На острове остроконечный дом,И я в недоумении по том.Лечу с него, иду в него потом.Мы все летим, мы все туда пойдём.Над городом заречный млечный климат,Уздечка страха и его мундштук.Над воротом брада неразделима,И в ней дымит мундштук или кунстштюк.Отшельника курится эрмитаж,Ан вверх иль вниз, а не в мечты этаж.Но чу, звонок на сенном небосклоне.Ложусь плашмя: дрема ерыгу клонит.И так ползу, приоткрывая дверь.И ты вступаешь, верь или не верь,Я отступаю в укреплённу дверь:– Садитесь, говорю, последствие запоя. –(Последнее для самого себя.)Куда там! Ты уже дудишь, любя,В миллион гобоев на моих обоях.1925
15.
Три
раза прививали мне заразу.Зараз-то сколько. Не могли зараз!Хотели сделать меченую расу.Я на террасу, ан с террасы. Класс!Мне было девять, но я не был девий.Теперь дивись. Под шкапом удавись.Я жду в аду (в раю что делать Еве).Что делать! – мой испытанный девиз.Но чу, звонят. Я не могу понять!Ты входишь, панна! Я не понимаю!Что на тебя, что на судьбу пенять.В губу пинать тебя нельзя, немая.Я разнимаю рукава минут.Минуть бы! Но уж ты упомянута.Вы, собеседника пытаясь обмануть,Его целуете случайно, фу-ты! ну-ты!1925
16.
Скажу не может сладкая морковьВас заменить. Вас о безвкусны розыСын Севера я полюбил морозыИ шасть на юг. Но шасть назад любовьОднообразны и прекрасны грёзыКоль шарики катятся. Венка кровьЗа белым шаром шар морковный вновьОвалы губ. Затем овалы-слёзыБесплодная вползает красотаНа кафедру, за нею шасть! мечта«За всэм» потом как завсегдатай – гореИ заспанный служитель человекСажает каждый нововшедший векНа синее сиденье прямо в горыI.1925
17. Орфей в аду
Гав гав! Ау ау! Миау мау! Кукареку!О, караул! Но караул на башне.Бль! бль! в воде, зачем я прыг[нул] в реку,О о погиб (печальной Мойры шашни).Реку Тебе, неостроумный голубь,О боже! Можжевельная вода?Ты мне для лека. Утонул я голый.Иду на дно, должно быть, в ад? о, да.Усаты духи шепчут у сосудов,В которых парится неправедная плоть.О Бог, скорей, о бок, Ты безрассуден.Антропофаги жмут людской приплод.Но о реку, ура, реку из речки.Казалось, им необходим партнёр.Сажусь играть, сдаю, дрожа (у печки).Какая масть ко мне пошла, синьор!
18. Посещение первое
Ударила меня ты по кармануИ посягнула на тугой кошель.Мошну опустошила по обману,Ан в калите определила щель.Не нравится мне ан такой монтаж.Но нрав при чём? Пред совершённым фактомЯ подымаюсь на большой этаж,Весь озабочен предстоящим актом.Не лёгким пожеланьем всяких благ.Но я устал. Ан у дверей приляг.Своим пальто покрывшись, засыпаю.И вижу не совсем приятный сон.На грудь ты наступила мне слепая,Потом зовёшь: швейцар или гарсон!Они явились, тяжело ступая.И тащат вниз по лестнице, бия.Но притворяюсь я отменно спящим.Как счастлив я: не оскорблён бы яНе стоящим вниманья настоящим.Потом встаю и бац! швейцара в хрящ.Мне радостно участвовать в боях!1925
19. Посещение второе
Я вам принёс в подарок граммофон,Но Вы невосприимчивы к музыке.С акцентом немца говорите: ффон,О прокляты двунадесят языков.Я завожу по лестнице его,Он ан взывать, взывать проникновенно.Открылись все парадные мгновенно.Прёт население, не помня ничего.Меня ударило поспешное вниманье.И лестницы заняв амфитеатр,Они пластинок шепчут мне названьяИ чинно внемлют, как мальцы средь парт.И нежно дремлют. Только Вы однеИдёте за бесчувственным консьержем,Но ан консьержа в ейной ложе нет:Он дремлет, рупора обнявши стержень.(Был страшный лев музыкою повержен.)1926 [1925]
20. Реминисценция первая
Я ждал любовь и аккуратно верил.Я слишком добр: она обманный пёс.Закроешь
дверь, она сидит за дверью,Откроешь дверь, её уж чёрт унёс.Мне стало скучно хитростью тягатьсяС котом. И вот четвероногий столПришёл ко мне и лёг в углу пластом,Не стал лягаться, можно полагаться.Непритязательный не безобразит зверь.Я посылаю, он бежит к любимой.Нет разбитней собачки и резвей,И верной столь же, сколь же нелюдимой.Но ан сегодня не вернулся он,Его ты гладишь жидкою рукою,И он, забыв про верности закон,Слегка трещит дубовою доскою.
21. Реминисценция вторая
Георгию Адамовичу
Стоит печаль, бессменный часовой,Похожая на снегового деда,Ан мертвецу волков не страшен вой,Дождётся он безвременной победы.Мы бесконечно медленно едим,Прислушиваясь к посторонним звукам,От холоду ползёт по снегу дым,И дверь стучит невыносимым стуком.Дрожь суеверная, присутствие любви.Отсутствие, спокойный сон и счастье.Но стёкла вдруг, звеня, летят на части,Хлад прыг в окно, и ан, как чёрт, привык.Он прыгает по головам сидящих,Те выпрямляются, натянуто белея.Стал дом похожим на стеклянный ящикС фигурами из сахара и клея.Ребёнок-смерть его понёс, лелея.
22. Мойрэ
Немалая твоя величина:Не утешает. Ан в душе тревога!О престарелая и дурная жeнщинa!Отстань! Отлипни, Мойра! Ради Бога.Безукоризненно качается кормаПрохожей женщины. Её ль ты стоишь? (Стоишь.)Подпрыгивая часто, как барман,Трясу коктейль из слёз. Ты пьёшь и сволочь поишь.(То об зверях домашних говорю.)Но будет! Будет нэкое свиданье!Порю детей. Пальто любви порю.Ты ж порешь чепуху мне в назиданье.Смирение: морение души.Души её! но ан склизка Ты, Мойра.И ань собрав последние гроши:Верчу фанданго, плачу: Ойра! Ойра!
Рисунок Поплавского. 1925
23.
Невидный пляс безмерный невпопадТвой обморок о морока МойраНесладкий но красивый шоколадВыкачивает вентилятор в мореВидна одна какая-то судьбаИ краешек другого парохода.Над головой матросская ходьбаОхота ехать на волка ль охотаТо ль облака вылазят из трубыИль страшный звук не ложного исходаПо ходу отдалимся от мольбыТвоей руки на берегу отходаЧто будет в море мор ли водный моргНа юте рыба иль в каюте ибоКомический исторгнули восторгКомы воды кому в аду. СчастливоТак босую башку облапошивПлясали мысли как лассо лапшиОтца ли я? Отчаливало мореМахала Ты нахалу тихо Мойра1925
24. Аквариум
Марку Мария Талову
Кафе, нейтральный час подводный светОтёки пепла на зелёных лицахВторые сутки говорит соседИ переутомлённо веселитсяВсплывает день над каменной рекойВозобновляется движение и счастьеИ воскресенью честь отдав рукойВосходит флаг над полицейской частьюТак вот она [так вот она] [24] : земляЯ наконец достиг её и тронул [25]Как рваный киль пустого корабляЧто в мягкий ил врезается без стонуТак вот она какая жизнь людейВот место где пристёгнуты подтяжкиВот рай где курят и играют в шашкиПод дикое жужжание идейНе верил я что можно жить в водеНе выплывая и не умираяИ даже не заботясь об едеА как-то так, вздыхая и играяПаря бездумно в голубой беде.Париж 1924–1925
24
Слова зачёркн., как и написанное рядом «какая есть».