Диверсанты
Шрифт:
– Бюрдетт не работает на посылках.
– А кем же он числится?
– Черт, ведь им нужен хоть один профессионал, этим безмозглым олухам!
Джексон явно пытался мне что-то сообщить обиняками, и я, кажется, угадал, что именно. В подробности вдаваться было недосуг. Пристально и злобно глядя на бывшего товарища, я спросил опять:
– Где спрятали Мадлен?
– Клянусь! Клянусь, я не знаю! Подумав с полминуты, я решил: Джексон изрекает сущую правду. Не стал бы запираться перед грядущим инквизиторским сеансом, шкуру бы свою поберег... Увы, надеждой меньше...
– Пойдем-ка, - велел я.
Солнце сияло
– Осторожно, - предупредил я.
– Обыскать не успел.
– Сами позаботимся.
– Полагаю, парень выложил все, что мог.
– ГД проверит... Я пожал плечами:
– Их работа, их право...
Джексона заботливо усадили в машину. По бокам предателя тотчас расположились охранники, шофер включил двигатель и покатил прочь.
Не без легкой грусти я припомнил, как мы вместе - и не столь давно, кстати: года миновать не успело!
– разделались в Чикаго с полковником Хименесом и его домочадцами... Плевать.
Но мысль о Чикаго заставила меня перевести взгляд на зажатый под правой мышкой - рука до поры до времени оставалась на перевязи - "дипломат". Открыв чемоданчик, я вынул из него конверт, лежавший поверх джексоновских вещей. Проверил содержимое.
Приблизились красавчик Мак-Кэллаф и незнакомый, пухлый, тоже довольно симпатичный субъект. Я заставил их чуток потоптаться рядом, чтобы немного позлить хладнокровного Мак-Кэллафа, затем сунул конверт во внутренний карман и отдал "дипломат".
– На всякий случай, исследуйте, да только не думаю, чтобы Джексон таскал на свидание со мною важные материалы. Он человек недалекий, но ведь не законченный же остолоп.
Мак-Кэллаф повертел чемоданчик за ручку.
– Это Боб Виллс, - уведомил он.
– Поступает под ваше начало до завтрашнего утра. Исполнительный малый, можете рассчитывать на него полностью.
– А сам не придешь? Серые глаза Мак-Кэллафа не выразили ничего.
– Появилась любопытная нить. Ухвачу и размотаю, если вы не возражаете.
Никаких нитей Мак-Кэллафу разматывать не предписывалось, а ежели нападал на клубок, должен был уведомить старшего, сиречь меня.
– Куда нить уводит? К миссис Эллершоу?
– Не совсем...
Я заставил себя сосчитать до десяти и вспомнить: немало заданий провалилось лишь оттого, что командир группы обращался с подчиненными на диктаторский лад.
– Хорошо, не возражаю.
– Опишите положение. Противник подавал признаки жизни?
– Да, - кивнул я.
– Старая добрая песенка: "ежели не захочешь сотрудничать, женщину похоронят живьем на огромной глубине, оставят умирать от голода и жажды, во мраке и сырости, по уши в дерьме".
– И чего же потребовали? Я нахмурился.
– Какая разница? Тебе отлично известен существующий порядок: понятия "заложники" мы не признаем. Иначе любая сволочь возьмется размахивать револьверами и ножами, брать за глотку и ставить условия.
– Конечно, - сказал Мак-Кэллаф.
– Просто хотел убедиться, что и вы этого не запамятовали.
Я уставился на парня в упор и умудрился смутить ледяного идола всерьез. Мак-Кэллаф изобразил примирительную ухмылку, развернулся и зашагал прочь.
– Винтовку привезли?
– спросил
– Да, семимиллиметровый "магнум", из которого стреляли возле мотеля. Джексон, с официального разрешения, оставил этот ствол у себя, после того, как Макси Рейсса по назначению отправил... Две коробки свежих патронов, сорок штук. Пули стопятидесятиграновые, в мягкой оболочке. Начальная скорость составляет три тысячи сто футов. Ударит в плечо - руку оторвет напрочь...
Виллс в ужасе осекся, поняв, какую сморозил бестактность. Осклабившись, я потрогал черную перевязь.
– Едва не оторвало, вы правы. Храни винтовку пуще зеницы ока и, гляди, не сбей оптический прицел. А теперь очень внимательно слушай и запоминай...
Часом позже я подкатывал в "мазде", которую неуклюже вел одной левой рукой, к обширной гасиенде адмирала Джаспера Лоури. Гасиенда раскинулась в нескольких милях за пределами Санта-Фе среди пологих холмов, поросших можжевельником.
Глава 26
Я заранее позвонил по телефону, и Лоури ждал гостя. Входную дверь он отворил сам: невысокий жилистый человек с обветренным лицом и блеклыми, точно выцветшими под солнцем южных морей, голубыми глазами. Коротко стриженные седые волосы делались на висках совершенно белыми.
– Проходите, мистер Хелм, - любезно молвил адмирал.
Кабинет, где мы очутились, миновав холл и гостиную, обставленные в псевдоковбойском стиле, был истинно моряцким. В стеклянных ящиках виднелись модели боевых кораблей, на которых адмирал, по всей вероятности, служил. На письменном столе и полках стояли миниатюрные парусники, среди коих особо выделялась двухмачтовая красавица-шхуна, водруженная на почетном месте, над очагом.
Хозяин дома перехватил мой взгляд, улыбнулся.
– "Эванджелина Лоури", - сказал он.
– Только настоящая "Эванджелина" отнюдь не блистала такой опрятностью. Да и пахла прескверно... Рабов африканских перевозила, мистер Хелм; и во всей Атлантике не сыскалось бы корабля, способного ее обставить... Не проговоритесь моей жене, что узнали об этом: Аделаида любит внушать окружающим, будто семейное состояние сколочено более благопристойным и цивилизованным способом. Выпить не желаете?
Я пожал плечами.
– С удовольствием, но лишь если это ни к чему необязывает. Я приехал по весьма неприятному делу, адмирал.
Одно мгновение Лоури молчал, потом вздохнул:
– Не беда, мистер Хелм. Предложение остается в силе.
– Тогда, пожалуй, шотландское виски. Адмирал кивнул, наполнил до половины два тонких, высоких стакана, вручил мне сифон содовой.
– Добавляйте по вкусу... Чем же могу служить правительству Соединенных Штатов?
– Видите ли, сэр, в дело замешаны интересы не только государственные, но и личные. Мои. Разрешите показать вам несколько фотографий?
– Конечно.
– Пожалуй, будет удобнее на письменном столе...
– Как угодно.
Усевшись в крутящееся кресло, адмирал сгреб в сторону бумажный ворох, очистил необходимое пространство.
– Показывайте.
Я извлек из конверта глянцевый отпечаток 8х10, удостоверился, что вытянул именно требуемое фото. Несмотря на истекшее со дня гибели Элли Брэнд время, сердце сжалось. Повернувшись к Джасперу Лоури, я широким жестом положил снимок на столешницу.
Адмирал напрягся и замер.