Дневники Палача

* * *

— Совершенно верно, у вас достаточно точная информация.

Директриса приюта, старшая воспитательница, или как она здесь называлась, являла собой представительницу пола, который во все времена принято называть прекрасным. Глядя на директрису, утверждение казалось, мягко говоря, спорным. Серый деловой костюм, больше похожий на форму надзирателя, покрывал худое, вытянутое тело. Лысый — по шиванскому обычаю череп блестел свежеполированной кожей. Слегка вытянутые глаза наводили на мысль, что либо сама директриса, либо кто-то из ее предков происходил из системы Вега. Затмевая глаза, которые обычно у веганцев очень красивые и выразительные, на гладком лице алел рот. Помада была не только кричаще-красная, но еще и флуоресцирующая. В затемненном кабинете, да еще с небольшой долей ультрафиолета, для нерадивых воспитанников, эффект был самое то. Да и воспитатели, наверняка, побаивались.

Ни документы капитана Зайкина, ни его рассказ, не произвели на мисс приветливость ни малейшего впечатления.

— Да, люди, похожие на людей с видеозаписи, приходили сюда две недели назад.

— Зачем?

— Это я могу сказать, не нарушая устава заведения — они сдали ребенка.

Слово «сдали» заставило Андрея поморщиться.

— Ребенка! Вы сказали, ребенка! Вот этого самого мальчика!

— Совершенно верно.

— Но… зачем? Они объяснили причину, может…

— Мы не задаем вопросов о причинах или обстоятельствах того или иного поступка. У «Милости Божьей» несколько иная специализация — мы берем детей, воспитываем их, прививаем ценности и взгляды, которые позволят им стать законопослушными членами нашего общества! — последнюю фразу она почти прокричала, однако это смутило только Андрея, а никак не собеседницу.

— Э-э-э, ну ладно, — в конце концов, не из-за ребенка он сюда прилетел. — Был ли с ними, с теми, кто э-э-э, сдавал мальчика вот этот человек?

Фотография Антона Ю-пина легла на суконную столешницу перед женщиной. Фотография удостоилась мимолетного взгляда.

— Нет!

— Посмотрите внимательнее, возможно…

— Я сказала — нет. Ребенка сдавали только мужчина и женщина, предположительно — опекуны, оба в возрасте, оба непохожи на запечатленного молодого человека.

— Рокфеллеры!

— Устав заведения запрещает требовать какие-либо документы у сдающих, если они сами, по доброй воле их не предоставляет.

— Эти предоставили?

— Нет.

— Хорошо, могу я поговорить с ребенком, с мальчиком. Этого устав вашего заведения не запрещает?

— Нет.

— Не запрещает?

— Не можете!

— Послушайте, я, в конце концов, представитель властей, и если желаете по-плохому…

— Ребенка нет в приюте.

— Как так нет? А куда он…

— Его усыновили.

— Когда? — хотя, в принципе, какая разница.

— Почти сразу. Также немолодая пара, мальчику повезло — очень состоятельная. Это все, что я могу сказать, не нарушая устава приюта.

— Но… — и здесь пусто. Можно, конечно, погрозить удостоверением, поехать к местным властям, выбить ордер… но зачем. Антона Ю-пина здесь нет, ясно, как божий день. Все сначала. Теперь — проследить путь Рокфеллеров от приюта, что-то подсказывало, что он приведет опять к космопорту, а там — новая планета…

— Если у вас все?

— Все, пока… — многозначительность фразы, призванная сеять сомнения, на серую леди не произвела должного эффекта. Да и произнес ее Андрей, скорее по привычке.

Он вышел в коридор.

Палач стоял за дверью.

Андрей поморщился — совсем забыл о нем.

Руслан протиснулся мимо него в кабинет.

— Здравствуйте, я бы хоте поговорить… — остаток фразы поглотили закрывающиеся двери, однако слово, одно слово неизвестно как выхваченное, услышанное, вывело капитана Андрея Зайкина из сомнамбулического состояния. И слово это: «Рокфеллеры».

* * *

Война! Война! Мне многие множества смелых юнцов Нужны для войны! Мне многие множества вдовьих сынов Нужны для войны! Мне множества чернобородых бойцов Нужны для войны! Мне множества рыжих, как львы, удальцов Нужны для войны! И множества белых, как снег, стариков Нужны для войны! Нужны мне тьмы верховых на белых конях! Ах! На белых конях! Нужны мне тьмы верховых на рыжих конях! Ах! На рыжих конях! Нужны мне тьмы верховых на черных конях! Ах! На черных конях! Мне тысячи тысяч нужны, чтоб громко в трубы трубить Ах! Громко в трубы трубить! Мне тысячи тысяч нужны — в мои барабаны бить! Ах! Бить в барабаны! Бить! Идите ко мне! Без числа я воинов пеших зову! Ах! Пеших зову! Летите, игиты! Идите за мной, с неверными в бой! Война! Война! (пер. с армянского В. Державина)

Покинув дом вождя Гуюка, Руслан Сваровски обернулся. Приземистое строение разве что разлапистостью и охраной выделяющееся в череде себе подобных.

Интересно, где брат Предводителя живет на самом деле. Не может быть, чтобы в этой халупе.

— Турист, да? — Руслана обдало перегаром, вместе с запахом немытого тела.

Сгорбленный местный в стеганом халате, забывшем вкус воды и стирального порошка, стоял перед ним. Из-под грязной тюбетейки свисали пасма немытых волос неопределенного цвета.

— Писатель, да? — волна запахов не заставила себя ждать.

Усталые глаза с красными прожилками заискивающе смотрели на Руслана. Бесцветный язык то и дело облизывал такие же губы. Не без удивления, Руслан отметил, что неожиданный собеседник еще и босой.

— Ну, писатель, — интересно, откуда местный пьянчужка узнал о ремесле приезжего. Не иначе, старик Юлдуз проболтался, или кто-то из чиновников, кому он предъявлял свой допуск.

— Сто монет! — усталой змеей язык снова выполз изо рта, чтобы обследовать окрестности губ.

— Что, сто монет?

— Сто монет, и я тебе такое расскажу, писатель… такое расскажу… все расскажу!

Руслан подумал, прикинул возраст рассказчика, мог ли он знать, интересующее его.

— Пятьдесят.

Язык снова облизал губы.

— Девяносто.

— Пятьдесят, больше не дам! И то, для начала, я должен услышать твою историю, стоит ли она таких денег.

Пьянчужка, которому не то что хотелось, просто необходимо было выпить, колебался недолго.

— Пятьдесят! И… здесь есть одно укромное местечко. Не на улице же говорить.

Укромным местом оказалась местная забегаловка, из тех, что избрали своим ассортиментом выпивку и нехитрую закуску, а клиентами — не самую притязательную публику.

В прокуренном помещении, за низкими столиками, на линялых циновках восседали завсегдатаи. Внешним видом почти не отличимые от информатора Руслана и обеспечивающие этому «очагу культуры» определенный статус и колорит.

Информатора Руслана здесь знали. Дородный детина за стойкой кинул на него не слишком приветливый взгляд из-под широких, кустистых бровей, что занимали почти все пространство невысокого лба.