Дирижер. Перстень чародея
Шрифт:
– Понимаю. Кажется, я импонировал Серку, – хохотнул я.
– Все знали, точнее, были уверены, что с тобой ничего плохого не будет. – Улло улыбнулся и кинул быстрый взгляд к окну. Я прошел к нему, вспомнив, как много людей видел на улице.
Сад и входные ворота оживились: вышедшие из суда спешили делиться эмоциями со знакомыми и незнакомцами. Их обступали и жадно слушали, садясь друг другу чуть ли не на головы. Десятки чародеев всех возрастов бегали от одного к другому, по несколько раз произнося вслух одно и то же – как я отделался малым сроком и не сильно тяжкими работами.
– Милиан, кто та женщина,
Улло широко улыбнулся – будто засмеется в следующую секунду. Но нет, его непонятная мне улыбка скоро спала, и он ответил:
– Можно назвать экспертом среди чародеев в своей области. Временами присутствует на судах инициированных. И твой процесс пропустить было никак нельзя.
– Она мне завтрак приносила, – задумчиво произнес я вслух, не понимая, зачем эксперту в чем бы там ни было приносить мне еду.
В ответ на мою мысль защитная печатка на двери сорвалась, и в комнату вошла – кто, вы думаете? – та самая дама. Сейчас она несла в руках поднос с высокими стаканами, полными свежевыжатого сока, и графином воды, а под мышкой зажала какую-то тоненькую папку. Опустив поднос на столик, она приблизилась к нам и протянула Милиану прозрачную папку с единственным листом внутри.
– Это уже первые учреждения, предварительно готовые принять осужденного. Лишь для справки и понимания вами.
«Осужденный», «отбывание», «наказание». Чем чаще прогоняешь эти слова в мыслях, вслух произносишь и смакуешь, тем больше кажется, что ты уже сидишь в полосатой пижаме с номером где-нибудь в мурманской колонии, брр. Тоску и боль наводят.
Дама обвела нас заинтересованным взглядом и, развернувшись, вышла. Загадочная особа.
Я еще думал про нее, глядя уже на закрывшуюся дверь, опираясь одной рукой на трость, как вдруг почувствовал острую, почти невыносимую боль в своей раненой ноге, будто в ней пробурили узкий тоннель, влили обжигающее, расплавленное железо и провели через эту лаву разряд тока, способный напитать энергией пол-Москвы. Всё случилось быстро, но, самое чудовищное, я прочувствовал этот ад каждым атомом кожи и мускула.
Я взвыл от резкого болевого всполоха, что прошил ногу до самой пятки, и выронил трость. Подкосился и едва не рухнул на пол, всё же удержав себя в стоячем положении, согнув ногу в колене. Обхватив бедро в месте почти зажившей раны, я приглушенно выл, сомкнув губы, надеясь мычанием быстрее погасить пульсирующую, медленно затухающую боль.
– Что это! Что с ногой! – выдавил я через силу на крикливых нотках, стискивая зубы и пытаясь не закричать в голос, пережидая, когда боль стихнет. Даже слезы на глазах выступили.
– Прости, я не знал, как ты перенесешь заклинание. Извини, что пришлось стерпеть, – сказал Улло.
Я увидел в его руках волшебную палочку. Мерзавец! Какое еще заклинание?! Оздоровительное?! Вот что-то не верю! Наоборот! Покалечил еще больше, кажется! Зачем?! Как он мог?! Он же знает, что в эту ногу меня ранил Морсус!
– Милиан!!!.. Вы!!!.. Как могли!!!.. Так внезапно!!!.. Вы совсем, что ли!!!
– Я ведь не обещал, что не будет больно.
– Вы вообще ничего не говорили!!!
– Зато скоро должно пройти.
Печатка на двери опять сорвалась, и к нам влетели двое дежурных с зажженными в атакующем заклятии артефактами. Они не увидели явных недоброжелателей и уставились на меня, в
муках бодающего воздух и обхватившего ногу, и Милиана с волшебной палочкой в руке.– Всё нормально, он сейчас взбодрится, – заверил дежурных Улло, вытянув к ним руку. – Я был рядом, ничего серьезного.
– Да уж. Немного подустал. Выдохнуть решил после нервного денечка, – буркнул я и всё решил ослабить пальцы, уже не чувствуя пульсацию в ноге.
Перемигнувшись с Улло и друг с другом, дежурные молча удалились.
Я же, начиная осознавать и понимать произошедшие перемены, разжал на бедре руки, осторожно разогнул колено и присел, с удивлением уставившись на свою ногу. Я ощущал, что она совершенно здорова. Мускулы не тянет, кожу не стягивает, ставшей привычной тяжести нет. Неужто и шрамов не осталось тоже?
– Вы меня починили! – восхищенно произнес я, похлопав по бедру? поднимая глаза на Улло.
– Не благодари, – улыбнулся тот.
– Нет, нет, извините, но спасибо, правда! Вы прямо как действительный врач, а не логистик!
Я смело перенес на «исправленную» ногу вес тела. Наконец-то, как приятно вновь шагать на своих двоих! И не нужна теперь трость! На радостях я оттанцевал какую-то пятисекундную импровизированную чечетку и несколько раз согнул ногу, будто разминающийся перед забегом спортсмен.
– Но почему вы не сделали этого раньше? Еще… тогда? – Я поднял с пола оброненную трость и положил ее на кресло.
– Перед твоими родными нужно было выставить тебя пострадавшим. Не может же быть такого: человек получил серьезную рану, а на следующие сутки ее уже не стало.
Собственно, да, логично. Я наконец обратил внимание на листок, который Милиан держал в руках. Водрузив на нос очки, он пробежал по нему глазами всего за пару секунд и, спустив оправу на цепочке на грудь, вложил лист в папку.
– Что на бумаге? – спросил я, не успев заметить текст.
– Осужденным не должно быть известно содержание учреждений, куда его могут направить по приговору, – ответил Улло, не глядя на меня, и поднял с подноса принесенный стакан сока.
– А Проводникам можно? – Я тоже, взяв сок, отпил из стакана.
– Проводник ведь имеет право голоса в обсуждении мест отбывания наказаний инициированным. Более того – обладает правом вето. Но лишь один раз за все судебные процессы, что учиняются против новоизбранных.
– А вы уже когда-то им пользовались?
– Ни разу. Тем более у меня до тебя, как помнишь, было совсем немного инициированных. И тем более над ними не было суда.
Тут я почувствовал неприятный укол – оказался первым осужденным новоизбранным в практике Улло. Те другие правосознательными, что ли, оказались? А я, горячая голова, набитая вихрями эмоциональных всплесков, вычудил, называется. Выделился, значит.
– Но, думаю, я не нарушу судебно-исполнительной тайны, когда не назову тебе конкретные наименования списочных учреждений, но скажу, что они мне известны и представляют собой хорошие и профессиональные места, серьезные. – Улло посмотрел на меня поверх стакана, делая новый глоток.
Приятно слышать, конечно. Есть, интересно, надежда, что меня отправят в нечто культурно-музыкальное? Будто в ответ на мой немой вопрос Милиан сказал:
– Но осужденных инициированных не привлекают к работам, напрямую связанных с основной деятельностью в их мире.