Дневники Палача

Тогдашний вождь Кюлькан принял его, ибо кто мы такие, чтобы спорить с волей Всемогущего.

Я, как всегда, пас овец, только не здесь, а на лугах за большим холмом, что недолгой зимой, когда высыхают и обсыпаются травы, напоминает высунутую из земли лысую макушку, мою макушку, а когда холм вновь зарастает, макушка колосится зеленой порослью, словно я в молодости. Хотя в молодости волосы у меня были не зеленые. Акбай, толкни Берту!

Был вечер, не тот вечер, когда тени растворяются в чернеющей серости, а тот, когда они становятся длинными, словно черные руки дэвов — верных слуг Ангро-Манью, только и ждущих часа затянуть неосторожного батыра в болотистые низины своего грозного повелителя.

Меня сморил тот самый, сладкий вечерний сон, когда вроде и спишь, и слышишь звуки, которыми полнится степь, особенно в вечерние часы. А что? Берта тогда еще исправно служила, а если и останавливалась, то не больше раза в день.

Меня разбудил шум. Так шумит… в степи ничто так не шумит, потому звук этот и вытянул меня из дремы, как тревожный зуммер собаки вытягивает умелого пастуха даже из самого крепкого, самого сладкого сновидения.

Они спустились с небес. Со звездного неба, откуда спустился и ты, и откуда спускаются все те люди, что приходят в наше селение изо дня в день, из года в год послушать истории и посмотреть место, где жил и рос тот, кого вы называете Предводитель. Мой Субудай — отрада глаз отца, опора в старости, когда я гостил у него, водил меня на… космодром… и я видел звездные повозки, на которых прилетаете вы. Та была похожа. Не такая большая, но похожа.

Степь. Стрекот насекомых, тихое блеянье овец, поминутный зуммер киберособак и рассказ. Руслан поймал себя на том, что еле дышит, в страхе нарушить, прервать повествование.

— Их встречал человек. И это был Аштак — наш новый жрец. Из звездолета — а теперь я знаю, как называется эта штука, вышли люди. Не много. И они вывели с собой мальчика. Ребенок был не старше моего Субудая. Жрец взял ребенка за руку и повел к нам в селение. А пришельцы со звезд зашли внутрь своей повозки и улетели. Мне хорошо было видно с большого холма.

— Это был Предводитель? — горло пересохло, и слова давались с трудом.

— Да, Аштак потом рассказал, что в громе и молнии к нему спустился Арамазд со свитой и поручил своего сына. Я знал правду, но кто такой бедный пастух Юлдуз, чтобы опрокинуть слова слуги Всемогущего.

Аштак сразу отвел мальчонку к Кюлькану — нашему вождю, и тот принял его, как сына, хотя своих сыновей у Кюлькана было уже трое. А куда деваться — с волей Арамазда спорить — себе дороже.

— Ничего себе! — то, что услышал Руслан… это… это надо было осмыслить.

— Вот, я рассказал тебе. Теперь это твоя тайна и твоя ноша.

— Э-э-э, спасибо, — осмыслить и еще раз осмыслить, — э-э-э, а что дальше было… ну, с сыном Арамазда — Предводителем?

— Дальше… дальше тебе лучше поговорить с Гуюком — нашим сегодняшним вождем и сыном вождя Кюлькана. Из всех детей, он больше всего был дружен с Михрой, да и возраста они почти одного.

* * *

Палач!

Надо же!

Телепат!

Нет, правы, тысячу раз правы власти на Тренте, заставляющие носить телепатов шлемы! И здесь надо! Какую-нибудь табличку, что ли… бирку…

Весь день, до вечера, после свидания и признания Руслана, капитан Андрей Зайкин не выходил из своего номера.

Интересно, телепаты могут читать мысли сквозь стены?

По прошествии трех суток, ему позвонили из космопорта и сообщили, что буря кончилась, если все еще желает — он может вылетать.

Еще бы он не желал!

Весь путь до Шиваны, Андрей старался тоже не покидать каюты. Ведь где-то на корабле был телепат!

Шивана вполне цивилизованная планета. Космопорт встретил капитана множеством видов пассажиров, шумом, толкотней и — самое главное — современной системой видеонаблюдения.

Необходимые ему субъекты нашлись быстро, вот только Антона Ю-пина среди них, по-прежнему, не замечалось.

При помощи дорожной полиции, быстро выяснилось, куда Рокфеллеры отправились из космопорта.

На удивление, они поехали ни на другой вокзал, ни в банк, а в… «Милость Божью».

«Милость Божья» оказался приютом для… детей. Сирот, инвалидов, или просто брошенных родителями. Что могло понадобиться мафиозной семье в подобном заведении?

Такси высадило капитана у широкого трехэтажного здания. Казарменная архитектура, массивные двери, решетки на окнах — все наводило на мысль о тюрьме, а не о приюте. Тем более — детском приюте.

Зашуршали шины. Позади остановилось еще одно такси.

Расплатившись с автоматом, из него выбрался… Руслан, палач.

— Ты! Вы! — вне себя от возмущения, Андрей подлетел к нему. — Что ты, вы здесь делаешь?

— У меня такой же вопрос, — Руслан, казалось, был удивлен не меньше капитана, хотя кто их поймет этих телепатов.

— Здесь я задаю вопросы! — и снова, как в последнюю встречу, в голосе прорезались визгливые нотки. — Ты следил за мной, да, следил!

— Зачем?

— А-а, — действительно, зачем. Да и вопросы-то на Шиване он не очень имел право задавать. По счастью, телепат пропустил это заявление мимо ушей.

— Я здесь по работе, — спокойно продолжил Руслан.

— Я, представь себе, тоже!.. — тут только до капитана дошло, кто перед ним, и какую работу он обычно выполняет. — То есть… ты здесь… чтобы кого-то…

— Нет. По работе, но, если так можно выразиться, не по основной. Впрочем, долго объяснять. Может, зайдем внутрь, и каждый займется своим делом? У тебя, кстати, какое дело здесь?

— Не твое… дело!

* * *

ДНЕВНИК ПАЛАЧА

Ветер.

Опытным вором он забирался под одежду, искушенной куртизанкой ласкал кожу только затем, чтобы стремительно преодолев тонкий барьер плоти, ненасытным завоевателем припасть к редутам костей. Редуты дрожали, но пока держались. Вместе с ними дрожала и плоть, и одежда, и я.

— Господин палач, я полагаю.

Подобно всем вышколенным слугам, он ступал незаметно. И тайно (а может и явно), наверняка, гордился этим. Что может быть лучше, чем подкрасться к гостю хозяина и хорошо поставленным голосом крикнуть в самое ухо: «Ваш кофе, сэр!» Не так уж много радости у слуг — и это одна из немногих. Имеются в виду слуги, так называемой, «старой школы», не важно, что на одной планете возраст этой самой школы исчисляется столетиями, а на другой — годами. Старая школа, она везде старая школа. Избранные, имеющие счастье причислять себя к ней понимают — истинное счастье слуги в скрупулезном, до буквы, знака препинания выполнении своих обязанностей. Так, что — не подкопаешься. И именно эта буквальность раздражает больше халатности. А плюнуть в суп господина, или там состроить рожу за его спиной — развлечение для низшей касты, молодежи, которая едва — едва научилась носить поднос с двумя рюмками, а уже мнит себя истинным дворецким.

Не утруждаясь повторением вопроса, слуга замер передо мной с видом хозяина.

Интересно, если и гость промолчит — они простоят так до вечера?

Я церемонно, даже слишком церемонно поклонился, и, глядя в лицо дворецкому, четко, по слогам произнес?

— К вашим услугам.

Под этим взглядом, при этих словах, скорлупа вышколенного слуги дала трещину. Раньше мне это доставляло удовольствие. Выводить таких вот напыщенных индюков из себя. Теперь тоже… иногда.

— Э-э-э, прошу за мной, — собеседник часто заморгал и отвел взгляд.