Дневник кота с лимонадным именем (сборник)
Шрифт:
Следующие дни мы с Даниэлом делили ценное местечко на пруду. Учёный чудик, вопреки телячьим глазам, проявлял ослиное упрямство в своей работе. Вот это я уважаю: взялся за дело — вкалывай и вообще доводи до конца. Даниэл не сачковал, а скрупулёзно пас своих земноводных и подопечных насекомых. Молодец. Я всегда на рыбалку с собой водочку беру, угостил мужика — в конце сеанса наблюдений, конечно.
Отношения наши светлели… но физиономии мрачнели с каждым прошедшим днём. Его мухи действительно исчезали, да и мои карпы бастовали, заразы.
— Слушай, Ваня, — как-то предложил мне Даниэл, — а ты попробуй сменить наживку. Саранчу на крючок насади, например.
— Ха! Ну ты даешь! Карп — и
— Ничто не мешает попробовать саранчу. Вон их сколько прыгает…
Гм, действительно, а почему бы нет? Я быстро поймал наживу из тех, со вздутым зелёным брюшком, и насадил на крючок. Несчастное насекомое стало плеваться пеной, не понравилось небось. Я бы пожалел саранчу, да люди существа жестокие, так что вместо того чтобы сочувствовать, я взмахнул удилищем, и крючок с наживой плюхнулся в середине омута.
Не прошло и минуты, толстая леска натянулась как струна. Здорово клюнуло, у меня пальцы судорогой свело, пока боролся с гадом, который сопротивлялся не как нормальный карп, а словно водяной чёрт. Еле вытащил с помощью сачка. Вытащил — и обомлел. Обомлеть обомлел, но всё же треснул добычу камнем по голове. Чудовище затихло. Вот это да… шесть кило, не меньше! Радость, однако, смешалась с тревогой. Даниэл встал рядом, рассматривая улов.
— Вот оно, — воскликнул испуганно он, — началось! Такие КАРПЫ уж точно только на саранчу клюют! Боже мой! Плакали мои исследования… — добавил уныло. — События меня опередили!
Я молчал. Карпище вообще на карпа не смахивал. Чёрный, как дьявол, вместо чешуи — грубая и шершавая кожа акулья. И зубы — зубища, клыки! И мало бед — нижние плавники больше напоминали недоразвитые лапы крокодила. Меня затошнило. Ещё секунда — и кинул бы эту гадость обратно в пруд… но, может, после духовки добыча будет выглядеть совсем ничего, а? Мало ли тварей дурно выглядят, зато вкуснятина — объешься. Съем я эту тварь, ёлки-палки, съем, чего бы мне это ни стоило.
Так я и сделал, даже Даниэла пригласил на ужин. И он, бедолага, вроде меня — сам живёт. А одинокая жизнь — не жизнь, а существование. К тому же горе у него — мечта совершить научное открытие пропала навеки. Все вокруг уже начали замечать перемены, но как будто всем до лампочки. Кстати, карпоподобная зверюга действительно вкусной оказалась. Нам с Даниэлом как-то полегчало. Поболтали, раздавили бутылочку, закуску умяли — всё чин чином. А потом проводил я гостя до дверей, запер замок и невольно задумался о его прогнозах.
Мать честная, что нас ждёт?..
Ну, меня в тот же вечер ждала вторая бутылка водки.
Прошло месяца два. Даже слепым и тупым стало ясно, что мир меняется невероятными темпами — тютелька в тютельку как Даниэл предсказал. И не пришлось ждать миллионы лет.
Мухи исчезли — начисто. Зато появились им на смену другие гадкие твари. Ярко-алые, с толстым панцирем, не каждый раз и ногой раздавить получается, а уж настырные — невтерпёж! О вымерших мухах, слепнях и оводах вспоминаю с умилением. А у этих челюсти прокусывают одежду. Уже не только мужики, но и бабы только брюки да толстые рубахи надевают. Боязно на улицу выходить, алые жуки-мухоиды там хозяйничают. И не только агрессивность их меня смущает, вообще странные они, о двенадцати ногах и с телескопическими глазками.
Ни зверь, ни птица их не трогают, лимфа у них ядовитая, а уж размножаются — словно бьются абсолютные рекорды в этой дисциплине сломать.
А лягушки, они тоже совсем уже не те. Выродились в нечто несуразное. Покинули водоемы, кожа их ороговела. По бокам их клоак расположены двенадцать паутинных желёз; жабодонты, как их теперь называют, плетут коконы, в которые откладывают яйца, а затем развешивают их по деревьям, почти совершенно потерявшим листья. Натуралисты говорят, что для развития яиц нужен постоянный свежий ветер. А бывшие лягушки тем
временем жрут бывших мышей, мышепагов, которые неосторожно перепархивают с норы на нору и становятся жертвами ещё более длинных ловчих языков жабодонтов.В магазинах не достать курятины, не купить бройлера. Нет их уже в природе. Курицы сейчас меховые, кожа толстая, трудно режется ножом не только в домашних условиях, но и на мясокомбинатах тоже. Зато из хвостов экс-кур получаются красивые сувениры. Соседка шепнула недавно, что хвост куродрида, если поставить его в вазу с пёстрым колючим бурьяном, приносит удачу. Всегда. Проверено, мол…
Настенный календарь свидетельствует, что со дня поимки первого карпа-мутанта прошло девяносто восемь дней. Я сам отметил дату.
Свиньи измельчали, обзавелись оперением, но пока летают плохо. Слава богу, они хоть остались, а то коровы все как одна в некий непрекрасный день перестали принимать пищу и подохли. Молочные животные повывелись, молоко превращается в трогательную легенду о добром старом времени.
Собаки облезли, кожа у них стала блестящая, синеватая. Ходят на задних лапах, почти ногах. Один знакомый слышал от друга, что где-то уже встречали говорящих псов. Поумнели ещё больше, значит. Кошки вроде бы последовали их примеру, но не столь удачно — оглупели и перестали мурлыкать. Хозяева их тут же выдворили, так что бывшие кошки уже совсем дикие. Не знаю, как новый их вид назвали. Шляются по лугам, мышепагов ловят, конкуренцию жабодонтам составляют. Но составляют иногда и добычу более крупным экземплярам бывших лягушек… кому как повезет, значит.
Экологическая катастрофа каким-то образом привела и к климатическим переменам. Правда, я не возьмусь сказать, где тут причина, где следствие, но… Уцелевшие чертополохообразные растения не испаряют много влаги, климат стал сухим, термометр прыгает как сумашедший. Днём жара, зной до пятидесяти по Цельсию, а ночью — мороз январский. Идиотизм какой-то. Лишь в горах иногда идёт дождь — или снег, — что несколько утешает, мол, не помрём от жажды. Да и в поле растут водобуханки — сами по себе, без ухода, ловя редкие дожди, выпивая даже утренний жидковатый туман, зато очень вкусно и питательно, да и преследовать, как дичь, не надо. На кактусы похожи, но мясо — словно сдобная булка. Из-за водобуханок стал я даже думать, что экокатастрофа не такое уж и бедствие. Некоторые порхающие, шныряющие и планирующие вокруг создания довольно красивы, другие неприятны, но встречаются и совсем прелестные, а часто и безопасные виды. По земле ползают совершенно инопланетные на вид существа, интересно, что мягкость тел исчезает, мода на панцири и раковины пошла.
Когда я обнаружил на своей руке первую чешуйку, сначала стало страшно и дико захотелось водки. Но после второй и третьей привык. Потом и весь покрылся жёсткими пластинками и обрадовался, что теперь не надо бояться поцарапаться или порезаться, а мухоидам моя новая шкура не по зубам. Немного удивило выпадение волос и появление шестых пальцев на руках и на ногах, но я быстро приспособился и даже почувствовал себя гораздо лучше. Тело становится всё сильнее, а хвост теперь моя главная опора в жизни. Пусть волнуются собственники автомобилей — как станут в них забираться? Впрочем, сиденья в автомашинах уже производятся с учётом хвостатости. С совсем небольшим опозданием на конъюнктуру отреагировала мебельная промышленность.
Не прошло много времени, как я почувствовал рецидив молодости, жизнь начиналась словно сначала. В результате сего теперь я женат, у супруги золотистая чешуя и красивые фиолетовые глаза. Мы прекрасно уживаемся. Один лишь у нас повод для размолвок — моя страсть писать истории, возникшая пару лет спустя после заключения брака. Вероятно, ей не нравится, как мои короткие толстые острые ногти стучат по клавишам компьютера. Всё кричит на меня из спальни:
— Перестань шуметь, псих! Заснуть из-за тебя не могу!