Дневник плохой девчонки
Шрифт:
До бабульки добралась к одиннадцати. После вчерашней прогулки у нее болели плечи. Ха! Перетренировалась, кидая палочку Принцессе! И она все никак не могла отойти от вчерашних впечатлений…
Поскольку старушка моя была подслеповата, она попросила меня ей почитать. Я пристроилась на краешке постели и до самого вечера (с короткими перерывами на еду) читала ей пьесу Теннесси Уильямса «Орфей спускается в ад». Первое время, когда я только начала читать, бабулька помалкивала, слушала и кивала головой, но через пару страниц стала меня поправлять (если я не так произносила какое-нибудь слово), а под конец принялась выдавать на память длиннющие монологи! Да она всю эту пьесу наизусть знает! Прекрасно! Так с чего тогда ей вздумалось просить
Бабулька спросила, что я думаю о пьесе… Я сказала, что пьеса грустная, в ней нет ни одного счастливого человека, а она сказала, что так уж устроена жизнь, человек не может быть счастлив, иначе не было бы прогресса. И что важно стремиться, а не быть… Ну, это она загнула…
Потом мы еще поговорили про Кэрол. Я сказала, что, если бы пришлось выбирать, то из всех персонажей больше всего хотела бы играть ее.
— Почему? — спросила бабулька.
— Не знаю. Просто нравится. Дикая какая-то, ничего не боится.
— Она по-настоящему свободна…
— Так они же все свободные, не рабы какие-нибудь… И эта Леди, и этот Торренс, и…
— Нет, остальные — совсем другое дело. Они как раз все очень зависимы… От своего богатства, от виноградника, от положения… Знаешь, кого можно назвать по-настоящему свободным человеком?
— Конечно, знаю.
Но она не дала мне ответить, продолжила сама:
— Свободен тот, кто может себе позволить никогда не врать. Так, кажется, Альбер Камю сказал, сейчас не вспомню… Вот Кэрол как раз такая и есть, и потому она по-настоящему свободна… Но это не значит, что она счастлива.
Ничего себе… Если свободен только тот, кто может не врать, значит, я добровольно отправилась в пожизненное заключение… Вконец завралась, больше и представить себе невозможно… Может, потому везде и чувствую себя как в тюрьме? Печально…
Вечером вернулась в Ужупис, выгуляла Принцессу, потом позвонила Лауре. Сказала ей, что обо всем уже знаю от мамы. Лаура страшно рада, что история с бабулькиными деньгами на этом закончилась, но встретиться со мной не сможет — родители ее как следует прижали, завтра рано утром увозят в деревню. Вот и прекрасно.
Позвонила мама, я не отозвалась. Хотела, наверное, спросить, как я добралась до Ниды. Перебьется, нечего баловать…
Соскучилась по какой-нибудь приличной тусе. Живу как монашка.
12 июля
Сегодня у меня грустный день — вернулись хозяева Принцессы. Я пришла за ней, но только успела достать ключ — дверь вдруг открылась сама, и стоявший за ней бородатый дядька удивленно на меня уставился. Честно говоря, я тоже слегка растерялась. Объяснила ему, что заменяю Эле, тогда дядька засмеялся, поблагодарил за работу и дал сотню. Неплохо. Почему-то в последнее время мне все дают деньги… Может, это какой-то знак? Жалко, что больше не надо гулять с Принцессой… Может, и мне завести собаку? Ага, помечтай, Котрина!
К бабульке я пришла ровно в двенадцать, пунктуальная, как Монте-Кристо. И мы сразу же занялись обедом — она учила меня готовить плов. Это значит, что она сидела на кухне в своей инвалидной коляске и руководила, а я должна была все реально делать.
Я долго чистила морковку, лук и чеснок, варила рис, резала мясо, а потом все это томила с растительным маслом в духовке. Хотя у меня все пристало ко дну казанка (не понимаю с чего, я ведь даже воды подливала, когда Казимера не видела, — не должно было такого быть!), бабулька объявила, что плов получился суперский и что я, если бы захотела, могла бы теперь легко устроиться на работу в любой восточный ресторан. Вообще-то и правда вкусно получилось. А может, все-таки не надо было воду подливать?
Пообедав
и выпив кофе, мы опять стали репетировать «Орфея». Потом заявилась толстуха Онуте, пришла с работы. Я наконец узнала, чем она в театре занимается — оказалось, делает парики. Мы продолжали репетировать, и обе бабки просто ухохотались, глядя, как я изображаю Джейба Торренса.Да уж, кто-кто, а этот Торренс — настоящий урод! Жадный, завистливый, какой-то медленно гниющий, всех терроризирующий грязный старикашка — как говорится, страшнее войны… Словом, гад, каких мало. А бабулька все твердила: не играй злодея, найди у Торренса какую-нибудь хорошую сторону. Сначала мне казалось, что это невозможно, там и намека нет ни на что хорошее, и я изо всех сил сопротивлялась, но когда Казимера объяснила, почему он так зол на весь мир, я сдалась… Он ведь и впрямь никому не нужен, все только и ждут его смерти… И ему уже совершенно нечего терять… Один как перст, со всех сторон затравленный, все время его обманывают… Я бы тоже их всех спалила…
Моя бабулька сегодня очень хорошо играла Леди. В одном месте — как раз перед тем, как ее застрелили, — даже расплакалась! Я чуть не упала! Мне-то нарочно заплакать никогда не удается…
Поня Казимера заподозрила у меня актерские способности! Она обняла меня и звонко чмокнула. Спросила, не думала ли я когда-нибудь стать актрисой. Фантастика! Ура!
Толстая О нуте тоже мне похлопала, а потом предложила пойти с ней завтра в театр. Сказала, смогу посмотреть, как проходит репетиция. Вот это да! Хочу-хочу-хочу!
Я осталась ночевать у бабульки, на диване в гостиной. Класс! Она разрешила мне брать почитать любые книги… Даже и не знаю, с чего начать…
Почему-то вспомнилась бабушка Эльжбета. Когда мне что-нибудь в жизни внезапно удавалось, она всегда пригорюнивалась, уходила в свою комнату и начинала тихо шмыгать носом. Я знаю, что она плакала… А мама говорила, что бабушка плачет над своей напрасно прожитой жизнью… Напрасно? Что же, получается, она была несчастной? И никогда, ни одной минуты не чувствовала себя счастливой? За всю жизнь? Казимера говорит, что вполне счастливых людей вообще не бывает, постоянно счастливы только полнейшие дураки… А сама Казимера? Она была известной артисткой. Наверное, она была счастлива, когда играла на сцене? В эти минуты?
Глаза уже слипаются… Спокойной ночи, дорогой дневник!
13 июля
Сегодня встала рано — разбудил птичий щебет в ветках березы. Продрав глаза, первым делом увидела заставленные книгами полки по всем стенам и вспомнила, что осталась ночевать у бабульки в гостиной. Прислушалась… Поняла, что Онуте в кухне гремит кастрюлями и что-то тихонько напевает… Часы показывали девять. Из бабулькиной комнаты не доносилось ни звука: вчера так наигралась, что, наверное, еще спит. Я встала и выскользнула на балкон. По улице, глядя себе под ноги, безрадостно спешила куда-то какая-то тетка — на работу, что ли? Вспомнилось вчерашнее бабулькино: «Свободен тот, кто может не врать…» А что, если рассказать ей про эти деньги? Знал бы кто, как мне хочется все ей рассказать…
На балкон вывалилась раскрасневшаяся Онуте.
— Что, уже встала? Могла еще поспать, репетиция только с одиннадцати. Пойдем, покормлю тебя завтраком. Пробовала когда-нибудь кабачки с паприкой и грибной подливкой?
Когда мы пришли в театр, репетиция еще и не думала начинаться — оказывается, они тут всегда собираются сильно заранее, чтобы успеть пообщаться. Сначала мы отправились в гримерный цех, и Онуте познакомила меня с двумя гримершами — обе намного моложе нее. Гримерши, весело о чем-то болтая друг с дружкой, варили кофе и делали бутерброды и, не успели мы войти, немедленно кинулись нас угощать. Меня Онуте представила как племянницу пони Казимеры. Неплохо, а? Обхохочешься: оглядев меня, обе тетки заахали и принялись уверять, что я ну просто вылитая Казимера в молодости! Они, понятно, сильно преувеличивали, но я, само собой, и не пыталась их разубедить.