Дневники Фаулз

А если уж это возвеличивание, то наверняка возвеличивание наименее привлекательных человеческих свойств.

Д. Г. Л. «Послушай! Мы дошли!» В первый раз поэзия Л. нагоняет на меня скуку. Все время ощущается недостаток подлинного ритма, строки наползают одна на другую из-за чересчур частых повторов, перенасыщенности красок; есть в них и местами брезжущая mievrerie [577] , нагнетаемая сентиментальность, которая отнюдь не усиливает впечатление. Все дело — в балансе: чем интимнее тема, тем строже должна быть подача. Или по меньшей мере чуть сдержаннее. Иначе все размывается и тонет в потоке слов. То и дело натыкаешься на прекрасные стихи. Но как целое, как поэтический цикл не воспринимается. В последнее время много читаю Йейтса. Этот великолепный, всегда неожиданный, ясный мелодичный голос; отчетливые, завораживающие образы, звонкие, как песни. Сказать по правде, в сравнении с Йейтсом Лоуренс-поэт весьма зауряден. Й. сочетался браком со смыслом и музыкой; Лоуренс просто выплескивал свои чувства. Лоуренс презирал, или подминал под себя, собственную лиру; Йейтс боготворил ее. На самом деле Лоуренс вовсе не поэт, а эмоция, эмоция, облеченная в слова. В мире слов он — более или менее удачливый стрелок, Йейтс же — оракул; иными словами, боговдохновенный и точный. А Лоуренс — откровенный контрабандист, осквернитель поэтической традиции.

577

Манерность (фр.).

10 марта

Даю частный урок Виллитсуэт, моей ученице из Сиама, и вдруг чувствую запах газа. Не придаю этому особого значения. Когда девочка уходит, открываю дверь, пытаясь уловить, откуда идет запах. В дверях соседней квартиры низенькая женщина — в слезах, с опухшим лицом. Ее молодой муж только что пытался покончить самоубийством. Нам она этого не сказала, но мы поняли, услышав ее разговор по телефону.

Всего полчаса назад я видел, как он заходит в квартиру; притом наверняка зная, что мы дома: наша входная дверь была открыта — в ожидании Виллитсуэт я стоял в проеме ванной. Полагаю, он надеялся, что мы придем ему на помощь, однако неправильно рассчитал время. Ведь для того чтобы газ проник к нам, надо было оставить дверцу духовки открытой (как правило, она всегда закрыта); а входную дверь он, должно быть, закрыл только на задвижку, поскольку его жена без труда вошла в квартиру.

Это очень тихая пара; слишком тихая, добавлю задним числом. Никогда не спорят друг с другом, никогда не видишь их снаружи. Кому-то по телефону она пожаловалась:

— Он опять это сделал.

У него тяжелая поступь и громкий голос, когда он говорит, сколько времени.

Само по себе это происшествие меня не удивляет; однако действительность странна: ни с того ни с сего входишь к себе в дом и включаешь газ, из суеты повседневности делаешь шаг в сторону смерти. Будто вдруг поднял голову и увидел в дверях ее саму — череп с зияющими глазницами.

Скотт Фицджеральд «Прекрасные, но обреченные». Ск. Ф. нравится мне все больше и больше. Эта книга — трагедия, а не просто прогон к «Великому Гэтсби». Отмеченная неподдельно трагедийным — и к тому же печальнейшим и прекраснейшим — видением нашего века [578] . Вся трудность в том, что это видение просвечивает сквозь мишуру (притом высококачественную) его изощренного владения словом. Я не уверен даже, что это недостаток — ибо истина, истинная трагедия не может вновь и вновь не просвечивать сквозь слишком изощренный, слишком выразительный язык; и в конце концов — это же наш век. Отнюдь не хочу сказать, что именно к этому стремился Ск. Ф., но так вышло; иными словами, расхождение между присущим ему интуитивным ощущением трагедии и распада и его же стремлением запечатлеть их со всем присущим ему языковым блеском — вещь, столь же типичная для нашего столетия. О раке повествует больной раком писатель, к тому же не ведающий, что он неизлечимо болен.

578

Герой второго романа Ф. Скотта Фицджеральда (1922) Энтони Пэтч женится на женщине великосветского круга Глории Гилберт, пуская по ветру завещанное ему огромное состояние. Говоря словами Фицджеральда, обоих героев «выносит на отмель досужих развлечений».

18 марта

Сегодня подписали договор на аренду квартиры на Черч-роу, 28. Одолжили у матери Э. девяносто фунтов. Но я уже предвижу страшные финансовые трудности. Поначалу думали, что со всем управимся сами, а теперь вызываем электрика, штукатура, и впереди маячат одни неоплаченные счета. Сегодня после обеда потратил два часа, сдирая в задней комнате со стен обои. Под ними целых пять слоев краски, и самый нижний — бледно-голубой (хотелось бы думать, что это — георгианская лазурь). Сплошь и рядом пошедшие пузырями и потом наскоро зашпатлеванные места. Делать ремонт — то же, что близко сходиться с женщиной: волей-неволей узнаешь все замаскированные дефекты, слабости; зато потом легче живется. Пригласив декораторов, толком так и не узнаешь, где текут твои дни. Не проникаешь в суть собственного обиталища.

Пока я возился с обоями, появился электрик из компании, маленький крепыш; он ни за что не хотел устанавливать счетчик.

— Этой проводке, — ворчал он, — лет пятьдесят. Почем мне знать, в каком она состоянии?

Поскольку он пришел проверять, в порядке ли электричество, я полагал, что уж это-то он знать должен. Но, похоже, заблуждался относительно круга его обязанностей. Оказалось, прежде чем он приступит к своей работе, наш собственный электрик должен будет пронумеровать провода, а еще один «специалист» (jadis [579] ), именуемый установщиком, принесет и включит счетчик. Диву даешься, сталкиваясь в XX веке с дремучей провинциальностью. Неплохой человек, все беды, включая безделье владельца дома и даже разгильдяйство собственных сотрудников, он приписывает атомной бомбе.

579

В просторечии "мастер" (фр.).

— Всем на все наплевать: через год или два мы взлетим на воздух. Так с какой стати беспокоиться? Скажите мне.

Я пробурчал, что с ним солидарен.

— Ничего в мире прочного не осталось.

С этим я тоже согласился. Э. постоянно дрейфует между кипучей жаждой деятельности и унынием. Вот на нее внезапно снизошла мания хозяйничать — не знаю почему, но именно так, по-хозяйски, начальственно, она себя ведет. Точь-в-точь как нетерпеливая кобылица. Командует, покрикивает, нервно потряхивает гривой, бьет копытом по мостовой; награждает нелестными эпитетами тех, кто ей не нравится. Деловая женщина; женщина, знающая, чего хочет; образцовая домохозяйка со страниц журнала «Дом и сад»; женщина, непоколебимо уверенная в собственной правоте.

On verra [580] .

13 апреля

Черч-роу, 28. Две недели как въехали. Все еще в хлеву, но мало-помалу наше гнездышко начинает обретать облик неплохо обустроенной и комфортабельной квартиры. Целыми днями завинчиваю и развинчиваю болты, строгаю, пилю, штукатурю, мою, подметаю, а Э. выполняет обязанности маляра. Руки у меня настолько почернели, что не отмываются. Придется дождаться, пока нарастет новая кожа. Но в целом доволен. В состоянии такого первозданнного разора квартира похожа на дырявую изгородь: без конца латая ее, испытываешь непостижимое удовольствие, хоть исподволь и снедает мысль о бессмысленности такого занятия. Разумеется, она опять загрязнится, придет в запустение, но наш договор заключен всего на семь лет. Не глупо ли работать на вечность? И тем не менее вновь и вновь невольно поддаешься мании непрерывного совершенствования: добавлю еще штришок и еще один, последний.

580

Поживем — увидим (фр.).

За неделю до того, как мы съехали, в доме на Фрогнал, 55, начался капитальный ремонт: сносили стены, превращая две квартиры в четыре. Переезжать нам помогал молодой антиквар и торговец подержанными вещами из Кентиш-тауна. Вместе мы спустили вещи со второго этажа и подняли на третий в новом доме. Под конец того дня я был вымотан больше, чем за все прошедшие годы. С тех времен, когда трудился на ферме. Странно, как мускулы отказываются повиноваться, а пальцы — удерживать тяжести.

Несколько дней — сплошная грязь и сквозняки. Массу времени я потратил на дымоход: прочищая и выравнивая его. Он был забит досками и едва не обрушился. Теперь он в неплохом состоянии. Потом срывал со стен полки, упрощал все как мог. Повсюду валялись груды ненужной бумаги, какие-то крюки, трубы, провода, ширмы. Возился с дверными и оконными рамами.

Но солнечный свет и крыши, трубы, вид, открывающийся прямо на старый Хэмпстед, — все это восхищает. Э. — чисто по-кобыльи — раз или два срывалась. Она тонет в деталях, ставит себе невыполнимые задачи и жалуется на их невыполнимость.

Мы тратим кучу денег и, как нам свойственно, разоряемся на дорогостоящей еде. Надо же чем-то себя побаловать.

Купили на кухню раковину с мраморным верхом. Белого цвета, она хорошо впишется в ансамбль; 30 шиллингов.

Я много чего отштукатурил; приятнейшее занятие. Теперь нам известно все о красителях и жидкостях самого разнообразного назначения, о наполнителях и очистителях.

Не так уж много сохранилось от первоначального дизайна: оконные проемы, неровные полы, одна или две балки. Но жаловаться не на что; осталось ощущение пребывания в старинном доме, прекрасная звукоизоляция, оригинальный вид, мы — высоко над уличным движением, и это жилье — наше; почему бы не полюбить его.

Странно, как в первые десять дней чувствуешь себя оторванным от внешнего мира. Вдали ото всего, мы обживали дом в полной изоляции, затворничестве, чуть ли не в склепе. Выходить на работу, возвращаться в нормальную колею — в этом было что-то нереальное.