Динамическое равновесие

– Какой?

– Ревнивый муж…

– Тогда кто?
– Инголф не отступил, и признаться, Люте нравилось, что он рядом. И руки на плечах… неприлично, наверное, но тепло.

Надежно.

– Вот та, - она указала на даму в платье из лиловой парчи.

– Она же старая!

– И вовсе не старая. Твоего возраста. Я узнавала.

– Даже так?

– Конечно, или ты думаешь, что я отдам мужа первой встречной? А это сразу видно, женщина надежная… будешь в хороших руках. У нее, между прочим, много любовников было.

– И?

– Что "и"? Значит, опытная, - Люта прикусила губу, чтобы не расхохотаться.

– Если популярная. Это, можно сказать, не мой выбор…

– А чей?

– Общества!

Тихий смех был ответом.

– Люта, ты чудо…

…еще какое.

И он тоже, когда смотрит вот так, в глаза, и щурится немного. Люта тихонько вздохнула… отчего-то ей было невыносимо грустно. Спеша избавиться от грусти, она сказала:

– Ну вот, тебе любовницу мы нашли. Осталось найти мне любовника.

– Зачем?

– Будем дружить домами…

…супругу идея почему-то не понравилась.

– Боюсь, - растягивая гласные произнес он, - не получится. У вас, моя дорогая, есть один очень существенный недостаток…

…Люта и сама знала, что далека от совершенства, но вот чтобы существенный…

– И какой же?
– дрогнувшим голосом поинтересовалась она. Инголф коснулся губами уха и очень-очень тихо сказал:

– Ревнивый муж.

…что-то у него сегодня настроение больно веселое. Все шутит…

…признай, что я права!
– она лежала на ковре и болтала ногами. Юбки сбились, и домашние туфли соскочили, потерялись где-то среди разложенных бумаг, из-за которых ковра и не видать было.

– Не признаю.

Инголф сунул под нос гусиное перышко.

– Но я права!

– И что?

– Смеешься?

– Смеюсь.

– Я дура, да?
– Люта сунула карандаш за ухо и легла, упершись подбородком в сложенные ладони.
– Я дура и тебе за меня стыдно.

– Почему?

– Потому что женщины должны быть другими.

– Какими?

– Другими, как… леди Эмери…

…она приходила дважды, но визиты ее были коротки, что донельзя леди расстраивало.

– Женщины должны быть разными, - сказал Инголф, растягиваясь рядом.

Лохматый… и больше не застегивается на все пуговицы, сегодня и вовсе о пиджаке забыл, бросил на спинку стула. Вот и лежит близко, слишком близко, чтобы Люте о работе думалось, локти расставил… рукава рубашки закатаны, подтяжки съехали… а носки у него полосатые.

Желто-красные.

Он такие надевает, когда чем-то обеспокоен. И Люта точно знает, чем именно.

– Она поедет, - дотянувшись, она отняла перо.

– Знаю, что поедет. Вопрос в том, как быстро…

…дурацкое пари. Люта ему сразу так и сказала, а он снова разозлился, что она не в свое дело нос сует. И вообще нос этот слишком длинный, просто-таки не в меру любопытный нос.

– Быстро.

…гибридный двигатель впятеро мощнее керосинового, да и эта его идея создания газо-топливной смеси хороша… и вообще Инголф умный. Просто с синхронизацией полей у него не ладится.

– И корпус выдержит… и все будет хорошо.

– Утешаешь?
– он пощекотал пером Лютин нос.

– Ага.

…но пари все равно дурацкое. Самоходный аппарат против четверки лошадей. Пять кругов… и значит, минимум дважды придется останавливаться на дозаправку.

Колеса выдержат.

Должны.

И лошади устанут, а вот экипаж… все это Люта уже проговаривала, и про себя, и вслух. Главное, чтобы кристаллы не повело. Все-таки тройное сжатие… и поля разнонаправленные, слабой мощности. Двигатель на высоких оборотах просто-напросто разорвет, а этот упрямец не желает признавать.

– О чем думаешь?
– он перевернулся на спину, и разглядывал Люту сквозь ресницы. А ресницы-то светлые длинные и загибаются еще.

– О том, что времени у нас почти не осталось.

Пять дней! И неявка на ипподром приравнивается к проигрышу. А ему же самолюбие проиграть не позволит.

– Ясно, - как-то печально произнес Инголф.

…четыре дня и прогон.

Хлопок.

И черные клубы дыма, расползающиеся по старой конюшне.

– Я же говорила!
– Люта от дыма заслоняется рукой, и платье пропитывается керосиновой вонью, как и волосы, и соломенная шляпка, смотревшаяся, надо признать, нелепо.
– Он у тебя неуравновешен.

…три дня.

И двигатель опасно дребезжит, стоит подключить кристаллическую составляющую. Срывает клапана и острые струи пара пробивают тонкую жесть капота.

…два.

Инголф хмурый и язвит больше обычного, а за обедом ковыряет паровую котлету, кажется, не замечая, что перед ним.

– Пойду на керосиновом, - он отодвигает тарелку и встает.
– Мощности хватит.

Продержаться - да, а вот четверку обойти… если лошадок выставят хороших, а так оно и будет, Инголф проиграет. А все из-за полей… треклятое недостижимое равновесие. Динамическое. Люте снились вереницы формул, а еще удрученный очередной неудачей супруг. Калибровка не шла.

И двигатель вновь и вновь рассыпался.

Поля и цифры. Решетка уравнений, которые не давались в руки, пусть бы Люта и пыталась их поймать. Она собирала уравнения в букеты, а Инголф отворачивался, презрительно поджав губы.

Сам он справится.

Конечно.

И ей к экипажу строго-настрого подходить запретил, как во сне, так и наяву. Оба Инголфа, нереальный и действительно существующий, были единодушны в своем решении.

А после последнего прогона Инголф исчез.

– К вечеру вернусь, - сказал он, щелкнув Люту по носу.

И не вернулся.

Ни к вечеру. Ни к полуночи. Ни к рассвету, который Люта встречала, нервно расхаживая по старой конюшне, в которой дремал готовый к испытаниям экипаж. Динамическое, мать его, равновесие… и голова трещит, не то от недосыпания, не то от злости. Нашел время исчезать!

…у нее ведь получилось.

Наверное.

Разновекторные поля и зеркала для синхронизации силового отката. Кристалл управляющим элементом… и калибровка клапанов, правда, в клапанах Люта уверена не была, все-таки здесь она больше теоретик.