Дневники потерянной души

– Я рад.

Открыв рот от восхищения, я тоже глядел на моего хозяина. Надо же, он сумел обыграть чужака, к тому же, самого правителя!..

– Я сжульничал, - признался Маура.

– Знаю.

Маура чуть покраснел, что случалось с ним крайне редко.

– Но вы мне ничего не сказали... Значит, на самом деле победа ваша.

– Нет.

– Но не моя же?

– В этой игре невозможно выиграть, - спокойно пояснил Эль-Ронт. – Или проиграть. Количество ходов бесконечно.

Маура попытался осознать сказанное.

– Тогда зачем такая игра? Какой смысл, если выиграть нельзя?

– У нее много целей. Во-первых, расслабиться. Во-вторых, поразмыслить. В-третьих – вспомнить, что есть ситуации, из которых нет выхода, и принять это. Когда мы даем ее в первый раз детям, очень интересно наблюдать за их выбором. Многие решают выиграть обманом, как только учитель нарочно отвернется. – При этих словах Маура опустил глаза. – Есть такие, которые играют много часов подряд, не желая признавать, что игру нельзя закончить; или, наоборот, отказываются продолжать, не видя конца. И даже в ярости разбивают лабиринт о стену, поняв, что им морочат голову. Но наблюдать всегда интересно.

– А что вы сделали... в первый раз, когда вам ее дали? – нерешительно спросил Маура.

– Я скажу тебе, - Эль-Ронт слегка улыбнулся. – Когда-нибудь потом.

* * *

– Я одного не пойму, - недоуменно обратился Калимак к Аргону за ужином сутки спустя, когда мы вчетвером, включая хозяина, сидели за накрытым столом. – Если вы и есть тот пресловутый Волшебный народ, о котором наши сказки, то почему вас наши бабки и деды такими расчудесными описывали, а вы на самом деле все такие страхолюдины?

Сидящий напротив Аргон не обиделся на уже привычное хамство собеседника.

– Некоторые из нас умеют заставить видеть то, чего нет, управляя чужим разумом, - обыденно поведал он. – Они могут показаться какими угодно. Возможно, отсюда ваши чудесные мифы. Нет лучшего способа, чтобы заманить невинную жертву в ловушку, и вражеские общины часто этим пользуются.

– То есть, тех дивных изящных существ невероятной красоты, с чарующим голосом, бессмертных, сияющих, которые щедро одаривают всеми благами на свете, их что, вообще нету? – в отчаянии спросил Калимак.

– Увы, - почти извиняющимся тоном ответил Аргон. – Во всяком случае, я с ними никогда не сталкивался, хотя не меньше тебя был бы этому рад.

– А вы, значит, ни черта не волшебные, а только притворяетесь ими? Дурите нас? – уточнил его собеседник.

– Будьте умнее и не попадайтесь, - нарочито угрожающим тоном произнес чужак, хотя в глазах его мелькнули веселые искры.

* * *

Мы познакомились с небольшой группой все-таки обнаружившихся в пределах Карнин-гула обыкновенных парней откуда-то с севера, из деревни под названием Рокна – они были бродягами, и зарабатывали на жизнь развлечением публики. У их главаря была сломана рука – как выяснилось, на них тоже недавно напала разбойничья шайка, оставив их без гроша, зато с множественными ранениями и травмами, из-за которых они и оказались в этой гостеприимной общине.

Еще у них были столь редкие в наших родных краях музыкальные инструменты – длинные деревянные рейки с туго натянутыми на них воловьими жилами, при дергании за которые раздавались громкие, заунывно-монотонные звуки. Сами парни оказались очень веселыми и общительными, может, потому что были еще и постоянно пьяными в стельку. Мы подсели к ним, когда они громко запевали под нудную мелодию нестройным хором, и Калимак влез, пытаясь переиначить мотив и научить их нашим знакомым песням, более ритмичным и быстрым. В итоге получалась абсолютная какофония, к музыке не имеющая никакого отношения.

Я и не пытался встроиться в этот хор, дабы еще больше не усугублять ситуацию. Маура мял зубами плоскую травинку, опять о чем-то глубоко задумавшись и не обращая внимания на шум. Через некоторое время он поднялся, шепнув мне на ухо:

– Пойду прогуляюсь.

– Я с вами! – вскочил я. У меня сильно гудело в голове и подташнивало от ячменного пива, выпитого вперемешку с ярко-красным прозрачным напитком, который употребляли чужие. Их он, кажется, лишь освежал; неподготовленные же от него пьянели почти мгновенно, а похмелье на следующий день было тяжелым.

Мы удалились к небольшому пруду, окруженному тенистыми деревьями. Наш уход, по всей видимости, даже не был замечен.

– Господин Брандугамба так мечтал посмотреть на этот народ, а теперь предпочитает проводить время с обычными деревенскими парнями, – высказал я.

– Да уж, пылу у него явно поубавилось, - хохотнул Маура, присаживаясь на высокую кочку, покрытую зеленым мхом, и потирая виски.

– Я тоже… мечтал, – пробормотал я тихо, скорее про себя, чем для него.

– Увидеть их?

– Да. Узнать, как они живут.

– И тоже разочаровался?

– Нет, просто они очень... другие, – только и мог я сказать, потому что больше подходящих слов не нашлось. – Господин Лабинги ведь иногда рассказывал, что встречался с ними, когда бывал в дальних краях... Только он их примерно так же описывал, как молодой господин Тукка со слов своей тетки, - вспомнил я увлеченные речи Разанула накануне нашего выезда в Бирель. – Какими-то более... возвышенными и прекрасными, что ли. И ни слова не упоминал про... Про все остальное. Вы думаете, его тоже обманули? – печально предположил я.

– Могли, – ответил он, обвив руками колени и искоса глядя на меня. – Я уже не знаю, кому верить.

Мы посидели немного молча, а потом он вдруг запел незатейливую детскую песенку:

Качаются весь день

Кувшинки на пруду,

Кувшинки на пруду,

Кувшинки на пруду.

По листьям на воде

Я к тебе иду,

Я к тебе иду,

Я к тебе иду...

Я слушал с наслаждением. Песенка как нельзя больше подходила к обстановке. А я так часто в последнее время слышал холод металла в этом голосе, что уже забыл легкие медовые переливы нашей юности, и, оказывается, до слез по ним соскучился.

Замолчав, Маура собрал несколько маленьких камешков, и принялся бросать их в воду. К моему великому удивлению, камешки не сразу погружались, а перед этим подпрыгивали раза три-четыре над поверхностью, только потом скрываясь в зеленовато-коричневых глубинах.