Динамическое равновесие
Шрифт:
Или стена. А за стеной - голоса. И оттого стена эта кажется ненадежно тонкой.
– Ваша невинная, уж извините, целовалась как…
– Еще слово и… - а это уже папенька.
Очень-очень злой папенька.
И стыдно-то как…
Люта поспешно закрыла оба глаза, в полной темноте стыдиться было легче.
– Полагаю, - этот обманчиво-мягкий голос пугал ее.
– Есть вариант, который устроит обе стороны…
О нет! Только не свадьба!
…три дня Люта провела взаперти, а на четвертый ее выдали замуж. Даже не выдали -
Красота.
Особенно страусовые перья в прическе хороши. И боа из шиншиллового меха, на котором просто-таки тянет удавиться. Не то, чтобы Люте жить разонравилось, скорее уж она подозревала, что дорогой новообретенный супруг ее подготовил казнь более изощренную.
Глазами вон сверкает.
Особенно левым.
А правый прищурен, и улыбка на оскал похожа.
– Я… - пискнула Люта, сдувая треклятое перо, которое покосилось и маячило перед глазами.
– Я все объясню! Честно!
Он только хмыкнул. И перо из прически вытащил к вящему маменькиному возмущению. А больше не проронил ни слова, и лишь, когда в экипаже оказались, бросил:
– Жду.
– Чего?
– Объяснений, - он скрестил руки на груди… жуткий какой.
Злой.
– Понимаете, - Люта заерзала и веер сжала.
– Я не хочу выходить замуж.
– Поздно.
– Ну да… наверное, - на руке переливалась свежая вязь обручального браслета.
– Поздно… но когда еще не было поздно, то я не хотела выходить замуж. А меня отдавали.
– Желали избавиться, - понимающе кивнул муж.
– Нет! То есть… выдать… первый жених от меня сбежал…
– Разумно с его стороны.
– …но ведь все равно бы нового нашли. И я решила, что если меня скомпрометируют, то… меня отправят в деревню… и там неплохо… я бы жила себе дальше спокойно…
Куда это он уставился? На кружева или… "или" Люта торопливо прикрыла боа.
– Ясно, - он все еще пялился, но на сей раз на боа, и выражение лица было таким… говорящим. Люта на всякий случай за горло схватилась.
Не начнет же он ее в карете душить?
– И вы выбрали меня. Извольте объяснить, в чем я перед вами так провинился?
– Ни в чем. Просто… вот… я однажды слышала, как про вас говорили… я не подслушивала…
Приподнятая бровь. Ну да, не верит. Хотя правильно делает, потому что Люта именно подслушивала и совершенно в том не раскаивается. Маменька утверждает, что раскаиваться Люта в принципе не способна, поскольку совести у нее нет…
– Одна… леди… - под его взглядом Люта цепенела.
– Она сказала, что вы… хороший любовник.
Он хмыкнул. Как-то самолюбиво так хмыкнул…
– …но при этом редкостная скотина.
И взгляд у него выразительный. А что, Люта же не сама придумала! Она лишь процитировала и… и вообще все должно было быть иначе.
– Позвольте продолжить, - он наклонился и коснулся боа.
– И на основании услышанного вы составили гениальный план.
Сказано было так, что Люта осознала: плану ее категорически гениальности не доставало. Но как она могла знать, что он жениться вздумает?
– Вы рассказывайте, леди, рассказывайте…
И
за боа тянет, заставляя наклоняться, пока Люта не оказывается с ним нос к носу.– Да я уже все рассказала… почти все. Я увидела вас и вспомнила… и вы еще с леди Альви договорились… я посмотрела, куда вы идете, а ей отправила записку, что все отменяется. И вот…
– И вот, - странным тоном повторил он.
– Действительно, "и вот"…
Помолчав с минуту, супруг задал следующий вопрос:
– Скажите-ка, а кто вас научил целоваться?
– А… вам зачем?
– Да так… спасибо сказать… при личной встрече.
Почему-то Люта ему не поверила, а про кузена промолчала. В конце концов, кузен точно в нынешних обстоятельствах не виноват. Супруг настаивать на ответе не стал, он отпустил боа, и Люта отпрянула, пожалуй, чересчур энергично. Затылок с глухим звуком ударился о стенку кареты.
– Аккуратней, леди, - ее супруг оскалился.
– Голову не ушибите, мозгов в ней и так немного. А мне с вами жить еще…
Сказано это было печально.
И Люта отчасти его понимает. Ей с ним тоже жить, а не хочется.
Ее новый дом - пухлый особнячок о четырех колоннах и красной крыше. Пять спален. Явно заброшенная музыкальная комната - верно, собственный клавесин супруга не слишком-то вдохновлял на подвиги, огромная библиотека и подвалы, в которые Люте соваться нельзя. Муж повторил это трижды и встал поперек двери, загораживая.
И Люта кивнула.
Не сунется. Во всяком случае, в первое время, а вот когда муж немного к ней привыкнет…
Ну и наоборот тоже.
К вечеру она про мужа не то, чтобы позабыла, скорее уверилась, что он, несмотря на показную суровость, существо в целом спокойное и незлобливое. Привез. По дому провел и скрылся в подвале, ну и предвечная жила с ним. Люта к общению не стремилась, и оттого появление супруга в спальне стало для нее сюрпризом, и нельзя сказать, чтобы приятным. Мало того, что заявился на ночь глядя, так еще и нагишом.
– Вы… вы… вы зачем сюда пришли?
– осторожненько поинтересовалась Люта, натягивая одеяло по самый кончик носа.
– Потому что это моя комната, леди. И моя кровать. Я в ней сплю.
– Голым?
– Голым, - зловредно подтвердил муж.
– А я где сплю?
– Тоже здесь.
Люта задумалась, нет, не то, чтобы ее совсем уж пугала перспектива спать с ним на одной кровати - муж все-таки - но некоторые моменты она предпочитала прояснить заранее.
– А вы не могли бы сегодня поспать где-нибудь еще?
Он приподнял бровь.
– Или одеться…
И вторую тоже.
Ясно.
И неудобно… ему, кажется, тоже, потому что стоит, переминается с ноги на ногу. А ноги ничего, мосластые, только волосатые какие-то. Интересно, у братца тоже такие? Или у кузена, с которым Люта целовалась… если бы знала про ноги, про то, что волосатые, в жизни не стала бы целоваться.
– Леди… - осторожно начал муж, хватая за край одеяла. Люта тут же вцепилась в другой и потянула на себя.
– Одеяло, между прочим, тоже мое. И подушки.