Дневник путешествия Ибрахим-бека
Шрифт:
Итак, я намеревался поехать в Джульфу, что находится на берегу реки Араке на русско-иранской границе.
Наш любезный хозяин очень настаивал, чтобы я задержался еще на несколько дней, но я, извинившись, отказался и послал человека на почтовую станцию нанять двух верховых лошадей, так как решил во избежание неприятностей и для быстроты ехать таким способом.
Краткий вывод из путешествия в Тебриз. Люди этого города почти все чванливы, обуреваемы жаждой роскоши, всечасно готовы к раздору и не ведают о благе единодушия. Мысли их постоянно устремлены на то, как бы навредить друг другу, а сердца ликуют, если между двумя людьми возникают разногласия в сделках или вражда по любым другим причинам.
Дело доходит до того, что они разбиваются на два лагеря, начинают враждовать между
Таково их занятие. Не ведая о запросах времени, они лишены жизни и здесь, на земле, и в будущем мире. Предел их желаний — повесить под потолком каждой из их комнат роскошную люстру и почитать ее главным основанием своей гордости.
Мертвы, хотя как будто и живые, Живут, но в сущности мертвы.Итак, погонщик привел нам лошадей, и в тот же день, распрощавшись с хозяином дома, с сердцами, отягощенными грузом печали и тоски, выехали мы в направлении к Араксу. Миновав город, возница пришпорил лошадей и гнал их до тех пор, пока окрестности города не остались далеко позади.
Вдруг я увидел, что по обеим сторонам дороги сидят какие-то люди, вперившись в нас глазами, словно ожидают нашего прибытия.
Я спросил у нашего погонщика, зачем эти люди, заняв обе стороны дороги, сидят в таком диком, удаленном от жилья месте.
— Ага-джан, это сеиды города, — отвечал погонщик. — Они здесь ждут нашего приближения.
— Зачем? — удивился я.
— Да, это — сеиды, — повторил он. — Они, конечно, хотят что-нибудь у вас выпросить. Надо им подать, чтобы благополучно проехать.
— Что ж делать, придется дать, — сказал я. — Юсиф Аму, приготовь пять-шесть кран, дашь им, как подъедем.
Тут я заметил, что погонщик не может удержаться от смеха.
— Чему ты смеешься, любезный? — спросил я.
— Думаю, что с вашими пятью-шестью кранами сделка не состоится.
— А сколько же надо дать?
— Сейчас подъедем, увидите сами, — ответил он.
Тем временем мы поравнялись с этой группой. Вижу, их человек десять-пятнадцать, по одеянию они и вправду сеиды — на них особые чалмы, а также голубые или зеленые кушаки.
Обступив нас с обеих сторон, они остановили наших лошадей и поздоровались. Мы ответили им таким же приветствием.
Тогда они дружно закричали:
— Будьте любезны, пожалуйте нам за приветствие, а бог воздаст вам за это!
Юсиф Аму дал им приготовленные деньги и сказал:
— Больше у нас нет мелких денег. Разделите это между собой. Услышав это, они завопили в один голос и, бросив деньги прямо в лицо Юсифу Аму, заорали:
— Купи себе на эту мелочь макового соку да потри голову. Один из них закричал:
— Если у вас нет на расходы, мы можем пожертвовать несколько кран. Бессовестный человек, разве вы даром даете нам деньги?
Вижу, в суматохе несколько человек подбирается с обеих сторон к Юсифу Аму, чтобы вынуть из стремян его ноги и стащить на землю, а другие, сбросив свои аба на руки рядом стоящим, с палками в руках готовятся к нападению на нас. Ну, думаю, быть свалке!
— Дорогие господа, — вмешался я, — оставьте этого старика! Подойдите ближе и скажите, чего вы желаете?
— Мы желаем получить плату в память наших предков и больше ничего, — ответил один из сеидов.
— Да стану я жертвой ваших предков! — ответил я. — Сколько же мы вам должны? На что вы претендуете?
— Пятая часть всего, что имеете, [198] не больше — вот наша претензия. Даже из пяти пальцев на вашей руке один — доля сеидов.
— Дорогой ага, — заметил я, — во-первых, откуда вы знаете, что мы люди состоятельные? Во-вторых, откуда вам стало известно, что у нас есть что-то для сеидов, какая-то специальная их доля? В-третьих, разве вы нас знаете, осведомлены о нашей вере и обычаях? В-четвертых, почему мы должны вам верить на слово, что вы сеиды и потомки пророка? В-пятых, разве наш пророк — да благословит господь его и его род! — отдавал когда-нибудь
приказ нападать в пустыне на путешественников, палками вымогать у них деньги и грабить их донага?198
«Пятая часть всего, что имеете...» — по законам ислама каждый мусульманин должен отдавать одну пятую часть своего дохода (хумс) в пользу потомков семьи пророка — сеидов.
— Придержи-ка поток своего красноречия! — заорал один из них. — Собери-ка мысли в башке, да сначала подумай, а потом уж говори! Откуда это ты набрался дерзости, что спрашиваешь, сеиды ли мы, и требуешь от нас отчета? А к тому же, мы тебя как раз знаем: тебя зовут Ибрахим-бек и живешь ты в Египте. Твой отец оставил тебе в наследство двести тысяч туманов наличными деньгами, и у тебя есть одна сестра. Ты побывал у гробницы Имама Ризы — да будет над ним мир! Затем поехал в Тегеран, оттуда в Тебриз, а сейчас намереваешься вернуться в Египет. Да вразумит господь твоего отца, он отдал сеидам много денег, был он почтенный и благородный человек, так же, как и ты. Теперь ты видишь, что мы хорошо тебя знаем и не стали бы задерживать тебя, не имея с тобой такого знакомства. Так что не задерживай нас больше, чтобы не наделать себе вреда! Если сюда подойдут еще десять-двенадцать сеидов, то, сам понимаешь, положение твое станет еще трудней. Мы, четырнадцать потомков пророка, вот уже три часа просидели в этом диком месте под палящим солнцем в ожидании твоего приезда. Дай каждому из нас по пять туманов, не меньше, и езжай себе с миром! И знай, если промедлишь, сам на себя навлечешь беду, потому что в конце концов «и оплеух наешься и побоев», а деньги у тебя все равно отберут.
Вижу, он говорит правду. Действительно, дело могло принять оборот, который он имеет в виду. Что было делать? Я подал знак погонщику, дескать, вмешайся и освободи нас из когтей этих злодеев. Погонщик наш был человек умный и бывалый, он понял мой знак, вышел вперед и начал стращать сеидов:
— Эй, господа, не задерживайте нас больше! Мы едем с важным делом и нам необходимо к определенному часу прибыть на место!
После такого строгого заявления предводитель сеидов сменил гнев на милость. Переговорив со своими людьми, он подошел к нам и сказал:
— Ну, давай десять туманов!
— Дай им две турецкие лиры, — не раздумывая ни минуты, велел я Юсифу Аму.
Бедняга, повернувшись к сеидам, воскликнул:
— Забирайте! Этот долг мы потребуем у ваших потомков в день страшного суда.
— Считай, как хочешь! Можешь записать погонщика в свидетели, — равнодушно отозвался сеид, забирая деньги.
Юсиф Аму поднял глаза к небу и сказал с крайним сожалением:
— Клянусь аллахом и призываю его в свидетели!
Итак, потеряв десять туманов, мы вырвались из лап этих негодяев. Наш погонщик, ликуя по поводу того, что мы так легко отделались, приговаривал:
— Будьте довольны, что все так хорошо обошлось! Они не так-то просто выпускают тех, кто попал им в руки.
— Баба, чем же быть довольным? — удивлялся я. — Среди бела дня, неподалеку от такого большого города, как Тебриз, нас схаватили и ограбили, а мы еще должны радоваться?
— Эх, господин, господин, — покачал головой погонщик. — Я еще раз вам скажу, что вам надо радоваться. Никто из путешественников, паломников или купцов не осмеливается даже днем пуститься из Тебриза в путь, опасаясь этого сброда. Некоторые из купцов путешествуют в крестьянской одежде, другие — под видом погонщиков верблюдов, третьи рядятся продавцами угля. Или же едут окольными тропами, что тоже сопряжено со своими опасностями. А уж если кто-нибудь вроде вас попадется этим сеидам в лапы, они обирают их так, как хотят, пригрозив побоями. Это своего рода разбойники с большой дороги, только что свободные от наказаний и ответа.
— Разве губернатор этой области не знает о подобных делах? — спросил я.
— Да просветит господь твоего отца! — воскликнул он. — Отчего же не знает? Их поступки для него не тайна. Но что он может поделать, если бессилен наказать их? Всякий раз, когда какой-нибудь фарраш, борясь с этим злом, хватает за воротник одного из мнимых сеидов, начинается настоящее светопреставление. Можно увидеть, как тысяча учащихся медресе и городских сеидов набрасываются со всех сторон на несчастного фарраша и бьют его до смерти. И никто не может заступиться за него.