ДК
Шрифт:
– Ты что, старая, дуркуешь? Фашист чистой воды он. Говорю – фашист.
Находим «скворечник», в маленьком окошке продавщицы не видно.
– Что-то страшно мне. – Серега стучит в заклеенное этикетками жвачек стекло. – Представляю, что этот твой Библиотекарь написать может.
– Нормально будет, я ему пьесу скину, он сам сориентируется.
– Скину? – Окошко отворяется, появляется милое лицо бабульки – сразу вспоминается из детства «В гостях у сказки».
– Бутылку «Пикура». Ты будешь?
– После чая не полезет.
Серега покупает
– А ты ему на что пьесу скинул? На печатную машинку? Она у него к интернету подключена, что ли?
– Не переживай, есть у него ноут, просто без надобности его не достает.
Отходим к стальным одинаково бесцветным гаражам.
– Представляю, что он напишет. – Серега первым глотком осушает чуть ли не половину бутылки. – Что-нибудь типа – «Мы ждем вас на премьере драматического театра „Бухенвальд“ – приходите, будет жарко».
– Он может, – подыгрываю я, подставляя лицо весеннему солнцу.
– Блядь, такое ощущение, что мы не театр, а марксистский кружок создаем.
Под ногами хрустит пластик. Дорога по склону спускается в частный сектор. Мы, увлеченные каждый своими мыслями, забираемся на возвышенность. Одноэтажный простор вырывается сверкающим половодьем из каменного затора домов, за ним изгибается широкое русло реки. На другом берегу от непрерывного производства стали раскаляются застывшие над городом облака. Если человечество в силах было прибить к ним транспарант «Год экологии», оно прибило бы.
Собрал король как-то раз англичанина, немца и русского…
– Итак, – я делаю глоток чая, – у нас два актера.
– Кто? – Серега листает меню – «Час Пик» пустует, но и понятно, воскресенье – завтра большинству посетителей на работу. Улица за окном как подтаявшая нуга тянется светом фар. Тень висящего под потолком вентилятора играет на столе вращающимся переливом.
– Ты и Сыч, есть еще завлит, ну и я.
– Небогато.
– Да самое то! – Неожиданно, на полчаса раньше, появляется Сыч, за ним, светясь улыбкой, следует официант. Я узнаю в нем парня позавчерашней давности – короля скидок. – Мы вас позовем. – Царственным жестом артист просит работника кафе на время удалиться.
– Хорошо, – прислужник исчезает.
– Да на хрена вы сюда меня привели? – Не поглядев меню, Сыч падает на жесткий диван рядом с Серегой. – Тут водка больше чем моя жизнь стоит!
– Я угощаю, не парься. – Мне тревожно, от рюмки-другой я сам бы не отказался.
– Вот всегда мечтал о таком директоре.
– Мы договорились здесь встретиться. – Серега откидывается на спинку стула.
– Но со мной, конечно, можно было и в месте попроще увидеться. – Сыч довольно потягивается. – И с кем же договорились?
– С Петром.
– Каким еще на хрен Петром?
– Ну с кукольного, который…
– А, – набавляет себе английского акцента, – мистер Пэтр – представитель театральных меньшинств, лучший в номинации «рука в жопе».
– В смысле? – настораживаюсь я.
– Ну в каком еще «в смысле»? Как, ты думаешь, они своими куклами
управляют?– Как?
– Как-как – через жопу.
Смеемся громко, на шум словно на сигнал снова подбегает официант, заказываем графин водки, пиво и сет из суши и роллов. Парень нашим выбором остается доволен.
– Ладно, по делу. – Пока ждем Петра, надо еще обсудить текст. – Пьесу все читали?
– Да читали. – Кажется, что Серега чем-то недоволен.
– А то, два раза перечитывал, – юродствует Сыч. – Могу пересказать.
– Серег, что не так? – сразу пытаюсь избавиться от недомолвок.
– Да все так. Просто…
– Да что просто?
– Просто я не вижу, как ее поставить. Сыграть – главного героя сыграл бы, а как и что, не пойму.
– Э, – не унимается Сыч. – А что это главного героя сразу ты? Я тоже хочу. Э, директор, у нас что – кастинга не будет?
– Извини уж, Сереге роль героя, тебе – его друга.
– Ну, – актер отыгрывает обиду, преобразующуюся в смирение, – так и быть, я подумаю, конечно, надо посмотреть еще на свой график.
Анализируем мой текст, минусы выявляются сразу, плюсы попозже, да и то с трудом. Точно Вера сказала – поспешил, ну поспешил же… Но разве у меня оставался выбор? Официант возвращается, расставляет на стол наш деловой ужин. Пока мы замолкаем, он сам же разливает водку по рюмкам, потом, удаляясь, напутствует:
– Если вам неудобно есть палочками, советую взять вилки, они вон там за соломкой и салфетками у окна.
– Ладно, давайте, – пытаюсь придать серьезность нашему мероприятию, поднимаю стопку. – За нашу победу.
– Да, победу над всем и вся, всегда и потом, – добавляет Сыч.
– Эх, не нравится мне все это, – печалится Серега.
Я закусываю имбирем – острота японской кухни приятно щиплет язык. Смотрю на поднос, долго не решаюсь, какой ролл поймать на палочку, в итоге беру первый попавшийся. С креветкой…
– Ты, Серег, – начинает Сыч, еду он игнорирует, – в театр пока не заходил, а там уже про нас слушок пошел. В четверг на спектакль придешь, тебе Александр Яковлевич все расскажет.
– Какой слушок? Что расскажет?
– Да что ты с Платоном какую-то авантюру задумали и меня в нее втянули. Александр Яковлевич недоволен, ой, страсть, как недоволен, – косится на меня, – что из его театра актеров в какие-то интриги впутывают.
– А ему не все ли равно? – Откидываю палочки в сторону, ем роллы руками, перед этим топя их в блюдечке с соевым соусом.
– Значит, не все равно. И это, пока не забыл… Александр Яковлевич, ну или Француз, как ты его называешь, хоть представляешь какую премьеру готовит?
– Какую?
– По Шиллеру! «Коварство и любовь!» Трехчасовую! В спектакле около тридцати человек! Бюджет больше двух миллионов! А, выкусили?
– Кто?
– Я, – икает Сыч.
– Да уж, англичане и немцы – все против меня объединились. – Единственное, что приходит на ум, – отшутиться.
– Не понял?
– Моя жена Шекспира ставит, «Ромео и Джульетта».