Дневники Палача

Ни посадочной площадки, ни, тем более, космодрома на Эдеме не было. Аборигены просто не нуждались в них, хотя и поддерживали некоторую связь с внешними мирами. И следствием этой связи — был я.

Поляна, на ней камень огромных размеров с плоским верхом. Я старался опуститься как можно аккуратнее, перед самой землей почти выключил двигатели, и все равно пожег большую часть растительности вокруг импровизированной посадочной площадки.

Приветственная делегация состояла из одного индивидуума. Как правило, палачей больше и не встречают.

Эдемцы относились к гуманоидам. В одной передаче я видел модель как — по мнению ученых — будет выглядеть человек в пятисотом веке. Надо сказать — наш будущий облик почти полностью совпадал с нынешним эдемским.

Гладкая, без единого волоска кожа приятного голубого оттенка. Тонкие, длинные руки и ноги с вытянутыми пальцами. Туловище тоже вытянутое с четко обозначенными жидкими мускулами под кожей, лишенной жировой прослойки. Все вместе обуславливало рост эдемца — более двух метров. На короткой шее покоилась немалых размеров голова. Тоже без единого волоска, с большими глазами, рудиментарными ушами и почти атрофировавшимся безгубым ртом. Так — дырка в черепе.

— Приветствую тебя, Руслан, на нашей родине.

Я вздрогнул, хоть и, казалось, был готов к этому. Всю дорогу готовился, внутренне, ибо эдемцы были… телепатами.

Нас считают уродами.

Нас с детства забирают от родителей и воспитывают отдельно. Нам оставляют работу, которой гнушается большинство людей.

На некоторых планетах нас заставляют носить громоздкие шлемы, экранирующие наши… способности.

Где-то читал — на разработку шлема было выброшено сто миллиардов кредиток — годовой бюджет небольшой планеты.

Все для нас, все ради нас, ибо мы — это… телепаты.

Уроды среди людей.

Шагая по поверхности Эдема, рядом с существом, для которого умение читать мысли и чувства не уродство, не внушающая страх мутация, а такая же естественная вещь, как дыхание, потребление пищи, старые знакомые — мысли, начинали снова будоражить мозг.

Возможно, правы некоторые антропологи, утверждающие, что телепаты — следующая ступень эволюции человека. Возможно правы, возможно нет, но уж точно моим, нашим способностям можно было подумать и отыскать иное применение, прежде чем делать из нас… палачей.

В мой мозг ворвался вихрь эмоций и ощущений: запахи леса, колючая трава под ногами, утренний воздух приятно холодит обнаженные участки тела. Натирает грубая ткань повязки вокруг бедер, надетая ради встречи. «Как он может ходить, укутанный с головы до ног?»

— Дело привычки, — отвечаю я вслух, подкрепляя слова мысленными образами.

«Простите, — смущается мой собеседник, или содумщик, ибо губами он так и не пошевелил. — Иногда я могу забываться. Слишком тяжело долго думать словами. Ваши ученые, когда еще навещали нас, мне рассказывали, пытались составить словарь… У нас нет названий для каждой вещи, как у вас. Мы думаем образами и так же воспринимаем. Зачем название для… солнца, — слово нашлось в моей голове, и эдемец с легкостью выудил его оттуда, как, прочем, и другие слова, — когда можно просто представить тепло, идущее сверху, яркий свет…»

— Я понимаю, — ловлю себя на том, что снова говорю вслух и перехожу на мысленное общение: «Я понимаю вас. В своей… среде мы тоже зачастую общаемся образами, хотя мы остаемся людьми, и слова все еще важны для нас».

«Меня специально… готовили для встречи вас. Я сам вызвался, — сложный рисунок эмоций и образов — от любопытства до затаенного страха. — Ваши ученые, когда улетели, оставили… аппаратуру. Некоторые из нас общаются с ними. Те просят рассказать о нашей жизни, мы рассказываем, хотя приходится произносить слова вслух. Это очень… трудно. Еще труднее, чем думать ими. В последнее время общаемся все реже».

«И, тем не менее, вы использовали аппаратуру, чтобы вызвать палача».

С опозданием спохватываюсь, что мои мысли больше не закрытая книга.

Надо сказать — ощущение не из приятных.

Вот, оказывается, как чувствуют себя обычные люди в присутствии телепата.

Знания об Эдеме, почерпнутые в дороге, сухие, как строчки любого учебника.

Планета открыта около пятидесяти лет назад. Поначалу отправлялось множество экспедиций, потом — запретили. Все контакты сводились к разговорам по радио. Мера, надо сказать, не лишенная оснований. И то, что эдемцы были телепатами, сыграло отнюдь не решающую роль.

Цивилизация планеты была уникальна. Насколько я мог выяснить — единственная в своем роде.

Эдемцы отнюдь не были дикарями, как можно было подумать, наблюдая за их образом жизни. В свое время, отказавшись от технического развития, цивилизация пошла иным путем, и изначальные телепатические задатки сыграли в этом не последнюю роль. Эдемцы развивали себя, свой дух, духовность, органично вписываясь в окружающий мир, природу, не как потребители и захватчики, а как одна из частей целого.

Так, или примерно так было написано в энциклопедии.

Прямо не планета, а мечта всяких хиппи, пустотников, орбитальнцев и прочих течений возрождавшихся и отмирающих в обитаемой галактике за века ее существования. Даже удивительно, что планету не атакуют караваны паломников и просто чокнутых, непрестанно ищущих смысл жизни в, так называемом, единении с природой. Наверное, виной тому, что ежегодно открывается десятки новых планет. За всеми не уследишь, а эдемцам это только на пользу. Информация о планете не то чтобы умалчивалась, просто особо не афишировалась.

Еще автор статьи утверждал, что эдемцы сплошь гуманисты и вегетарианцы. Первое обуславливало второе. Все вместе обусловлено опять-таки телепатическими способностями. Трудно совершать гадости, обманывать, когда все твои помыслы и мотивы — открытая книга. В статье аргументировано утверждалось, что за века эволюции само понятие обмана, или какого иного неблаговидного поступка стерлось, ушло из обихода аборигенов, настолько, что они не понимают, как это может быть.

Как дети.

Но отнюдь не наивные дети, ибо умение читать мысли несет некоторые преимущества.

Или, как святые.

Я усмехнулся.

Мой проводник усмехнулся в ответ, то ли прочитав мои мысли, то ли почувствовав настроение.

По заверению автора статьи, эдемцы не могли обидеть даже мухи. Какое-никакое, а живое существо.

Тем более странно, зачем им понадобился я.

Я был первым человеком, ступившим за землю Эдема за последние пятнадцать лет.

И я был палачом.

Мы двигались по лесу. Не тому захаращенному лесу, что любят изображать режиссеры второсортных лент, желая пробрать зрителя атмосферой чужой, враждебной планеты. И не тому ухоженному лесочку, более похожему на городской парк, который всплывает в памяти, едва стоит подумать об идеальном обществе. Лес Эдема был обычным таким лесом, кое-где приходилось перелезать через поваленные деревья, где-то раздвигать ветки не в меру разросшегося кустарника.