Дмитрий Донской
Шрифт:
Итак, Тохтамыш шел войной на Дмитрия Московского и тех, кто посмеет стать на сторону русского князя. При таком подходе отсутствие Дмитрия в Москве увеличивало шансы на мирный исход дела. Москвичи могли отсидеться в крепости и откупиться от татар, заплатив выкуп. Именно так, например, уладится дело во время нашествия на Москву правителя Орды Едигея зимой 1408 года.
Узнав о приближении Тохтамыша, Дмитрий Московский пытался собрать общерусское войско. Потерпев неудачу из-за эгоизма князей, а может быть, и общей слабости боевых сил Руси после Куликовской битвы, он уехал из Москвы в Кострому. Кострома была наилучшим
Безусловно, Дмитрий надеялся на то, что хан не станет тратить время на долгую осаду московской крепости. Этого не позволяла сама природа многотысячного конного войска, подобно саранче пожирающего всё на своем пути. Орда не могла долго стоять на месте. А взять белокаменную Москву с налету, «изгоном», не удалось даже военному гению Ольгерду.
Обдумывая ситуацию, Дмитрий, казалось бы, учел всё. И выбрал тактику отхода и выжидания. Но всегда найдутся вещи, не поддающиеся учету. Они-то зачастую и решают исход войны.
В этой связи можно упомянуть еще об одной реконструкции событий 1382 года, предложенной современным исследователем. «Поведение Дмитрия Донского и Владимира Андреевича с трудом поддается объяснению. По меньшей мере, один из них мог бы возглавить оборону столицы. Очевидно, братья рассчитывали на более долгую осаду Москвы и создание угроз сразу с двух флангов орде Тохтамыша. Слишком быстрая развязка нарушила эти планы» (233, 98).
Нашествие
Тохтамыш многому научился у Тимура. В частности, он знал, какое огромное значение для успеха кампании имеют внезапность нападения и быстрота передвижения. Перед выступлением в поход на Русь он приказал схватить и перебить всех находившихся в Орде и Волжской Болгарии русских купцов, которые могли бы послать в Москву скорую весть о начале похода. Их товары были разграблены, а корабли использованы для переправы ханских войск через Волгу.
Выступив в поход, Тохтамыш стремительно шел к Москве, не отвлекаясь на второстепенные цели.
Автор «Повести о нашествии Тохтамыша» при всем трагизме своего рассказа не упускает случая сказать комплимент московским князьям. В частности, он замечает, что, несмотря на все усилия Тохтамыша скрыть от русских свои намерения, ему это не удалось. «Но обаче (однако. — Н. Б.) суть неции доброхоты на пределех ордынскых на то устроени, поборници суще земли Рустеи» (25, 192). От них-то в Москве заранее узнали о выступлении Тохтамыша. Но и этот выигрыш времени не смог спасти положение.
Словно черная туча, орда Тохтамыша надвигалась на Русь. Сильнейшие русские князья спешили выразить свою покорность новому «царю». От своих осведомителей Тохтамыш, конечно, знал настроения и союзнические отношения русских князей. Дмитрий Константинович Суздальский — союзник Дмитрия Ивановича по «переяславской коалиции», виновник избиения ордынских послов в Нижнем Новгороде в 1375 году и, наконец, тесть московского князя — имел все основания опасаться возмездия. Понимая это, суздальский князь в знак полной покорности послал к Тохтамышу своих сыновей Василия и Семена. Олег Рязанский — вечный хитрец и двурушник —
не только поспешил поклониться Тохтамышу, но и показал ему броды на Оке. Михаил Тверской затаив дыхание следил за развитием событий и, кажется, готов был предложить Тохтамышу свою помощь в разгроме Москвы.Единственным из сильных князей, сохранившим верность Дмитрию, был его двоюродный брат Владимир Серпуховской. Впрочем, его действия можно понимать по-разному. Подобно Дмитрию, он покинул свою удельную столицу и ушел с дружиной на север, в район Волока Ламского. Эта позиция, безусловно, явилась результатом тщательного обдумывания и имела многоцелевой характер. На первом месте стоял вопрос личной безопасности. Как верному сподвижнику Дмитрия и герою Куликова поля, Владимиру не приходилось ожидать пощады от Тохтамыша. Из Волока Ламского Владимир в случае татарской погони мог через Зубцов и Ржев уйти в Литву.
Но дело было не только в личной безопасности. Встав с полками у самой южной границы Тверского княжества, Владимир явно посылал Михаилу Тверскому некий вызов, содержание которого историки понимают по-разному. Одни полагают, что Владимир, исполняя указание Дмитрия Ивановича, своим маневром предостерегал давнего врага Москвы от соединения с Тохтамышем. По мнению других, Владимир, напротив, считал московского кузена «политическим трупом» и спешил навстречу тверскому князю. Первое мнение подтверждается последовавшими за этим эпизодом многими годами союзнических и добрых отношений между братьями, которые, впрочем, не исключали и ссор.
Заметим, что согласно общепринятой военной практике русские князья нередко занимали позицию где-нибудь неподалеку от города, осажденного неприятелем. Оттуда они нападали на врага одновременно с горожанами, делавшими вылазку из крепости. Этот двойной удар — во фронт и в тыл — часто заставал неприятеля врасплох и приносил успех осажденным. Возможно, нечто подобное предполагали совершить Дмитрий Московский и Владимир Серпуховской по договоренности с осажденными москвичами. Расстояние от Москвы до Волока Ламского конное войско могло преодолеть за два дня.
Как бы там ни было, но отъезд Владимира из Серпухова имел для города те же последствия, что и отъезд Дмитрия — для Москвы. Тохтамыш «преже всех взя град Серпохов и огнем пожже» (25, 190). Вероятно, тогда же сгорел и новый Троицкий собор.
Отсутствие в городе князя едва ли было решающим фактором падения Серпухова. Численное преимущество татар было столь велико, что практически не оставляло шансов его защитникам.
Смятение и безвластие
«Повесть о нашествии Тохтамыша», содержащаяся во многих летописях, представляет смесь ранних источников (в том числе свидетельств очевидцев событий) с позднейшими дополнениями, а также комментариями риторического и церковно-дидактического характера. В этой пестрой смеси трудно выделить зерно исторической истины. И всё же пунктир событий прослеживается достаточно четко.
Войско Тохтамыша, разоряя всё на своем пути, шло от Серпухова к Москве. Между тем в городе кипели страсти. Одни хотели бежать из Москвы, а другие, напротив, собирались сесть в осаду и держаться до последней возможности. Почуяв безвластие, городской плебс вышел на улицы и занялся грабежом богатых домов, владельцы которых предусмотрительно покинули Москву.