Дипонегоро

Онтовирьо подивился коварству джентльмена, но ничего не ответил: он был слишком угнетен непоправимой утратой.

После похорон отца Онтовирьо на долгие годы уединился в Тегалреджо.

Менялись события. Они шли, как облака над головой, не задевали «отверженного». Он по-прежнему сочинял пантуны, но в стихах все слабее и слабее звучали призывы к свободе. Все подавлено, раздавалено…

В 1816 году сместили с поста Рафлса, и он навсегда покинул Яву. Через год он выпустил в свет двухтомную «Историю Явы» с картинками. А натуралисты в честь просвещенного губернатора Явы Рафлса назвали раффлезией самый большой в мире мясисто-красный цветок-паразит, пахнущий падалью.

Генералу Джиллеспи не удалось попользоваться плодами своих интриг: вскоре и он должен был выехать из Батавии. Дело, в том, что после крушения империи Наполеона, по лондонской конвенции, подписанной в августе 1814 года, Англия обязалась возвратить голландскому королевству Яву и другие острова.

Для того чтобы принять управление островами, голландский король Вильгельм I, сын умершего в изгнании штатгальтера Вильгельма V, назначил трех верховных комиссаров, в их числе некоего барона ван дер Дапеллена, который и стал генерал-губернатором Явы и остальных островов Нусантары.

Гунс, конечно же, был тут как тут, он взял на себя управление финансами. Ява по-прежнему оставалась «дефицитным островом». Казна пустовала. Сперва голландцев обобрали французы. Теперь за «добрые услуги» англичане взяли у Нидерландов Цейлон, Капскую колонию, мыс Доброй Надежды и другие земли.

Возвращение голландцев Нусантара встретила восстаниями: заволновались Молуккские острова, Целебес, Борнео, Палембанг, Западная Суматра. Чтобы подавить восстания, нужны были деньги, флот, солдаты.

Онтовирьо ожил. Он сразу же помчался в Джокьякарту к султану Джароту, своему сводному брату. Джароту было уже двадцать лет, и он самостоятельно управлял султанатом.

— Мы должны воспользоваться слабостью голландцев и прогнать их… — стал убеждать Онтовирьо султана. Джарот крепко задумался. Он побаивался Онтовирьо, не доверял ему и в то же время считал, что настало самое удобное время разделаться с презренными беланда, Капеллен повел себя хуже Дандельса. При англичанах Джарот сдал часть земель Джокьякарты в аренду европейцам и получил аванс. Капеллен издал декрет, согласно которому все контракты на аренду земли признавалась недействительными. Джарот обязан был вернуть аванс. Но как вернешь истраченные деньги? Джарот решил, что декрет признавать не следует, а его автора лучше всего вышвырнуть вон за пределы Явы. И делу конец.

— Я готов объявить голландцам священную войну, — сказал Джарот. — Лучше, однако, будет, если мы станем действовать сообща с братом нашим сусухунаном Суракарты. Нужно договориться с ним… Если он заключит с нами союз…

Онтовирьо погнал коня в Суракарту. Он не ожидал столь быстрой сговорчивости от султана Джарота. Неужели осуществится давно задуманное, затаенное? Голландцы сейчас слабы, как никогда. Они давно утратили прежний престиж, их угрозы никого больше не пугают. У них нет денег, нет флота, у них нет даже настоящей боевой армии.

Удастся ли склонить на свою сторону престарелого сусухунана?..

От Джокьякарты до Суракарты не больше пятидесяти километров. Сердце Онтовирьо болезненно сжалось, когда он завидел белые стены дворца сусухунана Паку Буввно III. Паку Бувоно был заклятым врагом прадеда Суварги. Станет ли он выслушивать правнука да еще к тому же «отверженного»?

Из сторожевых будок выскочили босые солдаты в синих мундирах, скрестили копья. Принц назвал себя. Копья поднялись. Его знали здесь, в Соло.

Моджо вызвался доложить сусухунану о посланце султана Джокьякарты. Богослов пришёл в великий восторг, когда узнал, что Джарот готов объявить священную войну голландцам.

— Время настало! — воскликнул он. — Пусть герой Арджуно — наш народ вступит в последнюю борьбу с титаном зла Раксасой. Мои руки еще в состоянии держать копье войны…

Как быстро летит время!.. Киаю Моджо уже пятьдесят. Он не стал великим ученым, ничем пока не прославился. Правда, его повысили в ранге — разрешили служить в главной мечети. Он вхож к самому сусухунану. Но разве об этом мечтал в молодые годы Моджо? Видно, имя его после смерти будет предано вечному забвению.

Он с любовью смотрел на Онтовирьо. У этого еще все впереди: тридцать пять — не возраст! О его храбрости слагают легенды. В Тегалреджо стекаются толпы лишь для того, чтобы взглянуть на пахлавана. Он дрался с голландцами, дрался с французами, дрался с англичанами и едва выжил от раны. Он спас отца от злодея Сепуха. Даже вельможи прониклись к нему глубочайшим уважением. В знак особого почтения его называют иногда именем старинного пахлавана Дипонегоро.

— Зови его скорей, — приказал сусухунан Киаю. — Я хочу видеть истинного героя…

Паку Бувоно III был очень стар, но держался бодро. Ему хотелось во что бы то ни стало дожить до девяноста девяти лет. Свыше семидесяти лет носил он на своей голове корону Суракарты. Чужеземцы утомили его.

Онтовирьо, как и положено по этикету, сидел на низкой скамеечке у трона. Сусухунан внимательно разглядывал его.

— Я хорошо помню твоего прадеда Амангку Бувоно I, — наконец негромко произнес сусухунан. — Он был великим пахлаваном, и имя его навсегда сохранится в памяти народа. Мы считались врагами, но каждый из нас — орудие аллаха и каждый по-своему прав. Я пережил Амангку Бувоно. Я пережил многих правителей. Может, быть, переживу и тебя. Только твой попугай Буюнг переживет всех нас. Мне хотелось бы, чтобы он пережил последнего иноземного губернатора на Яве. Я принимаю союз моего младшего брата Джарота и отдал распоряжение двинуть войско на Батавию. Пусть и мое имя останется в памяти людей… Пусть солнечный орел Гаруда, вестник свободы, вцепится когтями в спины неверных.

И сусухунан в самом деле вызвал командующего войсками Суракарты принца Мангкунегоро, сказал ему:

— Повелеваю в союзе с братом нашим Джаротом изгнать беланда с яванской земли…

Мангкунегоро распростерся на мраморном полу. Он весь был покорность.

Онтовирьо казалось, что все происходит во сне. Ему даже не пришлось убеждать Паку Бувоно III. Принц едва не загнал коня — так торопился в Джокьякарту с великой вестью.

— Я отдал принцам Беи и Мангкубуми приказ привести отряды в готовность, — сказал Джарот. — Ты, брат мой, займешь свое место в главном штабе рядом с достойнейшими. Тебя любят воины и пойдут за тобой… Гаруда расправляет крылья…

Онтовирьо все еще не мог поверить в реальность происходящего. «Уж не грезится ли мне все это?!» — думал он.

Но сон быстро рассеялся. На второй день в Джокьякарте появился Киай Моджо. Он был бледен. Известковая пыль покрывала шелковые одежды. Четки богослов потерял где-то по дороге. Конь его выбился из сил.

— Измена! — крикнул он, завидев Онтовирьо. — Сусухунан отравлен. Это дело рук голландского резидента и подлого предателя Мангкунегоро…

Выслушав трагическую весть, Джарот склонил голову.