Дитя Меконга

Теперь, когда тот выбрался из темноты на свет фонарей, Тонг может с уверенностью сказать, что это именно он. И что одежда на нём не совсем чёрная. Рубашка хоть и отдаёт в свете фонарей желтоватым, скорее всего, чисто белая или едва сероватая.

«Что-то всё-таки происходит, Тонг. Что случилось?»

«Всё в порядке, Пи. Я чуть позже вам позвоню. Просто оставайтесь пока дома. Пожалуйста».

Отправив сообщение, Тонг блокирует мобильник и прячет его в карман, игнорируя звук нового входящего и последовавший за ним звонок.

— Кхун Туантонг, здравствуйте, — Тонг делает вай, но даже вежливой улыбки не появляется на его губах. — Что привело вас сюда?

* * *

— Ты. Я пришёл за тобой, Хемхаенг.

Спокойный, уверенный. Туантонг смотрит на него будто свысока, несмотря на то, что глаза их находятся на одном уровне.

— За мной? — Тонг изображает удивление, хотя внутри всё скручивается в тугой клубок. — О чём вы говорите, Кхун? Мы с вами даже не знакомы…

— Но ты знаешь моё имя, — насмешливо изогнув бровь, замечает Туантонг, и от этой насмешки, от того, каким тоном это сказано, ладони Тонга потеют. Он совершил ошибку, не удержав в тот вечер язык за зубами, и сейчас, когда своими словами лишь подтвердил, что знает его имя.

— Прошу прощения, Кхун, мне нужно идти…

Попытка сбежать не приносит результата. Его не останавливают, не хватают за руку, просто преграждают путь не давая обойти.

— Ты сказал… — начинает Туантонг вкрадчиво, но не заканчивает, Тонг перебивает, прекрасно понимая, что тем самым только копает себе яму, но не останавливаясь.

— Что это вы своим эгоистичным желанием вернуть брата его убили, — повторяет свои же собственные слова Тонг, вскидывая на Туантонга взгляд. — И сейчас вы, видимо, желаете повторить случившееся восемнадцать лет назад.

Налетевший было ветерок, зашуршавший в листве высоко над их головами, резко затихает, будто прислушиваясь. В глазах Туантонга загораются жёлтые искры, и Тонг позвоночником чувствует опасность, однако отступать уже некуда.

— И мы возвращаемся к тому, с чего начали, Хемхаенг.

Самое противное, что Тонг даже возмутиться не может, как и сказать, что его не так зовут, потому что это имя и его тоже.

«Одно на две жизни… Монах, у вас было хорошее чувство юмора, я так понимаю».

— Идём, — не просит, требует Туантонг и, не дожидаясь ответа, разворачивается. Будто вариантов, кроме как подчиниться, у Тонга нет.

— Вы считаете, что после увиденного тем вечером я куда-то пойду с вами, Кхун?

Тонг не делает ни шага, продолжая стоять на дорожке и стараясь не обращать внимания на то, каким любопытным взглядом на них смотрят две обогнувшие их девушки. Одна из них даже оборачивается на ходу. И Тонг понимает почему. Два симпатичных высоких парня не могут не привлечь внимание. Даже если один из них не человек.

— Предпочитаешь говорить здесь?

И снова эта насмешка. Эта самоуверенность в голосе.

Тонг собирается сказать «да». Ведущая к парковке и освещённая фонарями дорожка ничем не хуже любого другого места. Он даже открывает рот, собираясь это озвучить, однако именно этот момент выбирают приятели из клуба, чтобы появиться.

— О, Тонг, ты ещё не ушёл? Синг тебя бросил?

Лёгкое дружеское подтрунивание рождает внутри Тонга досаду, и даже тот факт, что они быстро переключаются на Туантонга, делая запоздалый, смущённый вай, не помогает.

— Мы можем поговорить там, Кхун, — Тонг неопределенно кивает в сторону более тёмного и безлюдного участка. — Простите, народ, у меня дела. Успешно добраться. Кхун?

Тонг сбегает, уводя за собой Туантонга, хотя ещё минуту назад не желал никуда с ним идти.

* * *

Окружённые скамейками каменные столы утопают в мягком свете стоящих у дорожки фонарей. Где-то этого света более чем достаточно, где-то едва хватает. Тонг выбирает серединку, предпочитая отойти подальше от дорожки, но не уходить совсем в темноту.

— Ты меня помнишь, Хемхаенг, — уверенно, без единой нотки вопроса в голосе заявляет Туантонг, занимая место напротив Тонга с таким видом, будто садится не на каменную скамейку, а как минимум на стул в ресторане. — Если бы это было не так, ты не назвал бы моего имени. Этот мальчишка его не знает.

«„Этот мальчишка“ — это Пи?»

Досада внутри вновь поднимает голову, однако на этот раз к ней примешивается раздражение, которое Тонг давит в зародыше.

— Смутно. Я видел ваше лицо во снах, не больше, — наконец признаётся он. — Маленький ребёнок из этих снов называл вас именно этим именем. Люди, что приходили требовать у вашего брата возвращения, тоже называли это имя.

— Люди… — острая улыбка змеится на чужих губах.

«Простите, но нагами вас я назвать не могу. Не хочу, чтобы кто-то это услышал».

Положив руки на каменный стол, Тонг переплетает пальцы в замок и игнорирует новое пришедшее сообщение.

«Синг или Пи Нок?» — задаётся Тонг вопросом, но проверять не спешит.

— Так ты считаешь, что это я повинен в твоей смерти?

— Я не умирал, Кхун Туантонг, — Тонг приподнимает бровь, сдерживая так и рвущуюся в голос насмешку, несмотря на холодок, что скользит по его спине. — Вот он я. Живой и здоровый.

То как меняется после его слов лицо Туантонга, вызывает внутри чувство удовлетворения.

— Хочешь поиграть, Хемхаенг?

— Ни в коем случае, Кхун, — Тонг становится серьёзным и садится ровнее, расправляя плечи. — Я хочу закончить этот разговор, вернуться домой, поужинать и лечь спать.

— Я и предлагаю тебе вернуться.

— К себе домой, Кхун Туантонг. Не к вам.

— Снова упрямишься.

— Снова попытаетесь меня убить?

— Я никогда…

Туантонг внезапно теряет всю свою царственность. Плечи опускаются, хотя сутулиться он не начинает, будто его спина может находиться только в прямом положении.

— Если тебя это волнует, виновный понёс суровое наказание. Того, что случилось, не должно было произойти.

— Я не виню ни вас, — на этих словах горло Тонга сдавливает, будто что-то внутри не желает, чтобы они были произнесены. — Ни кого-либо ещё. То, что случилось, случилось давно и не с нынешним мной. Просто оставьте всё как есть, Кхун Туантонг. Живите своей жизнью и позвольте мне жить своей.

— Отец всё ещё помнит о тебе.

Всего несколько слов, но они одновременно жалят и обжигают. Тонг не помнит даже лица отца Кхема, он даже имени его не знает, но внутри всё равно болезненно ноет.