Дипонегоро

Все это вызвало крестьянские волнения в районах Бантена, Черибона и Джокьякарты. Рафлс понял, что и его корабль начинает идти ко дну. Директора Ост-Индской компании обвинили его в том, что он превратил оккупацию Явы в «источник финансовых затруднений для британского правительства».

Как ни странно, но Рафлс оставил на прежних местах многих голландских чиновников, а с некоторыми даже подружился.

Гунс по-прежнему заворачивал финансами. В совещательный совет, помимо генерала Джиллеспи, входили также два голландца — Кранссен и Мунтинге. Мунтинге отличился на службе еще при Дандельсе, `a теперь стал любимцем и главным советчиком Рафлса. Это бесило генерала Джиллеспи. Он, Джиллеспи, разбил Жюмеля и Янсенса, захватил Яву, Палембанг, Мадуру, Банджермасин и западный Борнео, сломил султанов Джокьякарты и Суракарты, дрался, как и подобает честному солдату. Он рассчитывал на повышение по службе, а вместо этого попал в подчинение к бывшему клерку Ост-Индской компании, этому мальчишке Рафлсу, сумевшему втереться в доверие к генерал-губернатору Ост-Индии лорду Минто. Почему клерки, адвокатишки и всякие ничтожества становятся губернаторами? Джиллеспи на каждом шагу подвергал свою жизнь опасности, а плоды пожинает выскочка с манерами заурядного миссионера… Что он смыслит в государственных делах? Потому и заигрывает с голландцами. Ну, хорошо же, Джиллеспи не из тех, кто терпит унижения…

У генерала Джиллеспи появился союзник — казначей Гунс. Гунс был маленьким человеком. Ему почти чудом удалось уцелеть при англичанах. Рафлс оставил его вначале для того, чтобы распутаться в тяжелом финансовом наследии Дандельса, а убедившись, что голландский чиновник весьма расторопный, услужливый, оставил его на службе. Гунс умел преподнести молодой, тяжелобольной жене Рафлса букет самых редких орхидей, ловил для ее коллекции необычайно ярких махаонов и жуков, обладал острог умием, льстил губернатору тонко, едва приметно, хорошо знал обычаи туземцев и был незаменим как консультант (Рафлс задумал написать двухтомную «Историю Явы»).

Но Гунс обладал почти собачьим нюхом на губернаторов. В секретную приходо-расходную книгу, служившую чем-то вроде дневника финансиста, он записал: «Ява — дефицитный остров. Рафлс — неплатежеспособен».

Гунс с болезненным интересом следил, как его новый шеф катится в пропасть. Когда поднялся бунт против продажи земель частным лицам, Рафлс вновь совершил глупость: пообещал выкупить разбазаренные земли. На казначейство было возложено непосильное бремя. Приближался крах. Тогда-то Гунс переметнулся к генералу Джиллеспи. Стоило уже подумать о себе, о своем будущем!

В дождливую штормовую ночь на туземной лодке — прау Гунс тайно покинул батавский рейд. В непромокаемом пакете он вез в Бенгалию письменный донос генерала Джиллеспи на губернатора Рафлса генерал-губернатору Ост-Индии лорду Минто.

…Принц Онтовирьо встречался с губернатором несколько раз. Рафлс запросто приезжал в Джокьякарту, заглянул как-то в Тегалреджо. Принц сразу понял, что имеет дело с высокообразованным человеком. Губернатор разбирался в искусстве стихосложения, записывал пантуны, превосходно рисовал, любил говорить о политике. Он все недоумевал, почему яванцы недовольны его правлением.

— Я стараюсь делать добро, — говорил он. — Моя система в конечном счете окупится.

— Яванцам не нужна ни английская, ни голландская, ни французская система, — отведал Онтовирьо. — Корда бог Вишну поднял из воды сушу, злой демон Ранджак потребовал ее себе во владение. Вишну возмутился: «Я поднял землю, почему она должна принадлежать сыну зла?» — «Потому что я сильный!» — воскликнул демон. «Ты не смог поднять сушу из океана, а называешь себя сильным, — сказал Вишну. — Ты силен своим коварством — и только». А так как Ранджак стал яриться, Вишну прихлопнул его, словно муху.

— Мне не нравится ваша легенда, — сказал Рафлс, — от нее пахнет смутой.

В другой раз Онтовирьо спросил:

— Наполеона считают великим полководцем. У англичан нет таких мортир и пушек, как у французов. Я видел их драгун, гусар, кирасиров, улан, пеших стрелков и гренадеров; их доломаны, оранжевые кирасы, белые с синим мундиры, ордена Почетного легиона. Это было внушительное зрелище. В самую последнюю минуту на помощь Янсенсу был подброшен отборный французский полк. И все же вы их прогнали. Как вам удалось подобное дело?

— У них ружья очень часто дают осечку, — рассмеялся Рафлс. — Капсюль не терпит тропического дождя. У Бонапарта тоже бывают осечки.

А потом ошеломил принца новостью:

— Великой французской империи Наполеона больше не существует, мой дорогой, пангеран! Бонапарт увяз в русских снегах. Поход на Москву стал для него непоправимой катастрофой. Его звезда закатилась. Будем надеяться, навсегда. Войска союзников вошли в Париж, а императора сослали.

Было отчего прийти в изумление!

Все так же посмеиваясь, Рафлс рассказал, что в злосчастном походе на Россию принял участие и небезызвестный маршал Дандельс. Наполеон простил яванские грехи своему любимцу. Какова дальнейшая участь «железного маршала», никому не известно.

Разумеется, губернатор Рафлс (не в пример грубому солдафону Дандельсу) мог считаться образцом утонченности. Он понимал красоту во всем. Его приводили в восхищение и цветок редкой окраски, и летающие лягушки, и величественные храмы Прамбанана, и грация балийских танцовщиц. Он хотел знать все о культуре народов Малайского архипелага, не гнушался заходить в лачуги бедняков, брал на руки их детей, щедро одаривал каждого разными европейскими безделушками.

Но синие, как воды океана, глаза Рафлса не могли обмануть Онтовирьо. Он понимал губернатора: Рафлс хотел войти в жизнь чужого ему народа, узнать его обычаи, чтобы с большим умением, чем его предшественники-губернаторы, закабалить этот народ, скрутить его по рукам и ногам,

Рафлс в существе своем ничем не отличался от беспощадного Дандельса. Англичанин, такой же захватчик, как и другие, только хотел казаться добрым. С непокорными Рафлс расправлялся просто: он привязывал их к дулам пушек и хладнокровно говорил генералу Джиллеспи: «Прикажите, сэр, открыть огонь…»

В последний раз Онтовирьо встретился с губернатором при весьма тяжких обстоятельствах: в 1814 году внезапно умер Адипати Аном — султан Раджа, он же Амангку Бувоно III. Смерть отца повергла Онтовирьо в глубокую скорбь. Он любил отца, человека хоть и слабохарактерного, но доброго и справедливого.

В Джокьякарту на похороны не замедлил прибыть Рафлс.

— Мое сердце также переполнено болью, — сказал он принцу, — совсем недавно умерла моя молодая жена. Поэтому ваше горе понятно мне…

Да, Рафлс был отзывчивым. Но все же с чисто английской деловитостью он заявил после похорон Анома:

— Мой дорогой сэр пангеран Онтовирьо, к сожалению, я не смогу сдержать свое давнее обещание: посадить вас на престол и объявить Амангку Бувоно Четвертым. Обстоятельства складываются не в мою пользу. По существующему яванскому праву — адату, как вам известно, вы лишены от рождения права на корону. Мать принца Джарота имеет более высокий ранг, чем ваша мать. Я не могу в данное время обострять отношения с раджами, а потому Бувоно Четвертым будет объявлен ваш тринадцатилетний сводный брат принц Джарот. Вот если и Джарот умрет, то даю слово джентльмена — вы станете султаном Джокьякарты. Претендентов на корону, кроме вас, больше не будет.