Диссидент

Ночью никогда не бывает тихо. Затихает источник шума, на его место приходит другой. Россия давно стало синонимом голгофы, где на лавках сидят старики, добивающие себя сигаретами втайне от покойных жен, в их домах стрелки часов никогда не затихнут, даже после смерти хозяев, темнота в подворотне не станет светлее продолжительного дня…

Спайсовые обрубки, словно места достопримечательности – отличительная черта городов, в нескольких тысячах километров от столиц. Территориально-принадлежащая печаль сгрызет всех, красивые, но печальные лица… еще немного и от красоты ни останется и следа.

На самом деле, работы в городе масса, но везде зарплаты не соизмеримы с налогами и ценами, видимые моими близорукими каждодневно. У меня-то есть выход из бедности, а что же делать рабочим людям? Неужели, им придется помирать за копейки и умереть в один день, в надежде, что после смерти его ждет вечное блаженство… А если не ждет? Вдруг, после смерти нет ничего, кроме глубокой пустоты на дне глазниц? Мне же видится абсолютное ничто… Жизнь пролетит, все это знают, но почему-то попытки изменить ее в лучшую сторону делают единицы. Так почему же я должен работать с мещанинами, работающие на других мещанинов, создавая иерархическое ветвление, где каждый кого-то контролирует? Почему я должен быть рабом системы и включаться в привычный обиход жизнедеятельности людей, которых не могу выносить? Я не буду работать на очередной плантации, я найду такую работу, приносящую неплохие деньги в кратчайшие сроки! У меня будут деньги, и будет время на проект! Осталось найти то самое, что даст такие возможности, главное, когда найду, не питаться вдохновением, а следовать его правилам!

Ведя диалоги с судьбой, задал ей единственный риторический вопрос: «Жизнь одна, предлагаешь мне работать там, где хочешь ты, остаться на уровне алкогольных бочек, лавируя между кислыми лужами у подъезда?

На завершающей ноте, я принял последнюю таблетку, подразумевающая выздоровление, лег на матрац, прикрыл тело простыней и уснул крепким сном.

Освобождение

Освобождение от одного, украдкой приносит зависимость другого…

Первую половину дня, встретившую в изумительном настроении, я провел в рассуждении. Отнекиваясь от телефонных звонков работодателей, а скорее их посредников, желавших нанять в организацию уборщиков, дворников, разнорабочих, грузчиков и других представителей пролетариата, я спокойно и с чувством найденной работы, говорил, что больше не являюсь соискателем. Завершая диалог, не понимал, как люди способны ходить на работу, даже с учетом хорошего места, даже с учетом долговых обязательств, даже с учетом отличной зарплаты, не исключая удовольствие от каторги, что отлично разнес в пух и прах Гордон, под предводительством Оруэлла. Прочитав «1984» остался в нем навсегда, за городом, где не распространяются законы государства, законы тебя самого. Я остался там, на проветренном месте, где пахнет благоуханием летних росточков, простой травушки, я остался там, любя всяческую соринку природы, и этот чертов фикус.

На самом деле, как в голове появилась мысль о заработке, я точно знал, кем буду, выбор существования осмыслен и обдуман судьбой. Я создатель жизни, не хочу нависать над кем-то и перед кем-то… Хочу нависать только над самим собой.

В таком исполинском диапазоне профессий, актуальной для виделась только одна, такая, где варились неплохие деньжата, учитывая нынешнее финансовое состояние, стремительно подходившее к ничтожно малому числу. Есть огромный шанс, что я сяду в тюрьму и сяду надолго, тогда можно забыть о проекте, потому что жизнь будет другая и ценности диаметрально противоположно поменяются… Я рискнул один раз, и безумно благодарен себе тогдашнему, что смог преодолеть сложности и измениться в лучшую сторону. Мой риск оправдался, прецедент налицо, соответственно, из этого можно вынести то, что я рискну еще раз. Возможно, это будет ошибка, но это единственный выход из сложившейся стагнации и великолепная возможность реализации с помощью финансовых благ. Или такая же возможность уехать на зону. В любом случае, к делу я должен подготовиться основательно и с полной серьезностью. Перед тем, как начать работать, будет правильнее, если изучу все нюансы профессиональной этики. Жизнь показала – она может как встряхнуть, так и наскучить. Благо это или ноша, но практика за плечами имелась, осталось поднатореть в теории. Я должен знать все наркотические вещества, обезопасить шкуру относительно приватности и анонимизации в сети, достать оружие ближнего боя, изучить мануальные материалы о том, как вести себя на улице, при полиции, при чрезвычайных ситуациях. Я выучу номенклатурный сленг, к дополнению ко всему прочему… Я подготовлюсь так, чтобы на улицах не поджидали неприятности, с которыми я не смог бы справиться.

В приподнятом настроении, без мыслей о рабском заточении и траты времени на гнусной работе, я наклонился, чтобы собрать медицинский мусор и с облечением вразумил, что деньги, что отдал за лекарства, потрачены не зря. Я хотел было продолжить тягомотину о дальнейших трудностях, ожидавших впереди, как в дверь постучали. За все время обитания в голых стенах, меня никто не посещал. Несомненно, это были неонацисты. Я не чувствовал страха к ним. Мой организм выработал соответствующие антитела, способствующие противостоять субъектам, избивавшим ранее. Но, пока месть находится в стадии разморозки, я не стану предпринимать какие-то дерзкие выходки. Я накажу их, пускай пройдет время.

Глазка в двери не было, поэтому, я просто отворил дверь. Вид его напомнил господствующий срач ранее, руки, глаза, волосы, пальцы на ногах, натянутые тряпки пропитались отвращением на мне. Казалось, даже «дом» желал выплюнуть мерзавца, чья нога хотела ступить дальше порога. Уверенный в том, что это был тип, живший здесь до меня, поклялся принявшим меня стенам не пустить его дальше собственного носа. Заусенцами чуял – это тот мерзавец, оставивший после себя дикий беспорядок. Рука оперлась об каркас двери, пазухи носа нашептали… он был пьян.

– Привет, браток!

Яблони на выкате, двигаясь, не подчиняясь сигналам черепушки, напомнили детство… болван смешал наркоту и алкоголь. На таких идиотов насмотрелся достаточно, видать, смешал водяру со скоростью.

– Чего тебе? Вашего дерьма здесь больше нет. Убирайся!

Плана мести, его устойчивости на горизонте не наблюдалось, контачить с ними смысла не было. Но дверь я не закрыл.

– Тише будь, браток, я не с пустыми руками… – Зашарив по карманам, мне невольно пришлось напрячься. Быстро закрываю дверь, прячась за стеной, если пистолет. С ножом проще. Ограничусь его вытянутой рукой, силой прихлопну, зажму руку в дверном проеме, заставлю внезапностью выронить перо, а потом… – Мы тут с пацанами покумекали и поняли, что поступили неправильно…. – На последнем слове, животное икнуло, и я расслабил хватку дверной ручки.

– Чего ты хочешь?

– Вручить бабки, только и всего, типа моральная компенсация…

– Сколько там? – Голос стал мягче, дабы не упустить всплывшую золотую рыбку.

– Блин, браток, не так много… десятка, но, тоже неплохо, типа, да? – Тонкая струйка залипа, невидимый паучок спускался по ниточке, засыпая на ходу, его собственная слюна презирала хозяина. Интереса, за какой промежуток времени она достигнет финиша, коснувшись грязных берец, не было, как и времени, я выхватил конверт и захлопнул дверь. Он еще немного подергался у подъезда, покумекав нечленораздельное, уйдя восвояси. Скотины. Думали меня купить можно? Конечно, деньги я взял, а значит, претензий никаких нет… Именно так пускай они и думают, когда тверже встану на покалеченное колено, то обязательно займусь всеми до единого. Особенно подлой скотиной Макаром.

Великий Фицджеральд

Как и предполагал, десяти тысяч мне не хвалило бы ни при каких обстоятельствах, но, похоже, раз я выбрал нелегкий путь, судьба решила одарить меня еще одним щедрым воздаянием. У меня есть одна привычка.

Я очень люблю свои книги. Глазеть на них, доставляет эстетическое удовольствие. Как телки, без перебоя часами могли рассматривать замазанные ретушью фрагменты воспоминаний, так и я, мог весь день рассматривать книги. Я могу не замечать времени, сидеть, трогать их, протирать от пыли, вертеть, крутить, листать, умиляться, удивляясь безупречному абрису, восхвалять издателей, за их качественный переплет, вспоминая по крупицам слова, выражения, когда-то не на шутку будоражившие дымки, оставляя следы в душе. Бывало, я мог приходить в книжный магазин после учебы и возвращаться домой поздним вечером. Иногда, садился за учебу и через полчаса понимал, что читаю совсем не то, что должен. Сейчас, конечно, все не так. Начинаю нарушать правила. Но, ничего, видит фатум, это не по моей вине.

Всегда казалось, если книга хороша, то она определенно должна занять почетное место на полке. Если не эта мысль, никогда бы не было восхитительной коллекции, представленной на полу в новом месте жительства. Их мало, но факт того, что серьезные занятия литературой начались год назад, дает мне некоторую фору. Так вот и произошло, проснувшись ранним утром, на следующий день, после визита обрубка, перед тем, как начать самообразование относительно новой спецификации работы, я решил, что будет правильнее, сначала привести книги в порядок. Слишком долго они скучали в одиночестве.

Как и подобает настоящему эстету, я подготовился заранее. Взяв чистую тряпочку, начал монотонно протирать издания, одни за другими, параллельно вспоминая времена, когда посвящал время той или иной книжке. Чистые, стопкой складывал на стул, который тщательно вытер, но дойдя до книги сороковой, взгляд упал на деревянный пол, скорее на одну дощечку. Весь пол в доме ходил ходуном, и я бы никогда в жизни не нашел находку, если бы в момент заселения, не сложил все книги именно в этот угол, у окна. Как-то она непонятно выпирала, словно под ней, что-то таилось. Я крепко взялся за торчащие ребра доски и когда она немного оголила сторону, схватил ее за кромку и спокойно вытащил. Внутри было что-то хорошо спрятанное, обмотанное целлофановыми пакетами. Аккуратно достав содержимое, начал разрывать внешнюю оболочку. Первое впечатление фееричное, оно захватило так быстро, уйдя, ни оставив и капельку послевкусия. Следом, я задумался о том, что комната напичкана прослушивающими устройствами и камерами. Оглядев голые стены, вернулся к находке, обозвав себя болваном.