Дневники св. Николая Японского. Том V

— Все документы у нас в исправности. Но в Владивостоке мы не хотим венчаться, так как невеста выходит за меня против воли отца и он сказал, что на свадьбе не будет — что в Владивостоке было бы конфузно для нее.

— Отчего же не в Пекине?

— Неудобно вдвоем необвенчанным путешествовать, да можем и опоздать до поста.

— В таком случае мне нужно слово о. архимандрита Иннокентия, к приходу которого вы принадлежите, что он не имеет ничего против повенчания вас здесь.

Полковник сейчас же написал телеграмму и пошел отправить ее к о. Иннокентию.

19/31 июля 1899. Понедельник.

Послал письмо о. Вениамину с описанием качеств, потребных для просящегося сюда в миссионеры, и с запросом сведений о нем самом.

Профессор Кёбер принес бывшие у него в чтении православные книги и возвестил, что совсем решил перейти в католичество. Психологический феномен — замечательный. Говорит и повторяет, что не имеет ровно ничего против православия, не может опровергнуть ни одного возражения против нелепостей католичества и при всем том идет туда; говорит — «тянет его туда».

— Да как же Вы с завязанными глазами бросаетесь в пропасть? Ведь Вы будете отвечать на суде Божием; самое первое в человеке — разум; он — светоч на пути нам; в религиозном деле он один недостаточен, так вот Вам Слово Божие — непогрешимый руководитель. И Вы против того и другого! Слово Божие говорит — «От Отца исходящего», Папа поправляет Бога и говорит — «и от Сына»; Вы Бога бросаете, переходите к Папе; Бог говорит — «пиите от нея вси», Папа — «нет, не вси, а только духовные», Вы — тоже; Бог дает языки Апостолам, чтобы всякий народ на своем языке слышал Слово Божие; Папа возмущается против этого, отбирает Богом дарованное право у народов — «пусть–де на одном латинском слышат»; Вы на стороне Папы против Бога; Спаситель совершил Вечерю на [?]’е, Папа говорит — «довольно и [?]’а»; Спаситель собственным примером указал нам образ крещения водой; и везде Вы с Папой против Бога — разумно ли это? Богоугодно ли это? И так далее, и так далее.

Ничего не может опровергнуть, ни против чего возразить; одно твердит — «влечет меня туда, и иду». Точь–в–точь как юноша, влекомый похотию в непотребный дом; разум говорит ему — «скверно и грешно, и опасно — заболеешь», но он все–таки идет и гибнет. И подобен сему слабому юноше наш философ Рафаил Густавович Кёбер! Извинением для себя выставляет то, что, живя за границей, тридцать лет молился в католическом костеле, привык–де. Поэтому и пьяница, привыкший к вину, может не бросать его — привык–де. Прискорбно! Но нечего делать! Насильно мил не будешь. Пусть тащится из света в полутьму. Три раза я подолгу и серьезно говорил с ним и убеждал его, не говоря уже о разных мимолетных разговорах о том же. Итак, я чист от крови брата сего; совесть меня не укоряет ни в чем относительно его ренегатства.

20 июля/1 августа 1899. Вторник.

Вот комиссия–то! Не одно, так другое! Иоанн Судзуки, после всего своего фиглярства, отправляется, наконец, в Такасаки; но о. Тит ставит на место его, в Оцу, Романа Фукуи, а Собором назначенного для Оцу Георгия Оно берет к себе в Уцуномия вместо Романа; пишет, что «христиане Оцу никак не хотят принять Георгия Оно, даже письмо посылали к нему в Кумамото, чтобы он к ним не являлся». То есть о. Тит не в ладах, по–видимому, с Романом Фукуи и хочет сбыть его из своей резиденции; этим должно объяснить все дело, потому что христиане в Оцу не знают Георгия Оно и не могут иметь что–либо против него. Но засадить лучшего из катихизаторов, Романа Фукуи, в такую плохую Церковь, как в Оцу, откуда потом трудно будет освободить его, — не дело! Написано к о. Титу, что «нельзя изменять постановлений Собора, в которых сам же участвовал, так скоро и без всякой уважительной причины; этим нарушился бы авторитет Собора; потому пусть, как установлено: Георгий Оно отправляется в Оцу, а Роман Фукуи остается в Уцуномия». Кстати, Георгий Оно с семейством уже прибыл с Киусиу сюда, сегодня был у меня; я советовал ему отдохнуть два–три дня в Токио, конечно, не сказав, что его чуждается Оцу; в два–три дня мое письмо на Тита, Тит на Оцу успеют подействовать.

21/2 августа 1899. Среда.

О. Петр Кано отвечает (на письмо отсюда в субботу), что «немирные ходят в Церковь, стало быть — умиряются, а Петр Кураока–де не хочет служить со мной, так возьмите его из Одавара, я один, без катихизатора, управлюсь». Но вместе с его письмом полученное письмо Петра Кураока гласит совсем другое: «я потерял надежду помириться с немирными», приведены подлинные слова о. Петра ему — Кураока — и описывается все больше и больше разгорающаяся вражда христиан между собою и к о. Петру — партии немирных. Послано и это письмо к о. Петру с наказом не выживать оттуда катихизатора, который беспристрастно смотрит на дело и описывает как оно есть, сокрушаясь только, что из–за неурядицы не может исполнять своей катихизаторской обязанности, и вновь посоветовано о. Петру поскорей привести в мирное состояние свою Церковь.

Была всенощная в Крестовой Церкви, отслуженная о. Романом Циба; после я исповедал невесту полковника Воронова, Евдокию Старцеву, и прочитал ей причастный канон и вечерние молитвы.

Вернувшись из Церкви в комнату, нашел на столе телеграмму от о. архимандрита Иннокентия из Китая, что «препятствий к повенчанию Воронова со Старцевой не имеется». Тотчас же отослал ее Воронову, который очень беспокоился, не получая ответ, и каждый день тратился на телеграммы. О. Иннокентий, оказывается, был в отсутствии из Пекина.

22 июля/3 августа 1899. Четверг.

В восемь часов Литургия, за которой приобщилась Святых Тайн невеста полковника, Евдокия Алексеевна Старцева. Я читал для нее по- русски все молитвы.

По окончании службы полковник, по русскому обычаю, поблагодарил всех служивших для них: о. Роману дал пять ен, иподиакону Моисею Кавамура три ены, двум певчим и пономарю по две ены.

Редактор Петр Исикава отправился в Одавара, где у него больная жена. Поручил ему сделать последнюю попытку убедить о. Петра Кано подать прошение о переводе его из Одавара. Если будет тщетна, придется вызвать сюда о. Петра и велеть ему подать прошение.

23 июля/4 августа 1899. Пятница.

В одиннадцать часов было в Соборе бракосочетание Гусарского гвардейского полковника Павла Павловича Воронова с Евдокией Алексеевной Старцевой. Полковник был в своей великолепной гусарской форме, невеста не менее великолепно одета была в белый атлас и цветы. Богослужение было — все чтение по–русски, пение по–японски. Со мною служили оо. Роман и Симеон, но только для торжественности, равно как диакон Кугимия, ибо эктении говорил Дмитрий Константинович Львовский. Новобрачные были, видимо, очень счастливы, и дай Бог соблюсти счастие сегодня на всю жизнь!

На Церковь дал полковник сто ен, на служивших японцев и певчих — пятьдесят ен.

Христиане из Каназава просят за Такеици — «не он–де виноват в разводе, а жена». Акила Ивата присоединяет свой голос к их просьбе. О. Симеон Мии тоже. — Если Акила еще язычествует, то о. Мии — совсем уж ровно ни на что не годная в подобных делах тряпка; больше не приберу названия для него. И тут же еще в своем письме о. Мии просит выслать в Каназава на катихизаторскую квартиру за восьмой месяц шесть ен, — деньги, которые уже были высланы, но промотаны Петром Такеици, за честность которого распинается о. Мии. Дураком его, о. Мии, кандидата богословия, назвать нельзя; младенцем назвать было бы уж слишком наивно. Одно: миссионер, не полагайся на японца, кто бы он ни был, а держи всегда ухо востро!

Фома Такеока, катихизатор в Цуяма, пишет, как у него умерла благочестивая христианка, как родные ее, язычники, добивались хоронить ее по–язычески, несмотря на ее завещание, как он едва–едва отстоял свое право отпеть и похоронить ее по–христиански. Нравоучение: хотя ныне и «заккё», и свобода религий, а смотрите, как теснят! — Длиннейшее письмо, видимо, назначенное для печати. В «Сейкёо—Симпо» и послано.

Илья Накагава из Иннай пишет, что бонзы там по поводу «заккё» оглашают местность проповедию: «Как скоро явится иностранец сюда, обращай и его в буддизм, потому что что же такое христианство пред буддизмом!! Да к тому же, какой иностранец знает веру!!»… К счастию для иностранцев, едва ли кому–нибудь из них удастся заглянуть в такую трущобу, как Иннай.