Дитя порока

— Лишь боль?

— Такую, что ничего не сможет их исцелить, — прояснила я. — Они не должны просто умереть.

Он взглянул на меня.

— А их семьи?

Я подумала, он шутит, но Итан ждал от меня ответа.

— Я не имею ничего против их семей! Только они, — произнесла я спешно.

Тогда как Итан протянул руку и поднял мой подбородок, вновь разглядывая мою шею.

— Я же говорила, что в порядке.

— Ты не сказала, что в порядке. Лишь, что тебя это не заботит. — Он нахмурился.

— Ну, значит, вот я говорю это сейчас. — Я убрала его руку от своего лица. Не хотела, чтобы он ко мне прикасался. — Моя семья, должно быть, уже о нас знает.

– Во-первых, они не твоя семья, Айви, — напомнил он мне, и это задевало. — Во-вторых, позволь позаботиться о...

— Во-первых, семья — всегда семья, неважно, что они сделали или сказали. Они все еще твоя кровь. Во-вторых, месть — единственная причина, по которой я здесь, — ответила я. — Так что извини, что тоже тебе просто так не доверяю.

— Кто ты, Айви? — спросил Итан, и я не до конца понимала, о чем он спрашивает. — Ты не должна колебаться. Спокойной ночи.

— Тогда кто ты? — бросила я до того, как он мог бы уйти.

— Итан Антонио Джованни Каллахан, глава семьи Каллахан и твой будущий муж.

И на этом он ушел.

Я опустила взгляд на камень у меня на пальце. Мой будущий муж.

Мой.

Г

ЛАВА ВОСЬМАЯ

Споткнуться мне или перешагнуть? Не озаряй, высокий пламень звездный,

Моих желаний сумрачные бездны!

Уильям Шекспир

ДОНАТЕЛЛА

Вертя в руке бокал вина, я глядела на семейный портрет над камином, расслабленно сидя в кожаном кресле.

— Один есть, другой остался, бабуля, — прошептала я, поднося бокал к губам.

— Как ты поняла, что это я? — Она подошла к креслу, все еще одетая в платье, как и я сама.

— Caron’s Poivre, — ответила я. Только она пользовалась этим парфюмом. Она пользовалась им столько, сколько я себя помню. — Айви и Итан поладят. А значит, тебе остается волноваться только об Уайатте.

— А тебе, юная леди? — Она взглянула на меня.

На самом деле я была удивлена этим вопросом.

— Мы обе знаем, что мужчины нуждаются в женщине по целому ряду причин. Большинство этих причин базируются на желании быть безумно любимым. Представительницы прекрасного пола поддерживают их, помогают выглядеть полноценными и могущественными в глазах других людей.

— А как же женщины? Ты не думаешь, будто мы тоже хотим поддержки и выглядеть полноценными?

Я снова отпила вина.

— Конечно, хотим, отчаянно. Но еще я знаю, в отличие от мужчин, женщины способны функционировать, править миром даже с половинкой сердца. Потому что часто нам приходится выбирать между семьей и амбициями, мы учимся сглатывать свою боль от поражения.

— Твоя мать нашла компромисс между этими гранями.

— Правда? — Я бросаю взгляд на картину женщины в белом платье с такой же, как у меня, оливковой кожей и чертами лица. — Она была близка к этому, ближе, чем любая другая женщина, но в конце концов тоже потерпела поражение... просто так вышло, что она умерла, до того как это смог заметить еще кто-то.

Когда бабушка не ответила, я поняла, что она смотрит на меня. Это взволнованное выражение часто отражалось на ее лице, когда я говорила что-то подобное. И сегодня мне бы не хотелось его видеть.

— Чего ты хочешь, Дона?

Какой же ужасный вопрос. Рассмеявшись, я ответила честно:

— Всего. Я хочу власть, известность, славу и уважение. Хочу быть королевой, а не принцессой. Я хочу входить в комнату и видеть, как все склоняют головы, когда прохожу мимо. Я хочу, чтобы обо мне писали книги. Хочу быть темой выпускного экзамена в каком-то университете. Желаю творить перемены, великие перемены. А еще я хочу быть матерью и женой... Хочу выйти за мужчину, который влюблен в меня настолько, что это заводит его за грань безумия и обратно. Мужчину равного мне, которого так же уважают и боятся, который понимает, что мои амбиции иногда будут затмевать его собственные. Который сможет стоять на заднем плане, пропустив меня вперед. Я хочу всего, бабуля, и каждый день, пока не получаю этого, чувствую, будто сгораю изнутри. Словно во мне живет чудовище, которое будет продолжать царапать мое сердце до тех пор, пока не дам ему то, чего оно хочет.

— Это и есть трагедия женщин, родившихся с амбициями мужчин.

Я рассмеялась. Она не понимала.

— Это не мужские амбиции, а мои. И я получу все это... Все, чего хочу... или умру, пытаясь. Я не сдамся, как она.

Я подняла бокал в сторону женщины на картине, сомневаясь, гордилась бы она мной или волновалась, как бабушка, хотя в любом случае, без разницы. Итан и Уайатт все еще ощущали боль от их смерти... но я похоронила это чувство уже очень давно.

— Я люблю тебя, Дона. — Она поцеловала меня в макушку и ушла, скорее потому, что понятия не имела, как ответить.

Допив вино, я поставила бокал на стол, прежде чем подняться с кресла и развернуться, как раз когда двери снова открылись, на этот раз впуская Тобиаса, или, как его все зовут, Тоби, единственного друга моего брата, даже хотя тот никогда этого не признает.

— Тебе и правда стоит прекратить делиться с ней своими самыми мрачными мыслями. Она волнуется о тебе, — сказал он откровенно.

— Она боится меня, — поправила я.

— Твоя бабушка видела многое. Очень сомневаюсь, что она боится...

— Она боится не из-за моих желаний, а потому что не имеет понятия, как я достигну всего этого, — разъяснила ему, хотя он, должно быть, понимал это сам. — Она переживает, что однажды я стану настолько жаждать власти, что в конечном итоге предам семью.

— Ты этого не сделаешь.

— Не будь так уверен. Даже я не знаю, что сделаю в той или иной ситуации. — Я подмигнула, направляясь к двери, когда он схватил меня за руку, разворачивая.

— Да? — Я взглянула в его карие глаза.

— Не обращайся ко мне, как ко всем остальным. — Он засмеялся. — Я знаю тебя лучше их всех. Любовь к братьям — единственное, что затмевает твои стремления.

— Я тоже тебя знаю, Тобиас. — Я протянула руку и убрала с его лица каштановые пряди волос. — Знаю, что ты именно такой мужчина, который мне нужен, но я не соглашусь, потому что тебе не хватает статуса, чтобы стоять рядом со мной. Знаю, ты в курсе, что можешь вот так сжать мою руку лишь потому, что я тебе позволяю. Но самое главное, что мы оба знаем, ты возлагаешь такую надежду на мою любовь к братьям, которая, по твоим словам, затмит мои устремления, только потому, что глубоко внутри осознаешь, если я попрошу тебя выбрать... если попрошу предать человека, которого считаешь братом, ты это сделаешь. Ты возненавидишь меня за то, что заставила сделать это, и возненавидишь себя за то, что будешь любить меня даже после всего этого.