.

Из дома с яростным лаем выскочил Джейми и с храбростью Моськи кинулся на слона, то есть на Кентавра. Я попыталась его одёрнуть, но Кристоф остановил меня и жестом предложил Глебу следить за действиями Кентавра. Кентавр сделал то, что он всегда делал в подобных случаях. Он что-то глухо проворчал. Джейми никак не мог знать язык Великих Собак из созвездия Центавра, хотя все лингвистические анализы говорили, что это вовсе и не язык, а лишь набор звуков. Но реакция Джейми была мгновенной. Он вдруг страшно обрадовался встрече, закрутил хвостом и принялся радостно скакать вокруг Кентавра. Кристоф удовлетворённо кивнул и улыбнулся:

— Что и требовалось доказать.

Глеб как-то очень уважительно взглянул на старого друга.

НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ

I

За ужином, во время которого Колибри потчевал нас своей изумительной фирменной индейкой, было довольно весело. Мы вспоминали старых друзей и знакомых, и мне сообщили, что и с кем произошло. Робот летал вокруг стола, наполняя хрустальные бокалы и подкладывая на тарелки кусочки, из которых каждый был лакомым. Он не забывал и Кентавра с Джейми, которые получили по кости каждый соразмерно своей величине. Джейми завистливо косился на громадную кость Кентавра, но даже не пытался предъявить на неё права.

С неба потянуло свежестью, и солнце начало клониться к закату. Стол стоял на улице перед домом, и можно было смотреть, как бледнеющий диск медленно опускается в струящееся марево на краю степи. Я не замечала, как идёт время. На Земле столько всего случилось! Конечно, меньше, чем мне думалось, но всё же целые два года на кипящей жизнью высокоразвитой планете!

Кристоф сидел молча, глядя на закат, и неохотно отвечал на вопросы. Его оставили в покое, а он вскоре поднялся и пошёл в дом. На мгновение отвлёкшись от разговора, я увидела, как он через холл направился в сторону детской. Его снова неудержимо тянуло к сыну. Я понимала, что не нужно ему мешать, и потому снова вернулась к обсуждаемой теме.

Как-то очень незаметно стемнело. Колибри зажёг огни на стене дома, но уже посвежело, и мы решили перейти в холл. Колибри быстро разместил там кресла и чайные столики. Теперь все сидели по двое, по трое и тихонько беседовали на свои темы. Потрясение от моего появления, видимо, уже прошло, и теперь каждый вспомнил о своих делах. Саша говорил о чём-то с моим отцом. Они были оппонентами, но это не мешало им обсуждать свои научные проблемы. Мама села в уголке с Настей и Кристиной и, судя по её жестам, рассказывала о тенденциях моды в этом сезоне. Глеб что-то сосредоточенно объяснял Славе, скорее всего, очередные усовершенствования на «Эдельвейсе». А Саша-младший остался со мной.

— Ты извини, — улыбнулся он своей мягкой ласковой улыбкой. — Он мне сначала не понравился, показался слишком диким, а теперь… — он вздохнул. — Наверно, тебе всё это кажется ненастоящим, да? Мы здесь живем, как в оранжерее, под стеклянным колпаком. На Земле спокойно, безопасно, всё легко. Тебе захотелось настоящей жизни, другой? Такой, какой живёт Кристоф?

— Нет, не в этом дело, мой милый. Понимаешь, просто у каждого свой путь. Он не зависит от наших желаний. Я люблю Землю, я не считаю её оранжереей. Ты полетал на «Эдельвейсе» и знаешь, как я жила раньше. Это был труд, труд, конечно, более интеллектуальный, чем физический, но тяжёлый и нужный. Что было бы с Землей, если б мы не стояли на её рубежах, если б твой папа не создал семь уровней защиты, если б миллионы наших сограждан не отдавали весь свой потенциал на дело процветания нашей планеты? Но, видишь ли, не везде так хорошо, как у нас. Знамя добра, гордо реющее здесь, почти не видно издалека, а ведь идеи, на которых мы построили свой мир, очень нужны и в других местах. Просто я поняла, что мой рубеж ещё дальше, там, куда не летает «Эдельвейс», и не дотягивается рука Звёздной инспекции. Мне дано больше, чем другим, но с меня и спрашивается больше. Я улетала, чтоб не возвращаться, но теперь очень рада, что я снова здесь. Это сознание силы и защищённости мне очень пригодится. Время от времени нужно возвращаться сюда, чтоб воочию увидеть, к чему стоит стремиться, иначе в иных мирах недолго и утратить веру.

— Но ты не утратила?

Я с улыбкой покачала головой.

— А Кристоф?

— У него веры хватит на десятерых подвижников. Она в основе его личности.

— И сейчас вы отправляетесь… на очередную битву?

— Именно битву, — вздохнула я, — но, к сожалению, не вместе.

— Куда, если не секрет?

— Куда он — не знаю, спрашивать не в наших правилах. А куда я, сказать всё равно придётся. Мне нужна информация об этом месте.

— Если оно есть на наших звёздных картах, я тебе её достану. Что это за планета?

— Диктиона.

Он задумался, потом покачал головой.

— Не помню такой. Эй, старнав! — он обернулся к Глебу. — Что такое Диктиона?

— Кому это надо? — уточнил Глеб.

— Это что, секретная информация?

— Дело не в этом, — пожал плечами тот. — Просто её почти нет, этой информации. Новая планета в шестистах парсеках… с каким-то хвостиком. Недавно открыли. Она пока ещё не исследована.

— Обитаемая?

— Кажется… Да в «Вестнике» за прошлый месяц надо посмотреть. А мы что, лететь туда собираемся?