Дневники св. Николая Японского. Том ?I
Шрифт:
22 мая/ 3 июня 1888
Если когда, то сегодня особенно я понял необходимость соблюдать праздники. Сегодня воскресенье; кроме того, было поставление диакона (Сайкайси); но никогда — целый день я не был в таком ужасном расположении духа, как сегодня. Я рад бы был умереть, уничтожиться, быть чем угодно, только не на своем месте, словом, был несчастным и грешным человеком, — и это из не соблюдения заповеди Господней о празднике. Утром — с семи часов было занятие с Накаи — чтение и исправление перевода моей речи Русской Церкви от лица Японской, по случаю 900–летия; работа заняла два часа, работа — совсем будная, утомляющая, а не успокаивающая; потом — о постройке — дело насчет крестов, совсем возмутившее меня, — человек требует 6% награждения за то, что поставил сумасшедшую цену за кресты и сделал очередной невозможный заказ ему крестов; дал ему заметки, налепленные им на его бумаге. В Церковь к торжественной встрече пришел совсем расстроенный. То есть это и не было бы расстройство, если бы был день деловой, — по–деловому все и пошло бы: одного бы поправил, другого выбранил и делу конец, но к празднику–то все это не идет; к молитве неподходяще, с миром душевным, попутным для молитвы, несогласно. Оттого и в
11/22 октября 1888
Завтра отправляюсь в Сендайскую Церковь; вернувшись, сдам свои классы в Катихизаторской Симеону Мии и стану посещать окрестные Церкви; состояние постройки храма теперь уже позволяет это. Без присмотра все разленились, и истины не узнаешь; например, в прошлом году переменили священника в Сендае: о. Матфея Кангета вывели в Нагоя, а о. П. Сасагава в Сендай; оказывается, что это сделано было вследствие интриги; всего четыре негодяя в Сендае решили прогнать строгого о. Матфея и прогнали, а мы в прошлом году на Соборе думали, что для пользы Церкви делаем перемену. И эта интрига стоила ослабления Церкви в Тоокайдо, ибо там о. Сасагава очень полюбили, и в Сендае, и от него зависящих Церквах, ибо там больше пригоден о. Матфей. Урок мне хороший! Знай сам все непосредственно, тогда не будешь игралищем мерзавцев, для которых интересы церковные ни по чем. Помоги, Боже!
26 октября/ 7 ноября 1888. Среда.
О. Сергий прибыл 10 (22) октября. Кажется, человек хороший; усердно принялся за японский язык, так что в Оосака просится, чтобы между японцами, не слыша русского слова, поскорей научиться по–японски. Дай Бог ему!
А как же нужен благочинный! Сегодня узнал только: в Кесеннума семнадцать человек наших ушли в католичество — конечно, по лености катихизатора (Яков Яманоуци, — то–то он перепросился в другое место, а мне и невдомек причина!) всех же в прошлом году человек девяносто, кажется, ушло в католичество; в Мариока — пять и в разных местах. И все это — от недостатка знания учения верующими и от бездеятельности катихизаторов и вялости священников (вроде о. Бориса). Да, давят численностью католики и протестанты! У нас — никого, хоть шаром покати, русских, — там — сотни иностранных патеров и пасторов. Дало бы знать себя православие, если бы были органы его! Но где их взять? И кому жаловаться на нет? История! Пройдут сотни лет — мы будем еще слепее на поле миссионерства, чем теперь. Католики и протестанты, а их тогда и след исчезнет, теперь же вон — терзайся, что по воле [?] уходят туда за неимением присмотра!
Эх, преобразование в церковном управлении в России неизбежно! Не нужен Вселенский Собор! К чему он? Догматы и каноны — все определено; католики же и протестанты еще не созрели для публичного покаяния и принятия их в Церковь Русскую — нам Церковный Собор наш нужен, — для наших частных дел, — и нужен не раз, а часто–часто; если не так часто, как установлено Апостольскими правилами, то в пять–шесть–семь лет раз нужен. Что на нем решать? Да наши церковные дела. Разве нынешнее синодальное управление хорошо? Шедше во весь мир — заповедь Спасителя — а не совет для добровольного исполнения; значит — обязанность Церкви — проповедывать язычникам; Святейший же Синод заботится ли о том? Нужен отдел Святейшего Синода для заведывания миссионерством. Духовно–учебный отдел нужно преобразовать: Академии должны разрабатывать науку ближе к жизни, а не писать на темы, в которых и диавол ногу сломит, или которые и лягушкам не нужны. Богослужение должно быть переведено на русский язык (на раскольников наплевать).
27 октября/9 ноября 1888. Четверг.
Итак, с сего времени начинаю по Церквам ездить! Из Академии теперь уже трое: Симеон Мии, приехавший в прошлом году, и Арсений Ивасава с Пантелеймоном Сато, приехавшие вместе с о. Сергием.
21 ноября/2 декабря 1888
Интересный и вместе ужасный тип русской женщины сегодня встретил. Жена адмирала Владимира Петровича Шмидта, начальника здешней нашей эскадры Тихого океана, была сегодня с мужем и дочерью здесь в Церкви. После службы у меня за чаем был, между прочим, следующий разговор: «Говорят, буддизм сходен с христианством», — начала адмиральша Юлия Михайловна, — «в нравственном учении буддизма, действительно, есть некоторое сходство с нашей религией; да и в какой же языческой религии его нет? Нравственное учение язычников черпается из совести, которая и у них не потеряна». «Но, говорят, учение Христа заимствовано из буддизма». — «Ну это говорят люди не знающие хорошо ни учения буддизма, ни учения Христа». — «Нет, да отчего же бы Христу и не заимствовать из буддизма, если ему что понравилось? Он (Христос) был человек умный», — «Христос был Бог и изрекал свое учение, как Божественное повеление; Будда же, как и все в мире, и весь мир пред Ним Ничто», — оборвал я, чтобы прекратить это излияние нечистоты из клоаки генеральского разума, — Прощаясь, адмиральша, видимо, чтобы сгладить дурное впечатление своим отзывом о Христе, выпалила еще: «Я ведь большая поклонница Христа!» — Долго уже я живу на свете, а все приходится удивляться. И это — христиане! Мать детей — уже тоже женатых и в чинах! Какие же понятия–то она им внушала? Так–то высший класс у нас в России невежественен, — хуже в сто раз, чем необразованные мужики — касательно Веры. В школах долбят кое–что, но не понимают и скоро забывают, а потом вся эта сально–грязная струя низменных ходячих французско–немецких мнений и говоров хлещет в их мозги и сердца, и делаются они смрадны и мрачны до гнилости и отупения, и омерзения, когда иногда вонючей пеной выступят, или брызнут из их душ, как это случилось сегодня с адмиральшей. Грустно! Мучительно! Скорей бы Россия сдунула с себя эту накипь и нагар!
21 декабря 1888/2 генваря 1889. Среда.
Гуляя вУено, в излюбленных двух аллеях, решил: строить ныне ограду вокруг Собора, а дом для Семинарии — подождать, ибо и в старом еще не тесно. Мешать будет дом внизу, против предназначенного спуска от Собора, но и это потерпит года три (ибо еще полтора года Собор не будет готов); а между тем, о. Анатолий внушит собрать тысячи три на обстройку потом этого места оградой; он это может между его знакомыми. Устрой, Боже, все это! И в Семинарию и в Катихизаторскую школу ныне принять. Грустно сжиматься, — не к славе Божией это; хотя и шириться — к славе ли Божией — Бог весть! — Какою судил быть Японии — Православною или инославною, кто знает! Материальна и мелка она очень, на внешность очень набрасывается, а внешность — при сотнях миссионеров, учителей, учительниц — со всеми обаяниями цивилизации, — у инославных; православие может убедить только своею внушительною силою, убедительностью, непобедимостью — но захотят ли прислушаться, вникнуть, испытать, вот в чем все! Поверхностны очень японцы, вертлявы, несерьезны, — в этом смысле протестантство по ним. Но ужели у них нет больше достоинства перед Богом, как быть брошенными в объятия этого вонючего разлагающегося трупа, именуемого протестантством! Как он смердит в протестантской текущей прессе (Japan Mail — этот презрительный лакей и прочее), в заманиваньи и прочем! Духу нет выносить! А людей еще сколько одурманенных им, вроде Bishop’a, Williams’a, Bickeit’a и других, и дурманят, и дурачат они в свою очередь других. «Какая, по его мнению, вера войдет сюда», — спрашиваю я сегодня Соесима. «Я про себя не говорю», — отвечал он, — «но другие говорят, что протестантство; все чиновники так говорят; много дочерей высших лиц приняли протестантство, — учителей так много». Вот те и раз! И резон! «Чиновники» и «дочери» — решат ли, что Японии быть протестантской?
Если решат, значит Япония и не заслуживает более того, значит и жалеть ее нечего! — По словам Соесима, унитарианизм сюда также сильно полезет (о сем же говорил вчера Нагасана, рассказывавший про обед у Токугава — князя — унитария), ибо был учитель Нат — американец и сорок гостей; у Ната уже до сорока прозелитов из высшего круга, по словам Нагасана; Токугава же принял унитаризм в Лондоне и имя «Еммануил»! (Позже — также спиритизм; Соесима говорил про какого–то Цуда, который просветил сею верою и фокусами ее в Европе у некого Бенета.) Несчастная Япония, если только она не изберет в скорости православия! Наползут сюда все исчадия диавола, вопьются в ее тело, станут пить ее соки и заражать ее ядом… Господи, будь милостив к сей стране! Избавь ее отсей горькой чаши! Если же она заслужила ее, то дай ей сперва и исцелиться от яда и мрака светом единой Твоей спасительной истины! Ради молитв Пречистой Твоей Матери и всех Твоих Святых умилосердись над сею страною!
28 декабря/10 генваря 1889. Четверг.
Утром гулял в Уено, в моей аллее — советнице. Решил в будущем году усиленно позаботиться об устроении своей внутренней жизни. Все до сих пор шло спустя рукава; нужно же, наконец, взять инициативу. Да поможет Господь в наступающем году особенно одолеть этот корень всех зол — «леность». Ведь, в самом деле, если бы человек во всякое время употреблял все данные ему Богом средства и силы — как много человек сделал бы! Отчего же нет этого? Ответ один: леность заедает! И во мне — как много этого зла! Жалуюсь, что людей нет; но сам же я в себе гублю, по крайней мере, одного человека: если бы не лениться —[?], все равно было бы, что двое нас; а теперь и один–то — через пень колоду. И грех, и стыд! Итак, помоги, Господи, в будущем году наблюдать: в отношении к Богу — молитву и чистоту — ума и языка, в отношении к людям — терпение и приветливость, к себе самому — прилежания и умеренности! Внешним признаком заботливости о сем да будет с нового года ежедневное (и в воскресенье) вставанье в три часа и неотдыханье после полдня; регулятором да будет ежедневное ведение записи того, что касается Миссии; запись сия пусть будет делана после ночного осмотра дома в десять с половиною часов.
А-ах, Господи, сколь благ для нас закон Твой! Для избранников Твоих он неважен — «праведнику закон не лежит», — «дураку, или особенно злому человеку закон не писан» (что, вероятно, принадлежит его уродству, и Ты, конечно, милостью рассудишь сие); но для нас, для посредственников — закон Твой — вся надежда наша на жизнь! Не будь его — все мы расслабли бы телесно и изгнили бы душевно, но закон Твой — узда для нас, — и мы, поволновавшись порочными мыслями и чувствами, все же остаемся не очень уклоненными от пути, не расслабленными телесно, исключая обычных немощей — не изгнившими вконец душевно. Все это не мешает нам быть последними из грешников, не об этом и речь теперь, — не о гордости и смирении — а о благе закона Твоего, Господи!
В 1859–й год я вступал в Академию, в 1869–й — в Хакодате, — и скверно было! в 1879–й — здесь, и тоже печально было, хотя, однако, тогда было четыре тысячи христиан, а в 1869 — всего три — разница в десять лет очень резкая, — более утешительная, чем ныне, когда пятнадцать тысяч христиан, значит пропорциональное возрастание Церкви — меньше, чем тогда было.
В 1889–й год вступаю здесь, — нерадостно; Собор не кончен; христиан — сравнительно мало, инославные массою давят. По предыдущим примерам судя, следовало бы и в нынешнем году отправиться в Россию. Но для какого же дела? Если только не по вопросу водворения православия в Японии, то не желаю и не дай Бог ехать в Россию. Моя единственная цель жизни и радость — просвещение Японии Православием, — и я верю, что сие будет, верю также твердо, как верю в Бога, но достойна ли Япония принять Православие, или ей еще сужден полумрак, — Господь весть! Если бы было побольше таких людей, как Ниицума, то, несомненно, Япония была бы достойна, по Ниицума пока один — прочее все дело рынка.
Краткий дневник
по миссионерству
с 1/13 января 1889 года
Начальник Японской Духовной Миссии,
Епископ Николай
1889 год
Января 1/13 1889. Воскресенье.
За обедней — толпа церковно–японских христиан. Кроме того, с российской канонерской лодки «Кореец» пришли сорок два матроса при офицере (Михаил Федорович Алексеев — чудесно исцеленный о. Иоанном Сергиевым в Кронштадте). Литургия вся, как обычно, была на японском; только на Великом Выходе по–русски помянут был Российский Царствующий дом и прочие. Молебен Нового года был по–русски. Из судовых девять человек певчих подвинулись к клиросу и пропели отлично молебен, я же служил по–русски. Видно, что и японцам это было очень приятно, — молились с усердием, хотя не понимали слов (но понимали порядок служения, ибо за несколько дней виден был тот же молебен по–японски).