Дневники св. Николая Японского. Том V

6/19 сентября 1901. Четверг.

Игнатий Хосияма, катихизатор в Иваядо и Хитокабе, спрашивает, между прочим: «Христианка замужем за человеком, у которого есть законная жена: может ли она участвовать в таинствах и крестить ли детей от нее?» То есть, попросту, она состоит наложницей у язычника. Если она сделалась сим, будучи еще язычницей, то она может участвовать в святых таинствах, ибо тогда была под законом, не запрещающим неединоженство; дети, во всяком случае, могут быть крещены.

Иосиф Окада (что из католиков) не выдержал занятий в Катихизаторской школе: приливы к глазам и мозгу, так что заниматься не может; по совету врача оставляет школу. Жаль!

Какой–то язычник из местности близ Никко недавно просил Новый Завет, но упоминал, чтоб не писать ему — «в доме отец–де не любит христианской веры». Новый Завет был послан. Теперь благодарит за него и весьма умным и трогательным письмом просит «дать ему средства приобрести христианское полное научение». Но изъясняет, что «у него на руках восемь человек семьи». Как же ему помочь? Если бы был он один, то можно было бы вызвать его в Токио и поместить у одного из катихизаторов для научения, платя за его пропитание. Семью же его взять на содержание Миссия средств не имеет, да и неблаговидно было бы. Даже катихизатора направить к нему нельзя — «отец не любит христианства» и не пустит катихизатора в дом. Трудные бывают обстоятельства! Но если он достоин благодати, то Господь так или иначе поможет ему выйти на путь спасения.

7/20 сентября 1901. Пятница.

О. Алексей Савабе приходил просить принять в Катихизаторскую школу «одного писателя романов, убедившегося в суете мира и хотящего посвятить себя на служение Богу; ему больше сорока лет, холост, поведения безукоризненного, понимает русскую книгу, ибо прошел казенную школу русского языка; христианство знает настолько, что уже можно преподать ему святое крещение; медлил до сих пор креститься и проситься в Катихизаторскую школу потому, что должен был заботиться о содержании семейства; но теперь младший брат прибыл и принял на себя эту обязанность, и он сделался совершенно свободным». Слишком много наговорено хорошего, чтоб все можно было принять за чистую монету. Впрочем, я сказал о. Алексею, что если его protege поспешит, то может и в нынешнем году войти в Катихизаторскую школу — там еще недалеко ушли.

Говорил еще о. Алексей об успехе нынешнего проповеднического движения в его приходе и об одушевлении его катихизаторов. К сожалению, только успехов не предвидится — все тем и кончится, что «пошумели», как протестанты; из подражания протестантам, больше ничего и не может выйти, как протестантский мыльный пузырь. Я не мешаю сему обезьянничанию, потому что и дурного ничего из него не предвидится. Смешное отчасти бывает, вроде получения ложных адресов от слушателей, когда проповедники кончают свои речи и начинают спрашивать внимательно, по–видимому, слушавших, где они живут, чтоб на домах посетить их для продолжения научения.

8/21 сентября 1901. Суббота.

Праздник Рождества Пресвятой Богородицы.

Вся ночь и утро — дождь — В Церкви народа весьма мало. После полудня в семинарской столовой было собрание молодых людей (сейнен–квай);

человек пятьдесят собралось; всех же участников общества до двухсот. Просили потом у меня помещения для их клуба, шкаф для христианских книг. Я дал две свободные комнаты во втором этаже. По воскресеньям будут приходить туда читать христианские книги, иметь христианские разговоры. Председатель их общества — катихизатор Василий Ямада; помощник у него — катихизатор Тит Косияма.

9/22 сентября 1901. Воскресенье.

На проповедническое собрание в Сиба пригласили Ивана Акимовича Сенума с волшебным фонарем и видами Палестины; рассказы его о Палестине очень заинтересовали всю аудиторию собравшихся на проповедь, которых было битком набито в доме. — Вообще интерес к христианской проповеди, по–видимому, оживляется между японцами.

Вечером о. Феодор Мидзуно, вернувшийся из Симооса, рассказал, что катихизатор Павел Канасуги никак не хочет простить свою жену за прелюбодеяние и требует развода с нею. Но вина ее не может считаться несомненно доказанной, и о. Феодор показался неискусным в исследовании: вместо того, чтобы хорошенько поговорить с нею о взводимой на нее вине и узнать от нее, или догадаться, с возможным убеждением в справедливости, действительно ли она виновна, он прямо отнесся к ней с вопросом: «хочет ли она развестись?» Видно, что сам пастырь стоит еще на языческой почве в сих вопросах и делах. Доказательств же се вины, кроме подозрений и болтовни соседей, нет никаких, а подозрения основаны только на том, что заметили ласковость между ею и наемным рабочим. Сказал я о. Феодору, чтобы он чрез две недели вновь отправился к Канасуги, поговорил с его женой наедине пастырски, узнал, подлинно ли она виновна; если да, возбудил бы у ней чувство раскаяния и заставил просить прощения у мужа — а сего убеждал простить, если же никакие убеждения не помогут, а она виновна, то пусть будет развод.

10/23 сентября 1901. Понедельник.

О. Феодор Мидзуно принес письмо ко мне от Павла Ниццума, который пишет, между прочим, что «протестанты приглашают его участвовать в их проповеди, и он согласился, но с целию убеждать самих протестантов в истинности православия, и будет убеждать их на основании Священного Писания, так как писания Святых Отцов протестанты считают простыми человеческими писаниями» — и так далее — словом, уже почти объявляет, что уходит в протестантство. Что же с ним делать? Видимо, человек привык к общественной деятельности, будучи много лет катихизатором, потом священником, и теперь скучает по ней; но в Православной Церкви как же можно вновь поставить на поле общественной деятельности расстригу, да еще из монахов? А для него православие перестало быть дорогим уже со времени попрания им своих обетов. Увещание ему — оставаться в Православной Церкви и идти по предлежащему ему пути спасения, как видно, к стене горох — недавно только что увещевал его, и — вот…

11/24 сентября 1901. Вторник.

Японский гражданский праздник; школы отдыхали; мы с Накаем до обеда не переводили, а я писал письма.

Исаак Кимура приносил показать опыт своего перевода Творений Златоуста; мысль передает верно — можно надеяться, что окажется порядочным переводчиком Златоуста. Переводит Толкование на Псалмы.

Другим переводчиком Златоуста будет Игнатий Мацумото. Приносил сегодня окончательно приготовленную к печати книжку составленного им объяснения Богослужения. По напечатании ее займется переводом Толкования Златоуста на Книгу Бытия.

12/25 сентября 1901. Среда.

Как нужно с неослабным вниманием следить за всем! Сегодня два урока.

Первый. О. Василий Усуи недавно писал, что надо открыть проповедь в городе Ито, в Идзу; просил на наем квартиры для проповедника, и упоминал вскользь, что придется ему самому заняться этим, ибо Павел Цуда и Иоанн Мори, ближайшие к Ито проповедники, больны. Я согласился на наем квартиры, как обычно бывает в таких случаях. И вдруг сегодня длиннейшее письмо от о. Усуи, повествующее, что он «живет в Ито, истратил на обзаведение квартиры шестнадцать ен и просит выслать сии деньги; скучал в прошлое воскресенье, ибо проводил его совершенно один; есть там вдова–христианка, да и та в отлучке, слушателей учения еще нет». Священник бросает свою большую паству в Одавара, оставляет ее без Литургии в воскресенье, да еще собирается то же делать и в дальнейшее воскресенье для того, чтобы торчать без всякой пользы в глухом месте! Притом, тратиться на обзаведение проповеднического стола и всякой другой рухляди, тогда как в новом месте, где еще не известно, будут ли христиане, никогда этого не делается, а просто нанимается готовое помещение у кого–нибудь из местных жителей. — Тотчас же написал выговор о. Василию с приказанием вернуться в Одавар а, а в Ито, коли находит нужным, послать хоть одного из двух одаварских катихизаторов, и так далее. Себе же урок: не пропускать без внимания и «слов вскользь» в письмах священников.

Второй. Недавно я сделал выговор катихизатору в Нагаока Петру Хисимото, на основании письма Стефана Кондо к Ивану Сенума. Кондо прескверно писал о Хисимото, что он деспотически поступает с христианами, груб, сварлив… Хисимото пишет ныне, что он оскорблен и оставляет церковную службу. Опустил я из внимания, что не всякому слову Кондо можно верить, а ведь знаю это, знаю Кондо давно. И вот! Жаль Хисимото, хотя катихизатор он плохой, но в дурном до сих пор замечен не был. И написал я о. Игнатию Като, прибывшему уже на место своей службы, чтоб он немедленно отправился в Нагаока и исследовал дело. Если христиане не ненавидят Петра Хисимото, как писал Кондо, то пусть бы он и остался там на службе; если же не захочет сам, то пусть переберется в Таката, где нет теперь катихизатора, и проповедует там; во всяком случае, пусть утешит и успокоит обиженного; оставлять церковную службу он, вероятно, серьезно не думает, а написал в сердцах. Приложены письма Стефана Кондо и Хисимото.

13/26 сентября 1901. Четверг.

До десяти часов утра закончено исправление Первой книги Паремийника, после чего отправился на Цукидзи, в Американскую Церковь, на Поминальную службу по президенте Американских Штатов Мак Кинлей. Американский Епископ Мак Ким в отлучке, потому за него стоял во главе духовенства английский Awdry. Императора представлял Великий Князь Кан–ин, императрицу — его супруга. Церковь была полна знатью иностранною и японскою. Служба отпечатана в брошюрах превосходной бумаги и отличного шрифта; совершалась в безукоризненном порядке и импозантно. Жаль только, что они употребляют этот нелепый обычай такого медленного входа и выхода, который даже и черепашьим нельзя назвать — до того он медлен и скучен; еще когда поют при этом, ничего; а сегодня молча входили и выходили, с преднесением креста, но без епископского посоха. Проповедь сказал миссионер Имбри. В богослужении между составленными на случай молитвами была одна даже за убийцу президента, но за самого президента, за упокой его души — ни слова, таков обычай протестантства, холодный, безжалостный к умершему.