Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Хонеккер засмеялся и сказал:

– Я тоже слушаю их с удовольствием.

Во второй половине Дин отправился на очередной концерт – на этот раз на Александр-плац. Вот как об этом пишет Ханс Дитер Байер:

«В те августовские дни 1973 года все улицы и площади в центре Берлина – сплошная пешеходная зона, заполненная пестрой поющей и смеющейся толпой. И хотя за ветровым стеклом автомашины явственно виден пропуск, машина еле двигается.

Особенно много народу на Александр-плац, где десятки тысяч людей держат в осаде многочисленные трибуны.

Дина, который в эти дни дает концерт за концертом, с нетерпением ждут на площади… Дин сердцем рвется на площадь, но его машина ползет как улитка. Недалеко же от Александр-плац она и вовсе застревает. Водитель беспомощно пожимает плечами. Рид в отчаянии, он еще плохо знает немецкий и не может объяснить людям, которые окружили машину и машут ему руками. Переводчик Виктор Гроссман тоже в растерянности.

Но вдруг приходит спасение: патрульная полицейская машина. Товарищи в белых фуражках узнают молодого американца и сразу понимают, что случилось. Бело-зеленый «Вартбург» берет машину певца в кильватер, включается сирена, и… певца доставляют на концерт…»

Выступление Дина зрители встретили ликованием, а его песню «Мы скажем „да“, которая в эти дни звучит из всех репродукторов и поэтому выучена наизусть, подхватили тысячи голосов:

Враг шепчет прямо в ухо:«Зачем друзья тебе,подумай не о друге —о собственной судьбе…»До нас вам не добраться,нет, толстосумы, нет,мы в дружбе ищем счастьеи крикнем вам в ответ.Мы крикнем: да, товарищ,мы крикнем: йес, ванг, йа,среди земных пожарищмы – дружная семья!

5 августа Дин выступал в концерте для гостей фестиваля на Белом озере. Причем зрители, собравшиеся в тот день перед импровизированной сценой, поначалу думали, что действо не состоится: незадолго до начала представления хлынул ливень. Однако концерт все равно начался. Вместе с Дином на сцене в тот день свое искусство зрителям дарили Манфред Круг (с этим киноактером Дину еще предстоит работать в совместном фильме), Вольфганг Циглер, звезда чехословацкой эстрады Хелена Вондрачкова и др.

6 августа состоялось торжественное закрытие фестиваля. Мероприятия начались на Александр-плац, а к вечеру переместились на площадь Маркса – Энгельса. Тремя мощными потоками начала стекаться сюда молодежь (около 750 тысяч человек). Посреди площади, в лучах множества прожекторов, высилась трибуна, где находились руководители ГДР и другие высокопоставленные деятели из числа гостей фестиваля. Дина на трибуне не было – он выступал на одной из эстрад все с той же песней «Мы скажем „да“, которая превратилась в неофициальный гимн фестиваля, поскольку ее пели, чуть ли не на каждом углу. Чуть позже он принял участие и в заключительном концерте, где помимо него также выступали чилийский ансамбль „Венсеремос“, вьетнамские артисты с „Танцем цветов“ и др. И снова Дин пел „Мы скажем «да“.

От По до Амазонки,от Ганга до Курызвучит напев наш звонко,что люди все добры.Мир – не для лиходеев,планета – для людей,пусть золотом владеют —идеи посильней!Вся молодость планетывыходит на парад,и каждый в жизни этой —сестра, товарищ, брат.Мы скажем: да, товарищ,мы скажем: йес, ванг, йа,среди земных пожарищмы – дружная семья!

После фестиваля Дин две недели наслаждался «медовым месяцем» с Вибке. Все, кто видел его в те дни, говорят, что выглядел он как настоящий молодожен: буквально светился от счастья. Вместе с женой они посетили премьеру первого восточногерманского фильма Дина Рида «Из жизни одного бездельника», который вот уже два месяца демонстрировался на экранах. Нельзя сказать, что фильм потряс зрителей чем-то необычным, однако люди шли на него очень охотно, и именно потому, что на афишах значилось имя Дина Рида.

Во второй половине августа Дин отправился в Чили, чтобы участвовать в мероприятиях в поддержку президента страны Сальвадора Альенде. 25 августа Дин выступил по чилийскому ТВ с призывом к народу объединиться вокруг президента. Однако надежды на такое объединение таяли с каждым днем.

В те дни Дин часто встречался со своим другом и коллегой певцом Виктором Харой. К тому времени тот уже вступил в компартию Чили и стал членом ее Центрального комитета (в 1972 году). С концертами Хара выступал редко, зато работал как режиссер: ставил торжества в честь компартии, а также спектакли. С Дином они тогда много общались, обсуждая сложившуюся в Чили обстановку.

Хара всерьез опасался, что в стране может произойти военный переворот. Дин тоже разделял это мнение. В то же время они видели, что Альенде предпринимает определенные шаги, чтобы не допустить этого, но у него это плохо получается – слишком много ошибок было сделано прежде. Даже встреча с лидером ХДП Эйлвином, которую Альенде устроил в начале августа кардинал Рауль Сильва Энрикес, не помогла.

На ней лидер ХДП предложил президенту объявить вне закона все параллельные вооруженные формирования, возвратить владельцам экспроприированные предприятия и поместья, освободить телеканал, не допускать национализации компании по производству бумаги, так как эта акция угрожает свободе печати. Но главное, на чем настаивал Эйвлин, – срочно подписать закон о поправке к конституции, касающейся форм собственности. «Вам надо определиться, сеньор президент, – говорил лидер ХДП. – Нельзя одновременно быть другом Альтамирано и военно-морского флота. Вы не можете в одно и то же время защищать демократию и поддерживать вооруженный путь борьбы».

Однако Альенде на эти условия не согласился, поскольку они фактически перечеркивали все, чего он добился за годы своего президентства. Вместо этого 8 августа он назначил генерала Пратса министром обороны с сохранением поста главнокомандующего сухопутными войсками. Но спустя две недели тот под давлением оппозиции подал в отставку. На его место пришел генерал Аугусто Пиночет.

– Я этому человеку не доверяю, – обозначил свое мнение о Пиночете Хара. – Этот вышколенный служака – хороший кандидат на роль главаря военного путча. И то, что вместо Пратса пришел именно он, – дурной знак.

Дин плохо знал Пиночета – видел его только один раз на инаугурации Альенде, поэтому спорить с Харой не стал, целиком положившись на его мнение. Как покажут дальнейшие события, Хара окажется прав. К тому времени, когда Пиночет стал главкомом, он уже был главой законспирированного заговора и только ждал удобного момента, чтобы свергнуть законного президента. Как выскажется он сам много позже: «Когда 23 августа я принял командование, решение о перевороте определилось окончательно».

В эти же дни в Чили приехала и возлюбленная Дина Эве Киви. Она приехала туда не одна, а в составе советской кинематографической делегации, чтобы присутствовать на Неделе советских фильмов (Киви представляла картину «Руслан и Людмила»). К тому времени Эве уже была прекрасно осведомлена о том, что Дин женился на Вибке и перебрался к ней в ГДР. Поэтому, когда в Сантьяго Дин и Эве встретились, первое, что она спросила у него:

– Интересно, ты ей в постели мешок на голову надеваешь?

Намек был более чем прозрачен: Вибке и в самом деле проигрывала Киви в красоте. Дин в ответ попытался оправдаться: дескать, не он же виноват в том, что советские власти не захотели разрешить ему жить в СССР.