Дневник лабуха длиною в жизнь

– Молодец!
– добавил Вовка.
– Я всегда тебе говорил - бей первый.

На следующий день Вовка объявил, что завтра состоится тренировка по футболу. Тренера у нас не было - Вовка был тренером и капитаном нашей дворовой команды. Играли мы на большом пустыре в двух кварталах от площади.

Собралась вся команда. Пришли и Орка с Мироном. Вовка громко объявил:

– Слушайте, что я скажу! Война Эдьки с Оркой и Мироном закончена! У нас скоро игра, нам нужно тренироваться, и мы должны выиграть. Поняли?!
– Он подошел в плотную к братьям.
– Поняли?!

Они угрюмо кивнули. Война закончилась. Через пару лет Орка, а за ним и Мирон попали в колонию для малолетних преступников. Судьба обоим была уготована одинаковая: большей частью они сидели, в дальнейшем их убили - Мирона свои же урки в тюрьме, а Орку где-то в Сибири пристрелили во время побега.

А мой самый близкий друг Дзюнька погиб спустя два года после той злополучной истории с кошкой: в дождливую погоду он влез на крышу трехэтажного дома, поскользнулся и упал - прямо под двери своей квартиры. На следующий день умер. Это была моя самая первая большая потеря в жизни.

Пятый класс. Учительница математики забрала у меня маленький желтенький водяной пистолетик, из которого во время урока я расстреливал одноклассников. Такого пистолетика не было ни у кого, и потому я, сильно расстроившись, нахамил учительнице, за что она выгнала меня из класса. В конце года получил по математике переэкзаменовку. Летом, конечно же, не занимался: кто же будет корпеть над книжками, когда есть столько интересных игр - "пуговички", "фантики", "перышки", "цок", "касса", "об стеночку", а когда немножко подросли, пошли "ножички", "чижик", "кис-кис", "бутылочка". Переэкзаменовку я не сдал, и меня оставили на второй год.

Родителям трудно было бороться с моей врожденной ленью. Мама постоянно заставляла отца заниматься со мной музыкой. Это происходило следующим образом: отец садился на стул, я стоял рядом со скрипкой в руках, и начиналось.

– Ты что, не видишь? Здесь фа-диез! А здесь восьмая с точкой. Руку не опускай! Перестань смотреть в окно! Дина, я так больше не могу, он смотрит в книгу и видит фигу!

За окном на площади друзья гоняли мяч. Заниматься не было никаких сил.

– Применяй другие методы!
– стоя в дверях, подбоченясь, науськивала мать.

Папа по своей инициативе бить меня не мог.

В музыкальной школе я сыграл свой последний сольный концерт со школьным оркестром. Когда пришли домой, я положил скрипку на стол и твердо произнес, оглядываясь на мать, стоявшую рядом с полотенцем в руках:

– Все! Я больше играть на скрипке не буду! Я ее ненавижу! Купите мне баян!

В музыкальной школе было два педагога по скрипке. Один - еврей, второй - украинец. У моего еврейского учителя не было среди выпускников такого количества хороших скрипачей, как у его украинского коллеги. У того же один из учеников, Олег Криса, стал впоследствии знаменитым скрипачом. И такое бывает.

Баян

Я не раз родителям говорил, что мне нравится баян. В левой руке - басы с аккордами, правая - для сольной игры. Целый оркестр, не то что моя пиликалка. К тому же за стеной соседский мальчик Толик все эти шесть лет, пока я издевался над скрипкой, усердно занимался на баяне. Слышимость была прекрасная. У нас был слышен только баян Толика. Соседям приходилось хуже - на протяжении шести лет они слушали, как я мучил скрипку. Брат был более трудолюбив и много занимался на рояле, его соседи, безусловно, тоже слышали. Иногда отец разминался на кларнете и саксофоне.

Мама была из тех людей о которых говорят, что у них в попе моторчик. Она неутомимо летала по квартире и очень любила петь. Слухом, чувством ритма и памятью обделена она не была. Репертуар у мамы был обширный: она знала очень много песен, к тому же помнила слова всех куплетов, пела много отрывков из оперетт. Ее колоратурное сопрано слышно было за несколько кварталов, когда она летом через окно звала меня домой. Все это выслушивали не только соседи за стенкой, но и жильцы всего дома. Это им еще повезло, что я не захотел стать барабанщиком!

Вскоре мне купили баян. Родители не хотели, чтобы шесть лет занятий музыкой "ушли коту под хвост".

– Смотри у меня!
– строго пригрозила мне пальчиком мама и вышла с папой на кухню, оставив меня с инструментом наедине.

Я взял зеленый баян и начал его щупать. Через пятнадцать - двадцать минут тихонько приоткрылась дверь, и две головы заглянули в комнату. Родители увидели, как я двумя руками играю "Я встретил девушку", обменялись довольными взглядами, и папа произнес:

– Все будет хорошо!

Мне взяли хорошего учителя, преподавателя консерватории, и через несколько месяцев я поступил в музыкальную школу. Там у меня был другой педагог - хороший баянист, по иронии судьбы носивший фамилию Бухалов. Пил он с утра - перед уроком посылал меня за чекушкой. Кирнет, бывало, дядя Бухалов, достанет соленый огурчик, неизвестно откуда берущийся, возьмет баян и скажет:

– А теперь слушай, как надо играть!

И так каждый урок. Я с удовольствием слушал, как играет учитель Бухалов.

Тюлька и "апачи"

Я оканчивал восьмой класс общеобразовательной школы - по всем предметам были двойки и тройка за поведение. Я практически не ходил в школу. В одном классе со мной учился парнишка Тюленев, по прозвищу Тюлька, успевший уже побывать в колонии. Часто мы вместе убегали с уроков в лесопарк Погулянка. Строили шалаш, пекли картошку. Тюлька сидел три года в шестом классе и уже второй раз в восьмом. Я же второгодничал только в пятом.

Как-то пошли в парк имени Богдана Хмельницкого, взяли билеты в кино. До начала сеанса оставался час. У Тюльки была с собой бутылка вина. Забравшись в кусты, мы его выпили.

– Слышь, дело есть, - начал Тюлька.

– Какое?

– Есть одна фабричка, на которую сегодня должны привезти зарплату.

– Ну и что?

– А то, что я знаю, как пробраться к сейфу, и уже приготовил весь нужный инструмент... Ты мне нужен, - проговорил он заговорщицки.

– А я тебе зачем?
– не понимал я.

– Мне нужно, чтоб ты постоял на стреме, бабок там куча. Поделим все пополам, - произнес Тюлька, положив мне по-дружески руку на плечо.

– Да?..
– я задумался.