Дипломат
Шрифт:
– Нет, – ответил Мак-Грегор. – Это плохой арабский.
– А разве он араб?
– Он из Кувейта. – Мак-Грегор ухватился за разговор о Гассане, чтобы скрыть свое изумление и ревнивые взгляды, которые он украдкой бросал на ее черное платье, тоже отделанное золотом. – Гассан был рабом, его купил еще отец доктора Ака, но теперь он член семьи. – Мак-Грегор провел Кэтрин в глубь комнаты. – Лет тридцать назад он едва не женился на одной родственнице доктора, но она умерла от тифа.
– Сколько же ему теперь лет?
– Под шестьдесят. Его купили пяти- или шестилетним ребенком.
– И он еще помнит арабский язык?
–
– Ах, маленького Мак-Грегора пороли! – сказала она.
– Простите, я пойду распоряжусь насчет комнаты. – Мак-Грегор вышел. Гассан шепнул ему, что госпожа может переночевать в маленькой комнате рядом с его собственной, там все приготовлено. Пока Мак-Грегор перетаскивал чемоданы, Гассан подал Кэтрин кофе. Кэтрин оживленно говорила с ним по-английски, и старый араб приветливо улыбался, хоть ничего не понимал, успев давно позабыть и те несколько слов, которым его когда-то научили.
– Чудесный дом, – сказала Кэтрин, когда Мак-Грегор вернулся. – Вот не ожидала! – Она оглядела комнату.
– А что же вы ожидали?
– Право, не знаю.
Он сел напротив нее, убрав со стула свою книгу. Кэтрин взглянула на заглавие, отставила кофе и стала перелистывать страницы.
– Интересно, – сказала она. – Вот не подозревала, что вы разбираетесь в искусстве.
– А я и не разбираюсь, – ответил он. – Особенно в персидском искусстве.
– Это утешительно, – сказала Кэтрин. – И я тоже. – Она вела себя примерно: чинно сидела на краешке стула, скромно подобрав ноги.
– Я несколько поздно спохватился, – сказал Мак-Грегор. – Невежество в вопросах искусства до сих пор меня не огорчало.
– Надо же когда-нибудь начать, – ответила она. – Я сама охотно взяла бы у вас эту книгу, если вы позволите. Я не выношу, когда не знаю того, что мне следовало бы знать. – Затем она стала стыдить его за то, что он не посещал картинных галерей Москвы и Лондона и даже Каира, где ему следовало заинтересоваться хотя бы древнеегипетскими реликвиями. Она делала это не слишком всерьез, но упреки ее били прямо в цель. Мак-Грегор и сам сознавал свое невежество и считал его непростительным. Видя, что он не отвечает на ее поддразнивание, она переменила тему разговора.
– А где же ваш доктор Ака?
– Ушел спать.
– Пожалуй, и мне тоже пора, – сказала она. – Завтра нужно очень рано встать, а днем едва ли удастся выспаться.
– Вот как? – Он уже знал, что последует дальше.
– Вы спросили совсем, как Эссекс, – сказала она.
– Для чего вам завтра так рано вставать?
– Мне надо утром уложить свои вещи, а я слишком устала, чтобы заниматься этим сейчас. Скажите, мне можно будет ходить в лыжных штанах и ботинках или это нарушит общий стиль экспедиции?
– Значит, Эссекс разрешил вам ехать?
– Конечно.
– Когда он согласился?
– Не помню. Мы вместе обедали. Вы недовольны?
– Что вы ему сказали?
– Просто я так надоела ему, что он, лишь бы отделаться, согласился взять меня с собой.
– Трудно этому поверить, – сказал он. – А может быть, он пошутил?
– Едва ли. Кстати, Эл Хэмбер и Стайл приходили в посольство и искали вас.
– А они тоже едут?
–
Не думаю. Я звонила Джебу Уилсу. Он говорит, они взбешены, что их не берут. То ли еще будет, когда узнают, что я еду с вами.– А Джек Адамс?
– Не могу себе представить, чтобы Гарольд взял с собой это ничтожество. Эссексу нужен только один помощник, а именно вы. Так что не ревнуйте его к Джеку Адамсу.
Он проводил ее из библиотеки наверх. Как это ей удалось уломать Эссекса? Она, должно быть, дразнила его, терзала всяческими намеками, догадками и прочими ухищрениями и уловками, которыми она владела с таким мастерством. А в каком из своих обличий явилась Кэтрин теперь? Все резкие черты в ней как бы сгладились. Он не сердился на нее за игру с Эссексом. Наоборот, ему было приятно, что кто-то может так вертеть Эссексом. Мак-Грегор чувствовал, что она ему союзник – союзник, который может раскрыть карты Эссекса. Но надолго ли ее хватит?
Он зажег свет в ее комнате, показал ей ванную и добавил, что Гассан разбудит ее в шесть тридцать. Она спросила его, где его комната.
– Рядом с вашей, – сказал он.
– Вы едете с нами?
– Может быть.
– Мне было бы очень неудобно ехать одной с Эссексом.
Он засмеялся.
– Вы думаете, я не поехала бы с ним одна? – спросила она.
– Уверен, что поехали бы.
– Хорошо, что вы это понимаете, – сказала она. – Он однажды предложил мне вашу должность. Повидимому, тем дело и ограничилось бы. Я знаю, что это вас не тревожит, но вы все-таки подумайте об этом. Ну, так как же? Можно мне ехать в лыжных штанах и ботинках?
– В Иране женщины всегда носили штаны, – сказал он. – Так что это вполне подходит.
– Есть у вас мыло?
– Берите, сколько угодно, в ванной.
Кэтрин прислонилась к двери.
– Как жаль, что мы с вами ссоримся, – вдруг сказала она спокойным тоном.
Глядя на нее, Мак-Грегор чуть не потерял самообладание, но тень прошлых дней, когда он вел себя так глупо, одержала верх. Воспоминание уязвило его, и он пожелал ей спокойной ночи. Он уже готов был улечься в постель, как вдруг услышал, что она зовет его из своего окна. Он высунулся и увидел белую тень, которая поеживалась от холода, охватив плечи руками.
– Вы все-таки не отказывайтесь от поездки, – сказала Кэтрин. – Без вас я бы не поехала.
– Я и не пустил бы вас одну, – ответил он.
– Может быть, я помогу вам повлиять на Эссекса, – весело отозвалась она.
Больше они ничего не сказали, и каждый отошел от своего окна.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Джек Адамс, совсем готовый к отъезду, стоял со своей поклажей у входа, когда Аладин привел машину, в которой сидели Кэтрин и Мак-Грегор.
– Вы едете? – спросила Кэтрин с безжалостным удивлением.
– Надеюсь, – радостно проговорил Адамс. – Пикеринг велел мне быть наготове. – Адаме был в бриджах и кожаной куртке на бараньем меху. – Я еще не видел лорда Эссекса. Какой чудесный день! – Было ясное прозрачное утро; над сонным городом в легкой розоватой дымке вставало солнце. – Я рад, что вы все-таки едете, Мак-Грегор, – сказал Адамс.
– Я тоже,- ответил Мак-Грегор.
Подошли Эссекс и Пикеринг, и при виде Мак-Грегора Эссекс широко ухмыльнулся.