Дневник ангела
Шрифт:
Внезапно он понял, что дико соскучился по обыкновенным добрым людям да были ли в его жизни эти "обыкновенные добрые?..
– но он был готов заговорить с первым встречным.
Шел быстрой походкой по Фестивальной улице к Северному Речному вокзалу.
"Должны же быть где-то люди. Они мне интересны тем, что порою причиняют друг другу боль. Но вдруг они испытывают жалость ко мне? Меня это убьет. Я не перенесу подобного. Или... а заслужил ли я их - хотя бы жалость? Не знаю. Надо вернуться домой."
Он дошел уже до здания Северного Речного вокзала.
"Это очень правильное здание, сталинское..."
Здесь
Конечно, сперва согласился. Поболтал ещё с одноклассником о компьютерах, взломах каких-то программ (в чем никогда не разбирался). А на встречу не пошел. Нужно было платить деньги - что-то вроде ста тысяч. Такие деньги редко держал в руках. Но признаться в этом однокласснику было стыдно. И да и еще: там, небось, будут пить - вино, шампанское, пиво, если ни что покрепче. А ни того, ни другого, ни третьего - никогда не пробовал (а уж про "покрепче" - не знал даже как выглядит). Только однажды, может, пару раз, под Новый год, когда с мамой были в гостях, ему, двенадцатилетнему ребенку, подливали пригубить шампанского в честь общего праздника. А так - ни-ни, никогда.
Причины нашлись. Просто: не пришел.
Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на лице уставшем высохнет слеза,
Явись, возлюбленная тень,
ночь унесет тебя за тридевять земель,
Как сбудется, на сколько хватит сна.
Прогулки с Пушкиным от неба до земли,
Бессмертный воин, сраженный пустотой.
Смотреть на ночь уже нет сил,
но остается день и вместе с ним
Влеченье к тем, кто увлечен тобой.
А.Горохов "Прогулки с Пушкиным".
Я вбежал в квартиру.
Тихо.
Еще никого нет, кроме...
– Эй...
"Ты с кем-то разговариваешь? Ты что-то хочешь узнать? Ты что-то искал?"
Эй...
"Ты искал связь. Ты нашел: явки, пароли?.. Ты опоздал на десять лет."
– Эй!
"Ты что? ты убила себя?"
"Да."
"Вот так просто, "да" - и все?"
"Просто. Ты так любил это слово..."
"Слово? При чем тут слово? Ты не можешь умереть - у тебя нет души, дура."
"Так. Но ты отдал мне часть своей."
"Какой к черту души, что ты лопочешь, ты кукла, ты не можешь умереть."
"Не кричи на меня. Ты отдал мне часть своей души, и я теперь могу умереть, по-настоящему умереть."
Зачем?
Ах, какая радость! Она теперь может по-настоящему... Да любой человек может провернуть подобное дурацкое дело на раз.
"Попробуй... пробовал ведь."
Да, ты права, пробовал.
Она повесилась. На крюке от люстры. Мама привезла с другой квартиры новую люстру, старинную. На какие-то два дня моя комната осталась без верхнего света. Этим и воспользовалась кукла.
Был включен компьютер. На экране, в моем любимом "Лексиконе", был текст - дневниковые записи годовой давности.
"...Я все-таки повесил ее... За ноги. Вниз головой. Портрет Гитлера, правда уже... Я сфотографировал повешенную. Класс!.."
Надо было что-то казать, что-то сделать, но - что? Куда-то позвонить, кому-то рассказать...
Зачем?"Я не могла тебя по-настоящему любить, можно мне теперь по-настоящему умереть?"
Но я не хочу так!
Она говорила моими словами, она сделала то, что я не в силах был совершить. "Химическая дочь..." Я все сделал не так. Я бы мог ей читать только сказки, я бы мог учить её доброте и справедливости, я мог бы врать, грубо врать ей. Но мне понадобился человек. Живой, поганый живой человек, с которым было бы интересно! Не кукла, веселая глупая кукла, а живой настоящий человек!
Что я наделал...
"Ты украла у меня эту смерть. Зачем?"
"Живи таким, верни Лену."
"Я не смогу, я не нужен ей."
"Не ври, сейчас - не ври, вы любите друг друга, я лишь жалкое подобие..."
Да, ты подобие... Эгоисты, что вы со мной сделали?
"Не умирай."
"Ты не можешь любить только музыку, твоя любовь стала безликой, вернись."
"Не умирай."
"Ты же чувствуешь: любовь рассыпается, что осталось твоим? я? но меня нет; и никогда не было."
"Я не могу так. Не умирай."
"Ты думаешь, легко быть вещью?"
"А ты, ты думаешь - легко быть вещью."
"Не кричи на меня. Позвони ей."
"Заткнись. Не умирай."
Но я не знал, что ей ещё сказать. Я вышел из комнаты. Я хлопнул дверью.
Я стоял на балконе и смотрел на закат. Небо сегодня чистое.
Похолодало к вечеру.
Когда я вернулся, её уже не было. Нигде.
– Кукла.
Осторожно позвал я.
Никто не откликнулся.
Жертва.
Ее телом была её душа, то, что я подарил ей. И теперь этого нет. Я сам все испортил. Теперь моя дочь умерла. Это сделал не я.
Это она убила её.
Значит, наконец-то все прояснилось.
Наконец-то мое сердце очистилось от страха и тоски. Теперь знал.
Я теперь только знал.
Я должен вернуться.
Послушай, Вероника, я давно хотел тебе сказать...
Глава 13.
"Pоман в стихах - 4" (rubedo).
/октябрь 1997г., продолжение/
Предметы, понятия, символы - будто бы разом слились в моем рассудке и я перестал различать их.
Осознание собственного безразличия к жизни пробудилось во мне. Я всегда знал, оно спало, оно ждало лишь знака, пароля, сигнала.
Безразличие - стало движением во мне, ветром, скоростью "моей смерти" - предстояло теперь только завершить работу, разбить черно-белое зеркало. И я знал, чем его можно разбить. Ведь "смерть" - это только такое слово, а так - её будто бы и нет вовсе.
*
Маленький принц улыбнулся:
– Ну, разве ты уж такая могущественная? У тебя даже лап нет. Ты и путешествовать не можешь...
– Я могу унести дальше, чем любой корабль, - сказала змея.
И обвилась вокруг щиколотки маленького принца, словно золотой браслет.
– Всякого, кого я коснусь, я возвращаю земле, из которой он вышел, сказала она.
– Но ты чист и явился со звезды...
Маленький принц не ответил.
– Мне жаль тебя, - продолжала змея.
– Ты так слаб на этой земле, жесткой, как гранит. В тот день, когда ты горько пожалеешь о своей покинутой планете, я сумею тебе помочь. Я могу...