Дневник Великого поста

И Щукин в порванном плаще, поддерживаемый приятелем, похромал к своему дому.

Смотрю на его ссутулившиеся плечи, согнувшуюся спину. Видать, хорошо им досталось. Молодец сторож, свое дело знает. Прокручиваю наш разговор и то, что он рассказал о сыне, и чувствую: мне жалко этого человека. Потом вспоминаю, как все эти годы держал на него зло, и мне становится стыдно. И обидно, зачем я себя так долго мучил? Слава Богу, что произошла эта встреча, что остановился и не проехал мимо. Хотя и пришлось делать крюк, чтобы отвезти моих спутников. В жизни случайностей не бывает. Только еще раз в этом убедился. Если искренне хочешь исцелиться от своего темного начала, Господь тебе и врачей пошлет, и выпишет лекарство.

Вот наконец из-за поворота показалась электричка на Москву. Я благословляю матушку, целую и отдаю ей вещи. Потом наблюдаю через стекло, как она устраивается рядом с окошком и машет мне рукой. Я показываю ей знаками, чтобы она, как доедет, обязательно мне позвонила. Она понимающе кивает головой и улыбается. Странно, всякий раз провожаю, прошу ее об одном и том же, она улыбается, кивает головой, но никогда не звонит. Спрашивается, зачем я снова и снова повторяю эти свои знаки? А может, она меня не понимает? Ладно, сам позвоню.

Электричка подает сигнал и срывается с места. И тут же из-за перрона появляется путейская бригада. Все это время они ждали, когда пройдет электричка на Москву, и они пойдут по путям, толкая перед собой по рельсам специальную измерительную тележку на колесиках. В сапогах с толстой подошвой, грязных оранжевых жилетках и в промасленных рукавицах. Пятнадцать лет, как я уже не работаю на железной дороге. Иногда думаешь, все, перевернутая страница. А работяг увидел, и захотелось одного, подойти к ним, обнять и сказать:

– Мужики, я такой же, как вы, настоящий железнодорожный. Просто последние пятнадцать лет не ношу на плечах оранжевого жилета. Только не носить вовсе не значит, что я его снял. Я все тот же. Пожалуйста, доверьте мне толкать эту тележку.

Путейцы, громко хрустя гравием, проходят мимо. Они заняты важным, ответственным делом. Они отвечают за нас, им некогда смотреть по сторонам. Ни дождь, ни снег, их ничто не остановит. Вот они уже далеко, и вся бригада сливается в одну большую оранжевую точку. Я смотрю им вслед, а губы беззвучно все продолжают и продолжают:

– Мужики! Мужики…

Пятница Вестник

Сегодня первое апреля. День рождения моей мамы. Первый раз мы встречаем его без папы. Память снова возвращает в трагический для нашей семьи август прошлого года. Только-только похоронив отца, я вернулся из Беларуси. Помню, как спешил успеть на Преображение Господне.

На сам великий праздник, отслужив литургию, поехал в другое село, в храм к нашим ближайшим соседям. Накануне отец благочинный позвонил и благословил меня принять участие в отпевании бывшего настоятеля этого храма, старенького отца Агафона. На покой тот ушел лет пятнадцать назад, но я еще застал его служащим священником. Близко мы с ним не соприкасались, но сослужить доводилось. Много лет я о нем ничего не слышал, думал, что отец Агафон уже помер, ан нет, оказалось, батюшка дожил до восьмидесяти восьми годов и скончался в доме для престарелых.

На отпевание отца Агафона я опоздал, потому как после праздничной литургии отпевал еще и у себя в храме.

Приезжаю в село. Тамошняя церковь стоит отдельно от жилых домов в окружении огромного действующего кладбища. Здесь же и дом священника. Получается, что живет человек прямо посреди могил вместе с матушкой и детьми.

Как-то я его спросил:

– Бать, не страшно, покойники по ночам не беспокоят?

Отец Петр рассмеялся:

– Однажды владыка задал такой же вопрос нашему знакомому отцу Н. Его тогда из городского храма перевели служить на кладбище. Мол, каково тебе здесь, обстановка не угнетает?

«Владыка, что вы?! – замахал руками отец Н. – Здесь, на кладбище, я только и ожил!»

Я замечаю в сенях у него небольшой топор, в углу прямо возле входной двери.

– А это тебе зачем, если покойников не боишься?

– Так это больше, чтобы живых припугнуть. Бывает, что и безобразничают.

– Тогда, может, лучше ружье? Вверх пальнешь для острастки, всех и распугаешь.

Отец Петр вздыхает:

– Нет, никого этим не испугаешь. Грамотный у нас теперь народ. Прежде чем храм ограбить, он же всю сопутствующую литературу прочитает. Помнишь отца Г.? Он ведь тоже здесь когда-то служил. И у него было ружье, как ты говоришь, «для острастки».

Однажды ночью, заслышав шум, берет он свою двустволку и отправляется на разведку. И что ты думаешь, на самом деле воры. Отец Г. как закричит. Схватил ружье, точно палку, и в атаку. Один разбойник убежал, а второго он догнал и перетянул его ружьем по спине. Да так, что у ружья приклад отломился.

«Больно-то как, – причитает разбойник и продолжает: – Поп, а поп, что же ты так дерешься-то, а? Ты книжки свои почитай! Нельзя вам, попам, народ колотить, а ты бьешь, да еще и так больно. Эх, креста на тебе нет…»

Представь, когда это было. А сейчас повсюду интернет, так что кричи, стреляй, никто нас всерьез не испугается.

Подъехал к храму, вышел из машины и стал облачаться, так, чтобы войти и не медля присоединиться к молящимся. Откуда ни возьмись, рядом появился Андрюха, бригадир похоронной бригады. От него разит перегаром.

– Ты чего опаздываешь? – Видит, что я облачаюсь, тут же предлагает: – Давай помогу. А что, я умею. Мы сегодня ночью старенького батюшку с отцом Петром вдвоем облачали и в гроб укладывали. Если что, я и тебя облачу.

– Спасибо, Андрюша. Никогда в тебе не сомневался. Он хватает мою фелонь и сопровождает меня до входа в церковь.

На удивление в храме много народу, еще помнят. Священническое отпевание длится очень долго. Многие устали и, примостившись, где только можно, сидя слушали отпевание.

Уже похоронив старенького батюшку Агафона, отец Петр мне сказал:

– Он умер совсем неожиданно. Месяца не прошло, как мне на почту прислали его фотографию из дома престарелых. Такой он бодренький, в подрясничке, сидит в кресле на службе. И вот на тебе. Совсем неожиданно.

На помин никто из отцов не остался. Оно и понятно, у всех дела.

– Хоть ты останься, – попросил батюшка. – А то как-то нехорошо получается.

Я остался. Буквально на днях мы точно так же поминали моего папу. На 19 августа ему как раз выпадал девятый день.

– Согласись, – продолжает отец Петр, – тоже чудо. На улице тепло, в храме тепло. Тело усопшего вообще никак не обрабатывали, а оно не смердит. Стали мы с Андрюхой его облачать, думал, подризник резать придется, а нет. Тело мягкое, сгибается в суставах. Облачили без проблем.