Директива Джэнсона

Животное Гитты Бекеши не относилось к тем гигантским особям, по преданию, жившим в древние времена. По оценке Джэнсона, собака имела рост три фута и весила сто двадцать фунтов. В настоящий момент она представляла собой сгусток враждебной энергии. Мало какое животное может сравниться с разъяренным кувасом.

– Госпожа Бекеши! – окликнул Джэнсон.

– Убирайтесь прочь! – послышался дрожащий старческий голос.

– Это у вас кувас? – спросил Джэнсон. – Какое прекрасное животное! С ним никто не сравнится, правда?

– Это прекрасное животное сейчас больше всего на свете хочет вцепиться зубами вам в глотку, – ответила старуха.

Ее голос приобрел уверенность. Он доносился из открытого окна; сама она держалась в тени.

– Просто мы приехали издалека, – сказала Джесси. – Из Америки. Понимаете, мой дедушка – он родом из деревни, называвшейся Молнар. Нам сказали, вы единственная, кто может что-то о ней вспомнить.

Последовала тишина, нарушаемая только свирепым рычанием разъяренной сторожевой собаки.

Посмотрев на Джэнсона, Джесси шепнула:

– А ведь ты здорово испугался собаки, разве не так?

– Как-нибудь на досуге попроси меня рассказать о том, что случилось в 1978 году в Анкаре, – тихо ответил Джэнсон.

– Я все знаю про Анкару.

– Поверь мне, не все.

Наконец женщина нарушила молчание.

– Ваш дед, – сказала она. – Как его звали?

– Его фамилия была Киш, – сказала Джесси, умышленно повторяя одну из самых распространенных венгерских фамилий. – Но на самом деле мне в первую очередь хочется проникнуться ощущениями здешних мест, мира, где он родился и вырос. Необязательно подробности о нем лично. В действительности я просто хочу получить что-нибудь на память…

– Ты лжешь! – воскликнула старуха. – Ты лжешь! – Ее голос превратился в звериный вой. – Сюда приходят чужие люди и лгут! Убирайтесь прочь, или я дам вам такое, что вы надолго запомните.

Послышался отчетливый звук патрона, вставленного в охотничье ружье.

– О черт, – прошептала Джесси. – И что теперь?

Джэнсон пожал плечами.

– Когда все остальное ни к чему ни привело? Попробуй сказать правду.

– Эй, уважаемая, – крикнула Джесси. – Вы когда-нибудь слышали о графе Яноше Ференци-Новаке?!

После долгого молчания старуха проскрежетала голосом, похожим на наждак:

– Кто вы такие?

На Ахмада Табари произвела впечатление расторопность сотрудника ливийской разведки. Они встречались всего в третий раз, но Аль-Мусташар уже начал демонстрировать свои чудодейственные возможности.

– Мы работаем этапами, – с возбужденно горящими глазами сказал ливиец. – Корабль с партией стрелкового оружия уже направляется к вашим людям в Непуре. – Он имел в виду форт на северо-восточном побережье провинции Кенна. – Устроить это было непросто. Надеюсь, корабль не перехватят. Насколько мне известно, у вас были определенные проблемы с анурскими патрульными судами, не так ли?

Воин-кагамец ответил не сразу, осторожно подбирая слова.

– На каждый шаг вперед приходится шаг назад. Даже борьба Пророка не всегда проходила гладко. В противном случае это была бы не борьба. Вспомните договор в Худайбийе.

Халиф говорил про соглашение, заключенное Мухаммедом с жителями Хайбара, города, расположенного неподалеку от Медины.

Ибрагим Магхур кивнул.

– Только накопив достаточно сил, Пророк разорвал договор, свергнул правителей Хайбара и изгнал неверных из Аравии. – Он сверкнул глазами. – Достаточно ли у вас сил?

– С вашей помощью и с помощью Аллаха – их будет достаточно.

– Вас не зря величают Халифом, – заметил полковник Магхур.

– При первой встрече вы сказали, что историю творят великие люди, – помолчав, сказал кагамец.

– Я в этом убежден.

– Из этого следует, что разрушают историю тоже великие люди. Обладающие властью и влиянием, скрывающие свои имперские амбиции под маской гуманитарного сострадания. Стремящиеся остановить борьбу за правое дело призывами к миру. Эти люди пойдут на все, чтобы помешать насилию, которого требует высшая справедливость.

Магхур медленно кивнул.

– Ваша проницательность, а также ваш военный гений гарантируют, что ваше имя будет по праву занесено в учебники истории, а ваша борьба во имя установления умма увенчается успехом. Я понимаю, о ком вы говорите. Этот человек действительно является опасным врагом революции. Увы, все наши попытки поразить его пока что оканчивались безрезультатно.

– Не могу забыть, что он был у меня в плену.

– И тем не менее ему удалось выскользнуть из ваших когтей. Этот человек изворотлив, словно змея.

Ахмад Табари нахмурился при этом воспоминании. Все его последние неудачи начались с этого унизительного удара. Жемчужина, украшавшая его венец, была похищена вором. До того момента ничто не портило ауру безжалостного триумфа и спокойной уверенности Халифа: его последователи верили, что сам Аллах благословляет каждый шаг их вождя. Однако в день накануне ид уль-кебира произошло дерзкое нападение на недавно захваченную твердыню – и похищение легендарного пленника. И с тех пор все пошло наперекосяк.

– Перед тем как идти дальше, необходимо поймать и раздавить гадину, – сказал Магхур.

Табари рассеянно смотрел вдаль, но мысли его лихорадочно работали. Успех революционного движения зависит от ощущения неизбежности конечного триумфа: случившаяся катастрофа пошатнула эту веру. Падением боевого духа повстанцев не замедлили воспользоваться войска правительства республики Анура – и каждая их успешная операция еще больше подрывала доверие последователей Халифа. Получился замкнутый круг. Для того чтобы его разорвать, требовался решительный шаг, и ливиец это понимал.

Табари посмотрел ему прямо в глаза.

– А вы нам поможете?

– Положение, которое я занимаю в правительстве, таково, что мне приходится действовать, заслоняясь множеством ширм. Нельзя допустить, чтобы официальный Триполи был связан с вашими действиями. Однако есть и другие, чье расположение вы можете обратить себе на пользу.

– Вы снова говорите об Исламской республике Мансур, – сказал кагамский повстанец, сверля собеседника буравчиками глаз.

Это образование было создано на территории Йемена сепаратистами, последователями приобретшего харизматическую популярность муллы. Правительственные силы смотрели на происходящее сквозь пальцы только потому, что потери были несущественными. Расположенная в барханах пустыни Рубаль-Хали, республика Мансур пребывала в отчаянной бедности и экспортировала только наркотик «кот» и продукцию мелких ремесленников. Правительство самопровозглашенной республики не могло предложить своим гражданам ничего, кроме шиитского варианта шариата: благочестия средневекового быта. Однако, хотя экспорт материальных ценностей был скуден, Мансур уже успел стяжать себе славу экспортера радикального ислама и сопутствующей ему воинственности.