ДМБ: Дембельский аккорд

Через полминуты перед дверью возникла зеленая бронированная туша, покачивающая в такт неторопливому движению длинным прутом антенны. Колеса еще раз натужно провернулись, вывернули липкие пласты и бессильно замерли. Из люка взвилось привидение, перелетело на жалобно вякнувшие доски крыльца, ворвалось в дверь и отрапортовало:

–  Товарищ лейтенант, приказание выполнено, машина в полной готовности, радиостанция включена!

–  Ну вот, а ты ныл - не дойду, утону!..
– Мудрецкий посмотрел на часы.
– Вот можешь ведь, если захочешь! Четыре минуты на все про все, вместе с движением. Все, давай плащ сюда, пошел я с начальством общаться… Потом отгонишь машину на место и свободен до вечера. Можешь поспать, тебе в караул ночью.

–  А может, здесь ее пока оставим, а вечером я… - забормотал было ефрейтор, но под взглядом командира сжался, замолчал и начал стаскивать влажно блестящую химзащиту.

–  Ты ее здесь оставишь, а Фролу у ворот с одним автоматом прыгать если что? Это тебе не такси, это огневая точка вроде бы. Ты теперь в армии, а не в гостях у подполковника Стойлохрякова, боец!
– Лейтенант говорил почти ласково, но Резинкин на всякий случай начал потихоньку отступать за широкую спину Лехи Простакова. Мало ли что? Это год назад взводного, «пиджака» интеллигентного, можно было подкалывать и временами в упор не замечать. А уж как изменился, когда в эту долбаную Чечню попал… Откуда только у бывшего близорукого студента с язвой и командный голос взялся, и взгляд, от которого иной раз Леха меньше ростом становится - снизу вверх на командира смотрит?

–  Так, давай плащ сюда, и я пошел!
– Мудрецкий завернулся в шуршащую зеленую оболочку и выскочил под проливной дождь. Одним движением вскочил на броню, вторым - скрылся в люке, третьим - высунулся из «БРДМ» и показал Резинкину кулак.
– Почему люк за собой не закрыл?! Ну погоди, Резина, вылезу - порву!!!

–  Ага, только сначала просохни, - хихикнул Витек, как только тяжелая крышка опустилась на предназначенное ей место.

–  Ты чего это?
– удивленно уставился на него Простаков.

–  А ты сам прикинь - люк-то я открывал над командирским местом… Допер?

–  Не-а, - честно признался Леха.

–  Во-во, и он тоже не сразу, только когда уже на сиденье плюхнулся. Ну, люк открыт, дождик - сам видишь, сиденье - клеенка, да еще и продавлено малость. А ему на рации работать надо срочно, он и сел с размаху, не глядя. Как думаешь, много там натечь успело?

–  Наряда на два точно.
– Широкое сибирское лицо расплылось в ехидной ухмылке.
– Так что выспись сегодня получше, завтра не получится. Слушай, а вообще-то прикольно, что мы сюда попали, точно? Будет о чем дома рассказать - все-таки на войну съездили!

–  Вот погоди, обратно приедем, тогда и говори, - проворчал Резинкин.
– Как оставят нас тут до самого дембеля… А потом кто-нибудь возьмет и приколется. И нас заодно приколет. Ну его на хрен, такое приключение, и без него будет чего вспомнить… Скажешь, нет?

–  А чего такого вспоминать-то?
– Леха задумался. Крепко задумался. Как всегда, этот процесс затянулся надолго…

В это время лейтенант Мудрецкий занимался одновременно двумя важными делами - укладывал на мокрое сиденье пятнистый бушлат, снятый со спинки водительского сиденья, и пытался настроить рацию. Старенькая рация хрипела из последних сил, иногда горестно подвывала, но соединять взвод спецсредств с командованием отказывалась напрочь.

–  Сорок два полста один, Сорок два полста один, я Сорок два тридцать пять, прием.
– Мудрецкий поплотнее прижал черные кожаные «пилюли» ларингофонов к шее.
– Сорок два полста один, ответьте Сорок два тридцать пятому, прием…

Рация насмешливо заулюлюкала, потом раздался отчетливый и узнаваемый звук сливаемой в унитаз воды. В наушниках побулькало, потом помолчало минуту-другую и начало задумчиво насвистывать.

–  Сорок два полста первый, Сорок два полста первый, отвечайте Сорок два тридцать пятому, прием…

Рация сердито зарычала и неожиданно откликнулась хриплым, смутно знакомым голосом:

–  Задолбал ты, Сорок два тридцать пятый! Если так приспичило поговорить - мотай в комендатуру и по телефону позвони! Ну не слышат тебя, не слышат! Чего орешь-то, чего эфир засоряешь?

Мудрецкий от неожиданности подпрыгнул так, что крышка люка, встретившаяся с упакованной в шлемофон макушкой, зазвенела и чавкнула раскисшим уплотнителем.

–  Я Сорок два тридцать пять, кто на связи?!

–  Ага, не узнал! Богатым буду!
– радостно хихикнули наушники.
– Я Триста шестьдесят шестой, помнишь такого? Заходи, поговорим, тут как раз новостей пачка. Один черт: не докричишься до начальства - твою Сто двадцать третью и в Гудермесе не слыхать уже, а Полста первый сейчас в Ханкале. С московскими дружками водку пьянствует.

–  А ты-то откуда знаешь?
– изумился Юрий.
– Что, в пачке новостей и эта есть?

–  Есть, конечно. Приедешь, могу даже сказать, с кем именно. Три часа назад прилетели, а местные уже и звездочки на плечах пересчитали, и по должностям знают. Секретность у вас в армии, блин… Давай подваливай. Будем проводить профилактику терроризма, преступности и простудных заболеваний. В такой сырости они очень хорошо распространяются, так что надо срочные меры принять. У меня все снаряжение уже готово, но можешь и свое прихватить, чтобы никому мало не показалось. Как понял, Сорок два тридцать пять?

–  Триста шестьдесят шестой, вас понял! Понял хорошо, жди! Сейчас подъеду! Конец связи!
– Мудрецкий быстро вырубил рацию, приоткрыл люк и заорал: - Резинкин!!! Отдых отменяется - хватай Заботина, берите оружие и быстро сюда! Простаков! Я уезжаю, остаешься за старшего!

Юрий прислушался к топоту и мату, бурным потоком хлынувшему из двери. Вздохнул и покосился на баранку руля. В сотый раз прочел вырезанное на ней мрачное предупреждение: «Кто в жизни счастья не нашел, тот в химвойска служить пошел!» Кивнул, соглашаясь. От этого нехитрого движения что-то сдвинулось в голове, встало на место, и Мудрецкий припечатал вовремя пришедшую мысль звонким шлепком по лбу. Заначка! Пока Резинкин возится, заначку надо достать!

Хорошо, что «БРДМ» - машина тесная, это вам не какой-нибудь «Хаммер» Филиппа Киркорова: вагон размера и на две гайки смысла… Не-ет, наш родной армейский уют как-то ближе. И функциональнее. А всяческие прибамбасы… Ну есть там у него встроенный бар со всякими джинами и висками, и что? Чем мы хуже? Ничем. Юрий перегнулся через спинку сиденья, придирчиво оглядел висящий на борту серый ящик со странным для посторонних названием «АСП». Прислушался к происходящему за бортом броневика, не отметил ничего подозрительного и решительно открыл прибор. Пошарил в нем, извлек хищно булькнувший пластиковый пакет и удовлетворенно запихал подальше за пазуху. Захлопнул крышку. Шкафчик получился удобный, а главное - сразу не видно, есть ли там что-то постороннее. Знать нужно, где в нем искать…

Тут лейтенантский взгляд упал на соседний небольшой зеленый ящичек. Точнее, на защелку крышки, подозрительно ярко блестевшую в полумраке боевого отделения.

Осторожно, словно мину неизвестной конструкции, Мудрецкий вскрыл знакомый еще с военной кафедры прибор. Запустил руку в пластиково-металлические потроха, не обнаружил ничего постороннего, не полагающегося по инструкции и принципиальной схеме. Хотел уже облегченно вздохнуть - но воздух в горло не пошел. Вместо этого пришлось невольно задержать дыхание, пока пальцы осторожно свинчивали резьбовую крышечку и нашаривали нечто совсем уж в этом устройстве лишнее - только вот непонятно - что именно. На ощупь резиновое… Брезгливое воображение Юрия уже представило себе использованный презерватив… а пальцы между тем уже сделали свое дело.