Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens

Я смотрю в окно и вспоминаю, как стоял на той чертовой поляне и думал, почему вертолеты летят со стороны Грузии. Как рисовал себе хитрые схемы, благодаря которым пилоты сэкономят горючее и, продав его, купят два ящика водки. Да. Прав Вербицкий. Весь сермяжный вопрос российской истории не в водке, а в матросовых. Хотя какая теперь разница? Но тем не менее я задаю Вербицкому вопрос:

– Аркадий Яковлевич, а почему вертолеты летели от грузинской границы?

– Откуда?

– Вертолеты появились над лесом со стороны Грузии. Они же должны были появиться с российской стороны.

Вербицкий задумывается на мгновение, затем произносит:

– Антон, честно, я не знаю. На пленке видно только, как они стреляют. Невозможно определить, откуда они прилетели. Видны лишь опознавательные знаки.

Я встрепенулся:

– А что, есть пленка? Откуда?

– Ваха с ребятами, когда вертолеты улетели, пытался помочь раненым и наткнулся на камеру американцев. Она каким-то чудом не пострадала. Ее использовали для трансляции по телевидению.

– Аркадий Яковлевич, – тихо говорю я, – кто-нибудь еще выжил?

– Никто. Все там остались. Давай помянем.

Мы выпиваем не чокаясь, и я сажусь обратно в кресло. Вербицкий занимает свое привычное место за столом.

– Аркадий Яковлевич, а что дальше было?

– В каком смысле, Антон?

– Ну, в медийном… что было дальше? Смерть Антона Дроздикова в прямом эфире и прочая информационная канва.

– Все-таки я в тебе не ошибся. Ты настоящий профессионал. Другой бы после такой мясорубки сопли распустил, а ты сразу задаешь вопросы, касающиеся твоей деятельности. Уважаю.

– Спасибо. Но все-таки можно подробнее про мою деятельность? Точнее про меня. Как эта история преподнесена в СМИ?

– Ваха с ребятами обследовал поле после обстрела и наткнулся на тело в твоей куртке, только без головы. Многие тела трудно было опознать. Кстати, что это за история с курткой?

– Я отдал куртку Джеффу, он замерз…

– А Джефф?

– Джеффа я в последний раз видел перед тем как потерять сознание. Точнее, не его, а только голову.

– Ужас. Кошмар.

– Да уж… А что было после, когда вы получили пленку?

– Мы передали ее западным каналам. Легенда такая: на новой грузинской заставе журналисты из России и США снимали, как Грузия укрепляет свои границы, чтобы пресечь проникновение на ее территорию боевиков из Чечни. А российские вертолеты, углубившись на территорию Грузии, нанесли по заставе удар. В результате погибли не только военные, но и журналисты. Американцы подали в наш МИД ноту протеста, хотят вынести на обсуждение в ООН вопрос о вводе миротворцев на территорию, прилегающую к грузино-российской границе. Официальные власти, конечно, опровергают факт обстрела грузинской погранзаставы российскими вертолетами, ссылаясь на то, что эти бортовые номера не числятся ни за одной воинской частью. Требуют предъявить тела. Грузинские власти пока отказываются. Американцам наши деятели из МИДа предъявляют съемку местности со спутника за две недели до происшествия. На съемке ясно видно, что в указанном месте никакой заставы нет. Некоторые европейские страны показывают свои съемки из космоса, свидетельствующие о том же. Американцы пока тянут волынку, мол, их спутники в то время съемку этой территории не осуществляли. Неувязочка, конечно, но в целом задача выполнена. Через неделю все забудут, была там застава или нет, главное – есть факт расстрела журналистов. Оппозиция уже выходит на митинги, правозащитные организации…

– Это понятно, стандартная схема. Я интересуюсь тем, как освещалась моя смерть.

– Вот ты о чем… – Вербицкий сделал еще глоток. – Антон, мы профессионалы. Я это знаю, ты это знаешь. И если абстрагироваться от чувств, придется признать, что мы на войне. Ты сам не раз говорил о великой отечественной медиавойне, помнишь?

– Припоминаю, и что?

– А то, что мы солдаты. Если бы на твоем месте оказался я, а ты на моем, ты повел бы себя так же. В общем, мы запустили в СМИ информацию о том, что российские власти знали о твоем нахождении в Грузии. И этот удар был не по грузинам, но по голове российских оппозиционных СМИ. Власть настолько обезумела от вкуса крови, что не может остановиться. И так далее. В общем, сделали из тебя героя-мученика.

– Ай, молодца! – Я хлопаю себя ладонями по коленям и встаю. – Красавцы какие, ну ты подумай!

– Антон, на моем месте ты поступил бы так же.

– История не терпит сослагательных наклонений. В данном случае это сделали вы, а не я.

– Медиасреда бесчувственна и неразумна, ее формат…

– Аркадий Яковлевич, вы, по-моему, с коньяком переборщили. Вы уже путаете тех, кто в формате работает, с теми, кто его создает. Вы уж определитесь, господин Вербицкий, пока нас тут только двое, а то некрасиво получится. Вы в формате работаете или вы его создаете? Кто, по-вашему, заставляет нас ежедневно пудрить мозги аудитории? Кто это такой, этот мифический и бесчеловечный формат? Что же это за душегубка такая – медиа? Бесчеловечная, бесчувственная и неразумная, а?

– Антон, я хотел сказать…

– А не надо хотеть и говорить разные вещи. В этом проблема, понимаете? В том, что мы хотим сказать одно, а говорим другое. А подразумеваем вообще третье. Так где же эти неодушевленные убийцы людского сознания? Два ангела ада, Медиа и Формат, а?

– Антон, я понимаю, ты взвинчен. Еще бы, пережить такое! Но я тебя прошу…

– А я вас прошу, ответьте, кто это? Не можете? Тогда я за вас отвечу. Это мы с вами. Вы – Формат, а я – Медиа, которая работает в этом формате. Или наоборот, как вам больше нравится. И не надо мне тут гнать про медиа. Она очень даже разумна, потому что ОНА – ЭТО МЫ. Мы media sapiens, а потому и формат, и информационная среда, и приемы доведения информации до аудитории – все это мы, бесчувственные и аморальные твари, движимые жаждой наживы и тщеславием. Давайте хотя бы сегодня друг другу лапшу на уши вешать не будем, а?

– Тогда, Антоша, дорогой, давай вернемся в русло столь любимого тобой цинизма.

– Давайте. Цинизм – он хотя бы честнее.

– Вот-вот. Когда Горчакова подралась с собственными строителями, кто предложил двигать в прессу легенду о том, что ее, известную правозащитницу, избили «Наши»? Не ты ли, Антон?

– Ну, я, и что?

– А метро? А Зайцев? Начал мне тут задвигать про медиа сапиенс, философ доморощенный. У тебя у самого какие принципы и какая мораль?

– Никакой. Как и у вас.

– Так чего же ты хочешь? Ты умер. Точнее, мы думали, что ты погиб, и решили на этом выстроить удар. Тебе как мертвому разве не все равно, кто и в каких целях использует твое имя?

– Может, мне мое светлое имя дорого?

– Ай, – отмахнулся Вербицкий, – брось ты! На наших именах пробы негде ставить.

– Согласен. И что дальше будет?

– Будешь жить, я так понимаю, долго и счастливо. Говорят, кого хоронят раньше срока, тот долго будет жить.

– Я говорю в практическом плане. Я же теперь воскрес. И как нам всем с этим жить?

– Да… надо подумать…

– Может, церковь создадим? Имени отрока Антона, от кровавой гэбни умученного и счастливо воскресшего? Я буду мессией, вы – апостолом, прибыль пополам. Идет? Или даже вы будете воскресителем меня. А чё? Грабовой вон «воскрешает» и неплохо на этом зарабатывает. Только он не может ни одного воскресшего предъявить, а у нас – пожалуйста, живой воскресший. Да какой!

– Брось ты ерничать! – Вербицкий встает со стула и начинает ходить по комнате. – Без тебя тошно, клоун. Задача…