Дневник русского украинца: Евромайдан, Крымская весна, донбасская бойня

Технически присоединение Крыма было исполнено насколько молниеносно, настолько же и тактически верно. Заявления о вводе российских войск отмелись тем, что они уже находились там по договору с Киевом начиная с 1991 года. Перемещения же их за территорией мест дислокации оказались хоть и общеизвестны, но недоказуемы.

Другой вопрос: проявилось ли бы русофильское единодушие крымчан в иных контекстуальных условиях? С большой вероятностью – да. Об этом свидетельствуют опросы, демонстрирующие, что с 2005 года процент желающих присоединиться к России в Крыму и Севастополе не опускался ниже 65 и 69 % соответственно.

Оттого насколько важна, настолько и редка дифференциация двух компонент возвращения/аннексии Крыма – ментальной (культурной, идеологической) и экономической (социальной, правовой) составляющих.

Первая вызывает в основном косметические правки. Крым не смог интегрироваться в украинское пространство. Продолжая существовать в разрушающейся советской действительности, он противился и европейскому курсу, и национальному фактору Украины, ассоциируя себя с Россией как с преемницей СССР. Всё логично.

Вторая же компонента возвращения/аннексии Крыма вызывает существенные вопросы. Она выглядит сомнительной и с экономической, и с правовой точки зрения. Непризнание российского Крыма другими странами во многом закономерно, а отрезанность полуострова, его сохраняющаяся зависимость от Украины усугубляют проблему. Возможно, Москва, и правда, хочет сделать Крым образцовым регионом, но пока всё это остаётся на уровне желаний и разговоров.

Семь месяцев пребывания полуострова в составе Российской Федерации так и не продемонстрировали его жителям достойных изменений. И одна из ключевых проблем тут заключается в сохранении на местах тех, кто ещё недавно разрушал Крым украинский. По сути, люди, оставшиеся у власти, просто изменили принадлежность к той или иной партии, сохранив способ мышления, ориентиры и методы.

И эта данность касается всех сфер жизни полуострова. Ведь главный коллапс его в рамках украинской независимости есть утрата мощного интеллектуального потенциала. Как следствие – нехватка кадров, неквалифицированные решения и назревающие (частично уже вызревшие) конфликты.

Данные факторы во многом породили уничтожение промышленности, природных богатств, сельскохозяйственного сектора. Всё это требует немедленного восстановления и развития. Особенно в контексте того, что Крым превратился в отрезанное пространство, имеющее очевидные проблемы доступа, сообщения и транзита.

Сегодня первичен выбор реально работающей модели развития полуострова. Сделанный Киевом туристическо-рекреационный акцент, как продемонстрировали последние двадцать лет, оказался неэффективен и привёл к захвату земли и выходов к морю частными структурами.

Правда, новая российская власть не формулирует или не озвучивает чёткой единой стратегии развития. Заметна лишь её военная составляющая. Однако она продиктована не столько дальнейшими перспективами, сколько нынешними реалиями. Севастопольское губернаторство Сергея Меняйло, а не Алексея Чалого во многом объясняется именно этим.

Но данная модель не может обеспечить самодостаточность региона, в которой он, безусловно, нуждается. Между тем максимальная независимость от союзников и врагов, самообеспечение и мир внутри полуострова – таковы главные крымские задачи.

К сожалению, сегодня они не только не решены, но и не имеют ясно обозначенных путей их достижения. Убийственный рост цен (в 2–3 раза), проваленный туристический сезон, возросшая безработица создают напряжение, растущее, но пока завуалированное трагедией донбасских событий. Есть конфликт и в межнациональной сфере: осуществляется давление на инакомыслящих крымских татар.

Ситуация ухудшается интенсифицированным переводом Крыма на общероссийские законодательные рельсы; будто старенький «Москвич» выставляется на соревнования «Формулы-1». И тем пагубнее надежды крымских властей на то, что Москва завалит полуостров деньгами.

Реально Крыму сегодня предстоит колоссальная работа в исключительно неблагоприятных условиях, и первая узловая станция на этом бескомпромиссном пути – восстановление советской матрицы бытия в её позитивных проявлениях, а также переформатирование сознания жителей полуострова. Иначе – убийственный, безальтернативный тупик.

Революция на полуострове произошла, да. Обратного хода нет. Но теперь Крыму необходима перезагрузка.

Манифест отверженного: своевременные мысли О роли писателя в современном политическом контексте

05.11.2014

После первых моих появлений на телевидении мне написал коллега. Смысл его письма был таков:

– Ты мерзавец, Платон! Не стыдно ли тебе лгать в эфирах?

Я, стараясь не раздражаться, ответил:

– Что конкретно тебе не понравилось в моих словах?

Ответ его был суров, как похмельный прапорщик утром:

– Я твою чушь не слушал! Какая разница, что ты говоришь? Важно, с кем ты стоишь!

Потом, видимо, отойдя, он добавил:

– Не лезь в это дело! Не порти себе репутацию!

Под «делом» он понимал российско-украинские отношения, бойню в Донбассе, крымский вопрос и иже с ними.

Собственно, я слышу подобное часто. Мол, не писательское это занятие – лезть в новые «проклятые темы». А коль сунулся – готовься, что заклеймят, осудят.

Отношение действительно меняется. Человек, с которым ещё год назад ты обнимался, теперь руки не подаст. Френды – уже не френды: либо бан, либо игнор. Запланированные публикации в «толстых» журналах – отмена. На писательских форумах человек вдруг подходит и посылает тебя эротическими маршрутами, а ты его даже не знал, но он тебя ненавидит заочно.

Есть ощущение, словно в безвоздушное пространство попал. И вокруг никого. Ты не просто в изоляции, нет – ты прокажённый, с колокольчиком и в балахоне, отверженный; ходишь, бродишь, стаптываешь жизнь в одиночестве. Лишь потому, что имел желание и возможность высказаться. А это нынче не в тренде.

Мнение надо держать при себе. Упрятать его в пыльные чуланы души, запереть и не выпускать. Потому что иметь своё мнение в принципе – воинствующий моветон. А по Донбассу и Украине – особенно.

Если высказываться, то лишь в толпе, на диковатом «Марше мира», где отчего-то звучат нацистские лозунги и призывы к странной войне, в которой одна сторона должна быстро сдаться.

«Для чего он ушёл в публицистику? Почему не дистанцировался от Украины?» – вопиёт известный поэт. Он-то сам уже давно умыл руки. Сидит на поэтическом пьедестале, в окружении престарелых муз, взирает на происходящее со снисхождением, переходящим в издёвку. Что ему до обезглавленных или заживо сожжённых людей, когда верлибры совершенствовать надо?