Дневник офисного муравья

21 ноября, суббота. Шок мой не знает границ. Так можно сказать о шоке? Не суть. Главное-причина шока.

– Пермь, – объявил вчера мне Бен, как только я явилась пред его светлы очи.

– Что у нас с Пермью? – лениво осведомилась я.

Опять про налоговый климат будем беседовать, или что?

– Ты едешь в Пермь, – радостно сообщил мне Бен. – Я уже распорядился. Тебе забронировали билеты и гостиницу. Среда, четверг и пятница там, в субботу возвращаешься.

Вскочил из-за стола, подбежал к шкафу, открыл его и стал одеваться.

– Все, – проговорил он, занятый борьбой с шарфом, – иди. Все остальное в понедельник.

– Но… – вякнула я.

– Некогда, – поморщился он. – Убегаю. Пока.

На негнущихся ногах я вышла в приемную. Мила сочувственно смотрела на меня.

– Я говорила ему, – сказала она, – чтобы он этого не делал. Но… – И она развела руками.

Я молча кивнула: мол, и на том спасибо-и побрела к двери.

– Там холодно, – сообщила мне в спину Мила.

Не сомневаюсь. Но дело даже не в этом. У нас тоже не жарко. Просто… я туда не хочу!!! Что мне там делать? И кстати… Я повернулась к Миле:

– Кто еще едет?

Она с жалостью посмотрела на меня: никто.

Кэт утешала меня сегодня как могла. Хотя, по правде сказать, Кэтина манера утешать сильно отличается от среднестатистической. А говорила она следующее:

– Вот здесь-то и весь прикол с твоей работой. Какие бы кучерявые условия ты себе ни выбила, это ничего не меняет.

– Ты это о чем? – уточняю я.

– О том, что тебе всегда кто-нибудь что-ни-будь диктует. Потому что работаешь на дядю. А по какой-то загадочной причине этот дядя вечно хронический придурок.

– Или тетя, – добавляю я.

– Или тетя, – соглашается Кэт. – Не в половой принадлежности суть. Суть в том, у кого средства производства. Карл Маркс в действии, чтоб его!

– Фигня, – возражаю я. – Какие средства производства у моего Бенито? Никаких. А диктует почище любого собственника.

– Твой дорогой Бенито, – заявляет Кэт, – самый паршивый тип работодателя. Потому что сам-пустое место. Они-самые активные по части нагрузить всех вокруг работой. По большей части дурной, как, например, твоя поездка в этот богом забытый лоскут пространства.

– И что теперь делать? – спрашиваю я.

– Ты о Перми или в глобальном смысле? – уточняет Кэт.

И о том и о другом, – отвечаю я.

– Надо подумать, – говорит она.

И думает по сей момент. Обещала позвонить.

Я тоже думаю, но совсем о другом. Как так получилось, что на собеседовании Бенито произвел на меня хорошее впечатление? Как вышло, что я не распознала в нем буйного? Он специально тренировался на умение маскироваться под нормального? Или я просто так плохо разбираюсь в людях?

Тим сказал мне на это, чтоб я сильно не напрягалась. Велел думать в том русле, что есть в нашей жизни некие течения, которые, как ни старайся, миновать не можешь. Надо просто отдаться им, и волны вынесут тебя туда, куда надо.

– Кому надо? – тут же спросила я.

– О-о-о, началось, – простонал Тим. – Ты, Ларина, как маленькая, любишь задавать вопросы, на которые нет ответов.

– Даже у тебя? – удивилась я.

Я привыкла к тому, что он все знает.

– Даже у меня, – сказал Тим. – И вообще, чего ты завелась из-за этой Перми? Это ведь всего два дня. Съезди и забудь. Опять же неужели тебе не интересно? Ты ведь, наверное, ни разу там не была, а? Погуляешь, поглазеешь.

– Да дело не в Перми, – вздохнула я. – А в том, что какого черта я туда еду? Думаешь, у Бена есть какая-то идея? Думаю, что ему просто нечем заняться. А что там твоя финка? – резко переменила я тему.

– Финка? – задумался Тим.

– Ты, кстати, прости-я проболталась Юльке, – призналась я.

– Ерунда, – сказал Тим. – Не парься. Я вот размышляю, жениться или как.

– Тим, – тихонько проговорила я, – ты так сильно хочешь свалить за границу? Ведь жениться на финке означает свалить к ней туда, в Финляндию.

– Не обязательно.

– Ой, – рассмеялась я, – только не говори мне, что она фанатеет от нашей с тобой родины.

– Не фанатеет, – согласился Тим. – Но все равно. Дело не в «свалить».

– Так не женись, и все дела, – предложила я.

– Ирка, – сказал он, – а тебя не тоскливо одной?

Ирка? Ирка-это тревожный симптом. Иркой он меня зовет раз в два года.

– Одной? – переспросила я. – Я не одна. Я-с вами.

– Это-то понятно, – сказал Тим. – Но вот чтобы дома кто-нибудь тебя ждал…

О-о-о… Все вон как, оказывается, запущено.

– Ждал бы меня дома? – повторила я. – Знаешь, Тимон, это скорее женская роль, чем мужская. Я просто не могу представить себе, как меня кто-то вдруг будет ждать дома. Скорее всего, это я буду ждать, смотреть на часы, подогревать супчик, прятать сырники под одеяло, чтоб не остыли, и пыхтеть от злости.

– Ладно, – пробормотал Тим, – проехали.

Колбасит нашего Тимофея, ой как колбасит…

А финка… финка, может, и будет сидеть дома, греть сырники, или что там у них греют, и встречать его в дверях с улыбкой на лице.

Короче, суббота получилась невеселой.

22 ноября, воскресенье. Я больше не хочу быть как Селезнева. Потому что сегодня я встречалась с Селезневой. И все вроде шло в рамках нормального. Селезень трещала про свою очередную поездку, на этот раз в Берн, я терпеливо слушала ее, попутно пытаясь сообразить, зачем я вообще тут сижу, и не находя ответа на этот вопрос. Потом настала пора охладиться.

– Схожу-ка я в туалет, – сказала я.

И пошла. А вот когда возвращалась… Селезень еще не видела меня, а я уже увидела ее. И даже остановилась.

Селезень вяло ковыряла овощи в своей тарелке, сгорбившись, сбросив с себя весь этот деловито-гламурный налет, сдувшись, как старый воздушный шарик. И вдруг я очень ясно представила ее жизнь. Вскочила, побежала, отпахала, все время беспокоясь, не наступает ли кто-нибудь тебе на пятки, задержалась до полуночи, приползла домой, дернула коньяка и свалилась в беспамятстве до следующего точно такого же дня. Два раза в месяц получила кошмарные бабки, тратить которые нет уже ни сил, ни желания.