Дневник грешницы

К тому же именно тогда Ирине Львовне стало окончательно ясно, что шансы разыскать дальнейшие следы Анны Строгановой близки к нулю. Если бы здесь был Карл, он, возможно, и смог что-нибудь сделать…

Но что об этом говорить? Карл не знает и никогда не узнает о том, кто его настоящая прабабка.

Во всяком случае – не от нее.

Ирина Львовна грустно рылась в своей сумочке, тоже новой, вишневой кожи, дорогой и очень вместительной. Вместительность была главным требованием Ирины Львовны еще со школьных времен, когда дамская сумочка обязана была вмещать в себя полкило ученических тетрадей и пару-тройку учебников.

Ирина Львовна пыталась разыскать в сумке, среди множества других необходимых вещей, маленький блокнотик для записи внезапно пришедших в голову творческих мыслей. Как водится, вместо блокнотика под руку попадались косметичка, отдельно валяющаяся помада, расческа, какие-то старые ключи, забытая и окаменелая от времени «ириска». Попалась и небрежно согнутая пополам визитка. Ирина Львовна, вздернув брови, развернула ее.

Пожала плечами. Бросила визитку в корзину для бумаг.

Пошла на кухню варить себе кофе.

Но и кофе оказался каким-то безвкусным.

Тогда она вернулась в кабинет, в котором было все необходимое – все, о чем она так долго мечтала: компьютер последнего поколения, цветной принтер (он же сканер, он же ксерокс), стильное и удобное кожаное кресло на колесиках, массивный дубовый письменный стол и изящный, из карельской березы, компьютерный столик и множество других вещей и вещиц, радующих и облегчающих жизнь пишущего человека. Даже корзина для бумаг была не простая, а раритетная, каслинского литья.

Из этой-то корзины Ирина Львовна и извлекла визитку художника и медленно, все еще раздумывая: «Стоит ли?», набрала указанный в ней номер.

* * *

Картины (в основном пейзажи) оказались совсем неплохими, чай – настоящим цейлонским, правильной концентрации и соотношения лимона и сахара, а хозяин – спокойным, приятным и ненавязчивым собеседником.

Были к чаю и совсем недурные пирожные из «Севера» – фруктовые корзиночки и особо ценимые Ириной Львовной шоколадные эклеры.

В общем, она не жалела о том, что приехала.

Когда же он упомянул о том, что в день их с Ириной Львовной знакомства ездил «на пленэр» в те места, где до революции находилось имение графов Безуховых, последние остатки апатии как рукой сняло.

– А разве там что-то осталось, кроме развалин? – с живостью, удивившей и обрадовавшей художника, спросила она.

– От самого имения не осталось даже развалин, – отозвался Алексей, внимательно глядя на нее. – Говорят, в войну туда попала бомба. А вот на месте бывшего охотничьего домика кое-что имеется. Весьма, весьма живописные окрестности! Да вот, не угодно ли взглянуть? – И он, не вставая с кресла, потянулся за папкой с эскизами.

Ирина Львовна впилась глазами в наброски живописных окрестностей. До сих пор охотничий домик существовал лишь в ее писательском воображении. Существовал, правда, так живо и ярко, что она свободно представляла себе узоры на ковре перед камином, самый этот камин с ярко горящими ароматными кленовыми поленцами и даже синий в мелких золотых звездочках полог над кроватью, давшей графу и Анне долгожданный любовный приют.

Ирине Львовне было так важно узнать, что домик существует… существовал на самом деле, что она, жадно перелистав эскизы, посмотрела на их автора с искренней благодарностью.

Художник, неправильно истолковав ее взгляд, тут же пересел к ней поближе и сделал попытку взять ее за руку.

Ирина Львовна немедленно встала и засобиралась домой.

– Может, увидимся на природе? – с надеждой в голосе предложил Алексей. – У этих самых развалин? Там чудесные места для лыжных прогулок… я мог бы заехать за вами… Если, конечно, вы скажете мне, где живете!

Ирина Львовна с удовольствием сказала где.

– О, – впечатлился художник. – Тоже весьма, весьма живописные места! Я давно собирался сделать несколько этюдов на вашем берегу Серебряного озера!

Ирина Львовна, решив, что он просто-напросто напрашивается в гости к состоятельной женщине в элитный коттеджный поселок, промолчала. Но художник не унывал:

– Так как насчет лыжной прогулки, Ирина? В ближайшие выходные как раз обещают отличную солнечную погоду!

– Ну, не знаю, – подумав, отозвалась Ирина Львовна. – Возможно.

* * *

Они встретились в ближайшие выходные. Покатались на лыжах по заснеженному лесу, полюбовались на живописные развалины охотничьего домика, выпили горячего чаю из термоса, предусмотрительно захваченного художником. Из лесу возвращались каждый в свою сторону, каждый в своей машине. Художник был молчалив и тактично ненавязчив. В гости больше не просился, про этюды на принадлежащем Ирине Львовне куске берега даже не намекал.

Ирина Львовна, объяснившая себе, что согласилась на лыжную прогулку только для того, чтобы взглянуть на столь интересующие ее развалины, была довольна.

Но всю обратную дорогу и даже вечером, приняв горячую ванну и с удобством расположившись у камина со стаканом согревающего в руке, она вспоминала не только развалины, но и художника.

Решительно ничего в нем не было особенного, в этом Алексее. По возрасту – ее ровесник или немного старше, рост средний, телосложение обычное, лицо – что называется, без особых примет. Пейзажист он действительно неплохой, насколько она могла судить, но точно – не Шишкин и не Саврасов. И в разговоре его, и в манерах ничего захватывающего пока не наблюдалось.

Словом, не Карл Роджерс. Далеко не Карл Роджерс.

Если каждая черточка, каждое движение, самый звук голоса великолепного Карла заставляли трепетать ее сердце и баловали, восхищали ее развитое, как у всех писателей, эстетическое чувство, то в случае с художником и сердце, и эстетические чувства сохраняли полное спокойствие.

Однако и не выдвигали никаких аргументов против.

Ирине Львовне, как и всякой женщине, было приятно выраженное внимание и заинтересованность со стороны мужчины ее круга и воспитания. Не верилось и в меркантильные интересы с его стороны. В конце концов, у него неплохая трехкомнатная квартира в центре города, мастерская, которая тоже, вероятно, стоит денег, и почти новая машина, лишь немногим дешевле ее «Тойоты».

Машину и мастерскую Ирина Львовна видела собственными глазами, а про квартиру и семейное положение (разведен три года назад, дети выросли и живут самостоятельно) узнала если не в первую, то во вторую встречу. С несколько старомодной обходительностью художник дал понять Ирине Львовне, что является свободным, материально обеспеченным и вообще – заслуживающим доверия претендентом на более близкое знакомство.

И ей это тоже было приятно. Или, по крайней мере, не вызывало отторжения и желания немедленно и сразу прекратить начинающиеся отношения.