Длинные тени октября
Шрифт:
Может, ей просто следует позвонить Дэнни? Сказать ему, что она не хотела, чтобы он больше там оставался. Она могла использовать секс, чтобы уговорить его сделать то, что она хотела. В прошлом это всегда срабатывало для неё. Но осталось ещё много дней, и он сказал ей, что миссис Сноуден, вероятно, собирается продлить свой визит. Уйти означало бы потерять свою долю денег. Должен был быть какой-то способ убедить его уйти и не возвращаться, но если они пойдут к мальчикам с этой историей о колдовстве и призраках, они подумают, что девочки парочка психованных дур. Так что же им остаётся? Врать? Они скажут им, что в этом месте полно токсичной
Она снова подумала о миссис Сноуден.
«Может, нам стоит ей позвонить и привезти её домой?»
Это может быть проще всего. Они смогли бы убедить её вернуться, сказав, что дом в руинах. Это выведет ребят из сделки, но вытащит их оттуда, не так ли?
Это была небольшая идея, но кое-что.
Она надеялась, что у её подруги есть план получше.
* * *
Глэдис была напугана.
Это было подходящее время для этого, подходящее время года и подходящие обстоятельства, но всё же она чувствовала странную атмосферу, которая начиналась с беспокойства и переросла в тихий, затяжной ужас. Она меняла отели в надежде избавиться от этого чувства, но оно цеплялось за неё, как голодный клещ, отказываясь отпускать.
А ночью было хуже, намного хуже.
Она смотрела, как садится солнце из окна своей комнаты, и лёгкий страх катился по гребням её усталого позвоночника. Даже за все эти мили она чувствовала дом и злобу, существовавшую несколько десятилетий назад, которая гноилась в нём, как болезнь. Она чувствовала, как стены кишат заточенными душами, лес за их владением - опустошёнными призрачными существами, чувствовала запах влажной шерсти собаки и вкус поднимающейся крови, которая щекотала ей горло.
Она знала каждое движение дочери. Она становилась более сильной и неуравновешенной.
Мальчики были здесь для удовольствия Хэйзел. Это была ужасная потребность, но неизбежное зло. Глэдис это не смущало, и у неё было здесь прекрасное алиби на тот момент, когда мальчики исчезнут. Поэтому её беспокоило не то, что её дочь собиралась сделать с мальчиками, а сила, которую она будет использовать от каждого нового преданного. Несмотря на то, что её жертв было немного, они всё же наполняли Хэйзел самой зловещей, продажной силой, сводя её с ума и вызывая грандиозные иллюзии. Вместо того чтобы использовать магию, её дочь теперь была убеждена, что она хранительница магии, что без неё не было бы никакого колдовства.
Глэдис размышляла обо всём, что произошло, о той тёмной, залитой кровью ночи, никогда не покидавшей её сознание. Это было началом конца. Она просто так устала от жестокости и религиозной мании Артура. Таким образом, она вернулась к тёмной магии, которой научилась у своей бабушки, к древним кельтским ритуалам, призванным причинить вред другому. У Артура даже были книги по этому поводу, на которые она могла ссылаться, и она использовала их, чтобы практиковать своего рода вуду против своего мужа. Это сработало, но не так, как она надеялась.
Когда она обнаружила, что они борются в комнате Хэйзел, первое, что она заметила, было то, как Хэйзел впилась в глаза своему отцу. Несколько недель Глэдис выполняла ритуал с черепом, купленным в магазине медицинских товаров. Во время этого она вонзила ножи в глаза черепа, потому что хотела, чтобы слепота обрушилась на её мужа, иронически, потому что она всегда ненавидела его слепую веру. Она
исполнила своё желание, но с его собственным поворотом, её дочь нанесла раны вместо некой неописуемой силы.Она позаботилась о том, чтобы трупы Артура и мальчика были глубоко закопаны, и провела ещё один ритуал, чтобы гарантировать, что их никогда не найдут. Она полностью отдалась голодным духам земли и предложила им свою дочь, чтобы защитить её под щитом их чёрной магии. Итак, Хэйзел никогда не видела зала суда за то, что они сделали, но, оказавшись в сфере магии, она была привлечена к ней, и её ненасытная похоть сделала её идеальной ведьмой. Теперь всё зашло слишком далеко, намного дальше, чем предполагала Глэдис.
И становилось всё хуже.
Она держалась, ища утешения, которое ничто не могло дать.
* * *
Он не хотел больше там оставаться.
Поначалу Робби был рад, что его считают участником вечеринки, когда Джо и Дэнни впервые получили работу и пригласили девочек, но вечеринка определённо закончилась, и ему наскучила роскошь дома.
И его брат тоже был настоящим придурком. В одну минуту Джо пытался свести его с девушкой, а в следующую минуту он набросился на него не из-за чего. Робби ценил то, как он пытался взять его под своё крыло в отсутствие их отца, но когда Джо стал таким, он напомнил Робби их отца самым ужасным образом.
Единственная причина, по которой он всё ещё не ушёл, - это Гораций. Мама никогда не позволила бы ему держать собаку. Робби провёл б'oльшую часть своей жизни только с несколькими друзьями, такую же связь он чувствовал и с этой собакой. Рядом с ним в постели большой пёс вздохнул и положил голову Робби на грудь, глядя на него уставшими глазами. Они играли весь день и были измучены. Он положил руку на голову Горация, почесал его за ухом, и пёс издал рык удовольствия, когда его язык высунулся. Он обнял его и придвинул ближе, обнимая, чувствуя себя счастливее, чем когда-либо.
Гораций лизнул его лицо, и Робби смеялся, пока не услышал женский голос.
– Ты ему нравишься.
Он вздрогнул и сел, когда Гораций спрыгнул с кровати и побежал в темноту, откуда раздался голос.
– Кто это?
– спросил он. Он никого не видел, даже образов или теней.
– Кайла? Максин?
Мягкий ветерок проникал в открытое окно, трепал занавески, и он слышал шелест листвы на улице, когда прохладный воздух касался его, как кончики пальцев. И хотя он её не видел, он чувствовал девушку, как будто они смотрели друг другу в глаза, как раньше.
– Хэйзел?
– спросил он.
– Ты ведь там, не так ли?
Сначала была только тьма, сомкнувшаяся на нём, как кулак. Затем из его глубин появилось белое лицо, парившее, как бестелесная луна. Робби облизнулся. Ночной ветерок превратил волосы Хэйзел в извивающееся животное, а её каштановые глаза казались темнее и больше. Её рот открылся, и её дыхание пахло сиренью и снами.
– Что ты здесь делаешь?
– спросил он.
Её лицо двинулось вперёд, увлекая за собой всё тело. Она была обнажённой, великолепной. Тело Робби напряглось, когда он посмотрел на неё. Она была кремово-бледной с идеальным телом молодой девушки - тонкой талией, маленькой грудью, застенчивыми плечами и тонким треугольником тёмных волос между бёдрами. Казалось, что он блестит, что-то влажное было внизу, влажное и голодное, ждёт, открывается.