Дмитрий Донской
Шрифт:
Разговор наедине
Суровый лаконизм ранних московских сводов смягчается некоторыми колоритными подробностями, содержащимися в Никоновской летописи. В ее тексте порой трудно понять, где кончается информация источника (до нас не дошедшего) и начинаются морализаторские рассуждения и литературные упражнения самого летописца. И всё же рассказ Никоновской летописи о пребывании Михаила Тверского в Орде в 1383 году выглядит весьма достоверно. Разговор хана и князя (точнее — ответ хана на вопрос князя) словно подслушан за пологом юрты. Тверской князь обратился к Тохтамышу с просьбой, с которой он прежде не раз обращался к Мамаю: выдать ему ярлык на великое княжение Владимирское и сильную «рать» для устрашения Москвы. Но Мамай, торгуя ярлыком на Владимир,
Мамай сгинул в коварной Каффе, и его место занял Тохтамыш. Но и Тохтамыш сообщил раздосадованному тверскому князю, что не желает ломать устоявшуюся политическую систему Северо-Восточной Руси:
«В лето 6892 Тахтамышь царь Воложский (Волжской Орды. — Н. Б.) и всех орд высочяйший царь пожаловал князя Михаила Александровича Тверскаго его отчиною и дединою великым княжением Тферским, рек ему сице (так. — Н. Б.): „Аз улусы своя сам знаю, и кийждо князь русский на моем улусе, а на своем отечестве, живет по старине, а мне служит правдою, и яз его жалую; а что неправда предо мною улусника моего князя Дмитреа Московскаго, и аз его поустрашил, и он мне служит правдою, и яз его жалую по старине во отчине его; а ты поиди в свою отчину во Тверь и служи мне правдою, и яз тебя жалую“. И прииде князь Михайло Александрович Тверский изо Орды от Тахтамышя царя с пожалованием и с честью, месяца сентября, а сына своего князя Александра остави во Орде» (42, 84).
Отправившись дальше по пути откровенности, Тохтамыш мог бы объяснить Михаилу Тверскому и причину такого решения. Московский князь умеет вовремя и в полном объеме собирать ордынскую дань со всей Руси. Он знает, от кого и сколько можно требовать серебра. И за это ему можно многое простить…
(Вслед за рассказом о поездке Михаила Тверского к Тохтамышу Никоновская летопись приводит любопытное дополнение. Оно ярко отражает один из соблазнов, подстерегавших русских князей в Орде. Их долгое и томительное ожидание использовали в своих целях разного рода «лоббисты», обещавшие за определенную мзду повлиять на хана, обеспечить быстрое и желательное решение вопроса. При этом проходимцы не стеснялись обещать одну и ту же вакансию одновременно нескольким кандидатам:
«Тогда же бе во Орде у Тахтамышя царя и князь Василей Дмитреевич Московьский, смущаше убо их некий царь Ординский (человек царского рода. — Н. Б.), обещевая комуждо дати великое княжение, яко и царя, глаголаше, на сие приведу» (42, 84). О присутствии в Сарае Дмитриева сына речь пойдет чуть ниже.)
Дмитрию Московскому недолго пришлось ожидать решения своей судьбы. Хан протягивал ему руку снисхождения:
«Той же осени (1382 года. — Н. Б.) к князю Дмитрию на Москву приезди посол от царя Тахтамыша Карачь о миру. И потом князь повеле христьяном ставити дворы и грады съзидати» (44, 130).
Ханская милость подразумевала верную службу. В мирные времена московские князья сами ездили в Орду, чтобы выразить хану свое почтение, задобрить его и всю его челядь дарами и, наконец, получить заветный ярлык на Москву и Владимир. Но после нашествия Тохтамыша на Русь Дмитрий не мог явиться к хану. Это был прежде всего вопрос личной безопасности. При встрече Тохтамыш мог вопреки всем клятвам насладиться расправой над своенравным «улусником». Но и неявка московского князя в Орду могла быть воспринята как продолжение «розмирия» со всеми вытекающими последствиями. После долгих и мучительных размышлений Дмитрий решил отправить в Орду своего второго сына и наследника Василия. (Первый сын Дмитрия Даниил умер в младенчестве.)
Весной 1383 года почерневшая от огня и горя Москва провожала наследника престола в Орду. Рогожский летописец сообщает: «Тое же весны князь великии Дмитреи Иванович отпусти в Орду к царю Токтамышу сына
своего стареишаго Василиа из Володимеря, а с ним бояр старейших, и тамо пребысть 3 лета, и поидоша в судех по Волзе на низ» (43, 148). Княжич Василий родился 30 декабря 1371 года. Таким образом, в Орду он отправился в возрасте одиннадцати лет. При таком малолетстве ему, конечно, нужны были сопровождающие бояре.Новгородский летописец сообщает о том же событии, но с некоторой брезгливой иронией, в которой так и слышится шекспировское: «Чума на оба ваши дома!»: «Посла князь великии Дмитреи в Орду ко царю сына своего князя Василья во свое место (вместо себя. — Н. Б.) тягатися о великом княжении с Михаилом князем Тверским» (55, 142).
Хан по достоинству оценил этот жест покорности и, как мы знаем, оставил Дмитрия на троне великого князя Владимирского. У этого «добродушия людоеда» была вполне понятная причина. Тохтамыш нуждался в деньгах для новых завоевательных походов, а Дмитрий давно показал себя главным «мытарем» земли Русской.
И Дмитрий, проклиная всё на свете, вновь вынужден был впрягаться в привычное московским князьям ярмо долгового рабства…
Кто заплатит за мятеж?
Желая ускорить сбор недоимок, а заодно и пресечь всякое политическое фрондерство со стороны русских князей, Тохтамыш прибегнул к старому испытанному способу контроля над побежденным противником — взятию заложников. В 1382–1383 годах старшие сыновья сильнейших русских князей — Дмитрия Московского, Дмитрия Суздальского, Олега Рязанского и Михаила Тверского — отправились в Орду. Там их задержали в качестве заложников. Это была не столько политическая, сколько финансовая мера. Условием их освобождения был полный расчет по недоимке за 1373–1381 годы. Летописец по обыкновению умалчивает о деталях финансовых расчетов князей с Тохтамышем. Лишь одна случайно оброненная им фраза вспыхивает как спичка в темноте:
«А Василиа князя Дмитреевица приа царь в 8000 серебря» (44, 130; 34, 339).
Тохтамыш назначил Дмитрию такую сумму «выхода», которую тот при всем желании не мог собрать в своих опустошенных нашествием владениях. В качестве гаранта уплаты недостающей суммы в восемь тысяч рублей хан и оставил у себя княжича Василия.
Именно эту сумму Дмитрий в 1385 году потребовал у Великого Новгорода, в качестве аргумента приведя к его стенам едва ли не всех «низовских» князей с полками. Однако прижимистые новгородцы отделались выплатой лишь трех тысяч наличными деньгами. Остальное «серебро» должны были уплатить их владения на Русском Севере. Но там, в краю бескрайних лесов и вечного покоя, любые действия власти совершались медленно и трудно. А между тем осенью 1385 года истекли три года пребывания Василия в Орде в качестве заложника. Судя по всему, именно эти три года хан дал русским князьям для полного расчета по всем ордынским платежам…
Условия содержания Василия и других заложников в Орде стали изменяться от вполне достойных и даже почетных — до тяжелых и унизительных. Ценой дальнейшего промедления с выплатой могла стать жизнь княжича. Не дожидаясь расправы, пленники стали строить планы побега.
Институт заложничества уходит своими корнями в библейскую древность. В XIV столетии на этот печальный путь встала одряхлевшая Византия. Император Иоанн V в 1373 году признал себя вассалом турецкого султана Мурада и обещал платить ему ежегодную дань. В залог нерушимости этих обязательств император отправил к султану своего сына Манула в качестве заложника (274, 88).
Заключив мир с Орденом в 1383 году, литовцы в качестве гарантии дали немцам своих заложников (140, 162).
И в Западной Европе в эту эпоху взятие заложников было обычным делом. Так, после пленения французского короля Иоанна Доброго в битве при Пуатье (1356 год) англичане назначили за его освобождение огромный выкуп, выплата которого производилась частями. Уже при выплате первой части суммы король получил свободу, тогда как гарантами выплаты остальной суммы стали заложники — французские аристократы и состоятельные горожане, добровольно отправившиеся в плен к англичанам.