Дива

— Данила, сгоняй в магазин? — тоскливо попросил он. — Эти доярки всё выпили... Возьми вискаря и пива.

— Ты с ума сошёл? — спросил Борута.

Тот огляделся и наконец-то увидел, что находится ни самом краю пляшущего угнетённого леса, а далее — освещённая солнцем и бурлящая газами топь. Высокий берег исчезнувшего Дорийского озера маячит в полуки­лометре как недостижимая и вожделенная земля.

. — Мы где? — спросил Шлопак. — Ты узнаёшь место?

Я-то узнаю. А ты совсем не помнишь, куда нас завёл Драконя?

Целитель ещё раз осмотрелся и помотал головой.

– Не помню, отшибло... Я же на пиру пировал!

— Это бывшая деревня колдунов!

 — Нет, ты надёжный товарищ, — оценил тот и вынул и I кармана горсть мятых долларов. — С тобой можно ра- ботать... Сбегай за вискарём?

Борута знал, что у излеченных алкоголиков никогда не следует идти на поводу и выполнять их волю. Напро- I ив, надо тормозить желания и держать в строгости, что­бы миновать момент расслабления психики. Иначе упа­дут в запой ещё более жестокий, чем прежде.

— Ничего не получишь! — отрезал Данила. — Даже нс мечтай.

— Меня женщины напоили! Нет, точнее, отравили со­лянкой из ядовитых грибов.

— Зачем ел? Хотел знания получить?

— Меня кормила поленица! То есть дива... А женщи­ны мной занюхивали.

— Это видно, ты весь какой-то занюханный.

В Шлопаке вспыхнула похмельная ярость.

— Ты особенно не духарись, Борута! Кто ты такой? Туземец?

Данила аккуратно урезал амбиции.

— Сам подумай, откуда на острове женщины?

— Откуда? — задумался тот. — Да они все местные доярки!

— Молоком поили? Парным? — язвительно спросил I .орута. — Или опять сливками?

— Погоди... Молоко было, но что-то ещё, более креп­кое. Точно не помню... Такая весёлая компания доярок!

— Доярки с армянским коньяком?

Шлопак перебрал бутылки, понюхал горлышки.

— Похоже, да, с хорошими напитками... Но я виска- ря хотел.

— Они, случайно, не на мётлах прилетели?

Целителя от этих слов встряхнуло, будто током уда­рило.

— На мётлах?! Да, вспомнил! Это было похоже на ведь- минский шабаш... У них же был тризный пир по Дра­коне! Они так председателя поминали... И меня чуть не съели!

И тут Шлопак рассказал, что, едва Борута задремал, как в животе заурчало, и он опять почувствовался острый позыв. Отбежать успел недалеко и только присел, спу­стив штаны, как перед ним выросла женщина. Возмож­но от того, что целитель сидел на корточках в угнетённой позе, не украшающей мужчину, а она стояла, показалась невероятно высокой и дородной. И корзина в руке, раз­мером с колесо от трактора!

— Такой импозантный мужчина, а повсюду гадит, — укоризненно сказала она, хотя смотрела с любопыт­ством. — Куда не наступишь, повсюду его кучи!

У Шлопака не то что позыв — дыхание перехватило. Сидит со снятыми штанами, голову уронил и зажмурил­ся, полагая, что всё это ему чудится. А женщина склони­лась, взяла его за подбородок.

— В глаза мне смотреть! — приказала. — И отвечать! Это ты осквернил священный остров?

— Я, — честно признался целитель. — Кикимора слив­ками опоила...

— Жадничать не надо! Теперь там грибы не растут. А сейчас и этот остров вздумал загадить? А ну встань!

Он послушно вскочил, натянул штаны и замер. Это была не вчерашняя кикимора, хозяйка мари — сила нечистая, но похожая на обычную женщину; перед ним стояла богатырша, поленица из русских сказок. Показа­лось, высоченная, необъятная и в одеждах, весьма легко­мысленных для героини эпоса: в коротком белом хала­те на голое тело, да ещё не застёгнутом на все пуговицы, и белой косынке. На ферме Дракони такими доярки хо­дили и работницы маслозавода, причём, ничуть не стес­няясь мужиков, посверкивали интимными частями тела.

И вот эта доярка вдруг усмехнулась, как-то вожделен­но посмотрела на пленника и говорит:

— Давно я с мужчинками не шалила! — и потянулась, показывая бёдра в обхват толщиной. — А ты с виду ниче­го, только гадишь в священных местах... Какую бы тебе кару придумать? На осине тебя удавить, что ли?

Академик сообразил, что это не простая доярка и пора каяться.

— Пощади, поленица! Расстройство пищеварения...

И тут его спасло образование, знание фольклора.

— Как ты назвал меня? — изумилась она. — Ишь ты, какие слова знает!.. Верно, поленица я лесная, ди­ной меня зовут. Только вот сыскать себе исполина никак не могу. Всё мелкие мужчинки попадаются. И такие, как ты, — засранцы, — вздохнула и уже благодушно добави­ла. — Ладно, наказание на твой выбор. Согласен?

— Согласен! Из чего выбирать?

— Или ступай на остров и убери за собой, или со мной по грибы. Я сегодня устраиваю скорбный пир по Драко­не. И надо приготовить поминальную грибную солянку.

— С тобой по грибы! — не раздумывая сказал цели­тель.

Он любил полнотелых женщин, но тут слегка ужас­нулся, осматривая могучую фигуру великанши: едва ей до пупа доставал! Если такая обнимет — задавит и не по­чувствует.

— Добро! — она подала корзину. — Я стану собирать, я ты лукошко за мной носить.

Шлопак взвесил полупустую корзину в руке и пожа­лел, что не выбрал уборку дерьма, благо, что на ферме этому научился. Но делать нечего, пошёл за богатыршей. А она идёт по лесу босая, съедобные грибы пинает, сры­вает одни поганки и в корзину кладёт. Причём особенно радуется мухоморам, бледным поганкам и лжеопятам. Идти за нею следом — сплошная мука: как наклонится за грибом, непомерные трусы мелькнут и ягодицы в пол­ном своём объёме — снизу-то всё видно.

Наконец целитель не выдержал, забежал вперёд, хо­тел сказать, чтоб не нагибалась, но смутился и говорит, дескать, грибы-то ядовитые, отравиться можно. Она же лишь усмехнулась:

— У нас всё за милую душу! А тебя и со сливок несёт!.. Ступай позади меня, не топчи грибы.

И при этом потрепала его по макушке, пригладила вставшие дыбом волосы. Исследовательский дух в це­лителе не пропал, несмотря на опасность, он продолжал отслеживать свои ощущения и тут почуял мощный по­ток возбуждающей энергии, даже лукошко с поганками враз полегчало.

Так они раз обошли весь остров, собрав мухоморы, бледные поганки, желтяки и прочие несъедобные грибы, включая трутовики с гнилых пней. Шлопаку уже как-то всё примелькалось, иногда он даже натыкался на доярку, когда та резко склонялась за грибом, но охваченная по­исковой страстью, она будто и не замечала этого. Акаде­мик уже думал, всё, сбор окончен, все поганки сорвала, но когда пошли по второму кругу, опять наросло! Вылез­ли даже осклизлые строчки и мерзкие, поносного цвета, сморчки, которые обыкновенно растут в мае. Корзина уже была с верхом, и дива, чтобы грибы не высыпались, сняла с себя халат и обвязала её, оставшись в одном ниж­нем белье! И хоть бы смутилась на секунду, что рядом не­знакомый мужчина: нравы у пижменских полениц были ещё те!